В минуты скверного настроения Гаврилов брал портрет дочери, который висел у него в каюте, и мысленно вел с ней беседу: «Вот ты какая выросла у меня красавица! Люблю я тебя, Варенька, за светлый ум и нежное сердце». Как-то у него зашел разговор с дочерью о войне, и он сказал, что все бои запомнились ему до мелочей. Варя легковесно заявила: «Время все постепенно стирает в памяти». Гаврилову было неприятно слышать это, потому что порой он будто наяву видел свой родной корабль, моряков на боевых постах. А те ребята, что погибли на море, живут в нем, в памяти Гаврилова, и всякий раз он не стыдится вспомнить прошлое, даже тот день, когда в первом бою у него дрожали руки и он никак не мог настроить акустическую станцию.
Гаврилов поставил портрет дочери на столик. «Эх, Варя, Варя! Как ты могла подумать, что я забуду побратимов по войне. Это было бы подлостью с моей стороны. На такое, дочь, не способен. Люди никогда не были для меня обузой. Будь по-другому, чем тогда жить... Ты права, Варюша, в одном — за себя всегда легче отвечать. Но я стремлюсь отвечать не только за себя, но и за своих подчиненных. Я — командир, у меня на плечах боевой корабль и люди. Вот Покрасов упустил в море «противника», а мне перед начальством ответ держать. Этого я не боюсь. Ты как-то называла меня строгим. Ты не ошиблась — я действительно строгий и дотошный человек. Но я должен быть таким, ибо люди на корабле разные, их жизнь — на моей совести. Тот же Покрасов... Если бы ты знала, Варюша, как порой мне тяжко с ним. Он мечтает быть командиром корабля, спит и во сне видит себя на мостике. Сам-то он еще не созрел для этого! Скажи ему об этом — обидится. Все дело в том, дочурка, что мы порой не умеем оценить себя, свои способности, а если кто обошел тебя, добился большего, у нас это вызывает чувство ревности. Нет, ты не подумай, что я не хочу, чтобы Покрасов стал командиром. Любого учителя рост ученика радует. Нечто подобное испытываю и я. Но я не хочу своего старпома водить за руку, тыкать носом то в одно, то в другое дело. Нет, истинный командир-учитель так поступать не станет, если, разумеется, он уважает себя. Словом, Покрасову не хватает пока силенок...»
Мысленный диалог Гаврилова с дочерью нарушил стук в дверь.
— Войдите!
Дежурный по кораблю доложил, что «Вихрь» вошел в бухту и начал швартовку.
— Спасибо, — поблагодарил командир дежурного офицера и, отпустив его, стал одеваться.
Щербатая луна косо глядела на землю, в ее бело-молочном свете было что-то грустное и печальное. Гаврилов неторопливо прошелся по кораблю, наблюдая за «Вихрем». На палубе хлопотали моряки, доносились их звонкие голоса. Наконец корабль застыл у причала. Луна освещала его мачту, и она казалась серебряной.
Гаврилов немного постоял на полубаке, потом сошел на причал и здесь стал поджидать комбрига. Медленно прохаживался вдоль причала, то и дело поглядывая на соседний корабль, не появится ли начальство. Но палуба оставалась пустынной, лишь у сходни нес службу командир вахтенного поста. И вдруг увидел — к нему кто-то идет. Вгляделся — Абрамов.
«Вот дьявол, что ему тут надо?»
— Товарищ капитан второго ранга, вас просят к телефону.
— Кто? Я же сошел с корабля... Уже час ночи, а кому-то вздумалось требовать меня к телефону.
— Москва просит, товарищ командир, — пояснил Абрамов, смущенный излишней строгостью. — Женский голос.
Гаврилов заспешил на корабль, боясь прозевать комбрига. По сходне он буквально бежал. Схватил потной ладонью трубку.
— Папа, это я, Варя, — услышал далекий голос. — Извини, но я раньше не могла к тебе дозвониться. Ты давно вернулся с моря? У тебя все хорошо?
— Да, Варюша, все хорошо...
— Наверное, за двоих трудишься? Игорь Борисович едет в отпуск.
«Почему ты о нем спрашиваешь, да еще называешь по имени и отчеству?» — хотел спросить Гаврилов, но вовремя спохватился, пояснив, что Покрасов еще не уехал, но собирается поехать к матери за своей малышкой.
— Отец, по твоему голосу я догадываюсь, что у тебя неприятности по службе?
— Да нет же, Варюша. Ты-то как там?
— Соскучилась по тебе, — весело щебетала Варя. — Маме привет. Я ей не дозвонилась. Она, наверное, спит. Да, знаешь, отец, я решила после окончания института ехать на работу в Мурманск или еще в какой другой заполярный город. У нас уже началось предварительное распределение. Желающих ехать на Север мало, так что мою просьбу комиссия удовлетворит. Ты, наверное, рад этому?
Решение дочери Гаврилову показалось странным. Раньше она говорила, что поедет куда угодно, только не на Север, где «солнце в рубашке и море скулит по ночам, как бездомная собака». Что произошло? И, уже не тая своих чувств, Гаврилов прямо сказал дочери, что для ее здоровья лучше подходит Крым.
— Нет, отец, я поеду на Север! — стояла на своем Варя. — Хочу быть там, где трудно. И потом, папочка, натура у меня романтическая. Я не смогу жить без полярного сияния, без метелей. И ты, пожалуйста, не сердись. У меня большая цель, понимаешь... Человечество в совокупности — это же вечный и буйный океан, и каждый из нас носит в себе каплю этого океана. Ты понял?
Что ж, пусть едет сюда. Все-таки чадо будет у него под боком. А там, глядишь, и замуж выйдет. И он весело ей ответил:
— Сама решай, где тебе жить и работать. В сущности, я рад, что ты выбрала Север. Очень даже рад. Напиши подробно, что и как. До свидания. Я тороплюсь.
Закончив разговор, Гаврилов сошел на причал и остановился неподалеку от «Вихря». Вскоре он услышал голос комбрига — басовитый, с нотками раздражения. Зерцалов шел по палубе в сопровождении капитана 2-го ранга Сокола.
— Моя строгость объективна, Александр Михайлович, — басил комбриг. — Я не сторонник резких выводов, но промах Гаврилова, позволю вам заметить, лично для меня удар. Да, это так, иначе не могу выразить свои чувства. Я верил ему, надеялся, а он оконфузил и меня и себя в глазах адмирала.
— Но ведь я же атаковал лодку, она не ушла? — донесся до слуха Гаврилова голос капитана 2-го ранга Сокола. — И та задача, которая ставилась на учении, нами выполнена.
— Ваших заслуг я не умаляю. К тому же у меня давно появились претензии к Сергею Васильевичу. Человек он требовательный, факт, но культуры этой самой требовательности у него маловато. Люди все видят, и если не жалуются начальству, то, видимо, не хотят его обидеть.
— А есть такие?
— Замполит Лавров...
На корабле пробили склянки, и Гаврилов не расслышал, что ответил комбригу капитан 2-го ранга Сокол. «Будь на его месте, я бы тоже не погладил по головке командира, допустившего на учении серьезный промах, — подумал он. — На нашем военном языке это расценивается как поражение. Ведь на море тоже есть свои герои и свои мученики. Так вот, еще вчера я чувствовал себя героем, а сегодня — мученик».
Капитан 1-го ранга Зерцалов сошел с корабля. Гаврилов шагнул ему навстречу, погасив папиросу и одернув шинель.
— Ты чего здесь? — удивился комбриг.
— Вас жду.
— Давно?
— С семи вечера. А где же адмирал?
— За ним прилетел вертолет. На «Вихре» он отобедал флотского борща с личным составом... Ну, а как вы?
— «Противник» попался нам шустрый, — несмело заговорил Гаврилов. — Обнаружить мы его обнаружили, а вот атаку не завершили. — Он умолк и со вздохом добавил: — Плохи наши дела. Я не знаю, как теперь смотреть в глаза адмиралу.
— Адмиралу глядеть в глаза тебе стыдно! А комбригу можно в душу наплевать, да?.. Я чувствовал, что на учениях вы сработаете с изъяном. Словом, ты, Гаврилов, бой проиграл. Знаешь, что о тебе сказал командующий флотилией?
Гаврилов насторожился.
— Хвастунишкой назвал.
— Вы-то знаете меня не первый день.
— Хотелось бы верить, — тихо обронил комбриг, глядя себе под ноги. — На совещании вы давали слово адмиралу? Давали! Выходит, ваше обещание пустой звук, да?
Гаврилов заикнулся о том, что поиск «противника» был им организован с учетом всех обстоятельств. Но комбриг резко прервал его:
— Не надо исповеди, Сергей Васильевич. Не надо. Как мы действовали на учении, адмирал сделал свои выводы. Если кто из ваших офицеров не выполнил своих обязанностей, ваше право наказать строго. Есть такие на корабле?
— Я все изложу в рапорте, — нахмурился капитан 2-го ранга.
— И не забудьте представить мне объяснительную записку, — официальным тоном сказал капитан 1-го ранга. — Изложите суть, а не детали поиска «противника». И пожалуйста, будьте самокритичны. Вам все ясно?
— Вы знаете, что я жаловаться не привык. Поэтому сразу оговорюсь: виновен во всем только я. Да, только я!
— Так ли? — насторожился комбриг, зная привычку Гаврилова не выносить сор из избы. — Есть люди, Сергей Васильевич, которые где надо и где не надо подставляют себя под удар. Короче, все грехи берут на себя. Мол, вот я какой герой! В нашем деле, как, впрочем, и во всяком другом, это явление весьма опасное. Надеюсь, вы это понимаете?
— Извините, но кого наказывать на корабле — это мое право. На «Ястребе» нет разгильдяев. Есть другие...
— Какие именно? — усмехнулся капитан 1-го ранга. — Мне просто необходимо их знать.
Но Гаврилов уклонился от прямого ответа, сказав, что еще сам должен во всем разобраться. Комбриг согласился с ним и спросил:
— Надеюсь, вы не забыли старпома «Бургаса»? Его хотели назначить командиром корабля, однако на учении он показал себя настолько беспомощным, что пришлось отказаться от его кандидатуры.
«Такой и ваш выдвиженец Покрасов», — едва не сказал вслух Гаврилов.
— Кстати, — спохватился комбриг, — уже два часа ночи. Идите отдыхать. Завтра в шестнадцать ноль-ноль вам и старпому быть в штабе соединения. Адмирал будет проводить разбор учений.
«Нет, уж я выложу ему все до конца, а уж потом пусть решает, прав я или нет», — подумал Гаврилов и решительно заявил о том, что хотел бы один прийти на разбор учений. Комбриг насторожился:
— Это почему же?
— Кому-то надо быть на «Ястребе», — уклончиво ответил Гаврилов. Он решил, что этим объяснением убедил комбрига, который не раз говорил, что при отсутствии командира его должен заменять старпом. — Я уже распорядился, чтобы Покрасов оставался на корабле.