госпитале операция была?
Петр ладонью прикрыл глаза. Ему так хотелось заглянуть матери в лицо, но он боялся прочесть в ее взгляде тяжкий упрек. Она торопливо рассказывала ему о своей поездке, о том, что, когда самолет пробил густые облака и пошел на посадку, ей стало дурно и пришлось глотать валидол...
— Я боялась, сынок, что больше не увижу тебя, — задыхалась от радости Мария Васильевна. — Сюда доставил меня на своей машине комендант города. Узнал, что к тебе приехала из далекого края, стал куда-то звонить, потом вызвал машину. Мы попили чайку и поехали.
Петр слушал рассказ матери и чувствовал, как виски опаляет чем-то горячим. «Ты обманул самого близкого человека! Подлец...»
— Небось ждал Катерину? — голос Марии Васильевны стал строгим и холодным. — Нечего ей тут делать! У нее есть Федор...
— Вышла замуж? — вырвалось у Петра. — Ты правду говоришь?
— Давно свадьбу сыграли, — пояснила Мария Васильевна. — Писала она по моей просьбе, чтобы душу тебе не травить. Твоя служба, сынок, требует душевного спокойствия. — И неожиданно добавила: — Пимен в самый аэропорт меня доставил, билет взял. Хоть и опалила его война, но душой не очерствел. — Мать подошла ближе к сыну, заглянула ему в лицо. — Похудел ты. Пулю доктора вытащили?
Слова матери вгоняли сына в холодный пот. Он хотел попросить ее помолчать, но никак не мог сказать об этом. Отлегло от души, когда мать взяла у двери черную сумку и достала из нее пахучие пирожки с вишней.
— Сама пекла, Петруся. Отведай домашних пирожочков.
— Мать!.. — выдавил сквозь зубы Петр и сник. — Мать... Я все придумал. Я хотел, чтобы она приехала. Прости меня, мама!
В глазах Петра заблестели слезы. Значит, из глубины души шли его слова. И так матери стало легко и радостно, что подошла к сыну и, глядя ему в лицо, прошептала:
— По совести надо жить, сынок! Вот как твой отец. Как твой командир... — Передохнув, добавила: — Катерина хоть и подарила свою любовь другому, но твоя судьба от этого не перекосилась. Девушку еще найдешь, только себя не потеряй.
Климов глядел на море, а видел перед собой мать. Глаза у нее сияли как два маленьких солнышка. Он вновь про себя повторил те слова, которые сказал ей: «Я все придумал. Я хотел, чтобы она приехала. Прости меня, мама».
Утром, перед уходом на соседний корабль, где флагманский специалист назначил занятия с акустиками, мичман позвал Климова к себе:
— Садись, Петр. Понимаешь, уйду я с корабля. Тебя решил рекомендовать на свое место. Что скажешь? — Голос у мичмана был тихий, с каким-то надрывом.
— Шутите?
— Я шучу, когда солнце светит и море тихое, — усмехнулся Демин. — Сейчас на море волна крутая. Не подведешь меня? Должность старшины команды ответственная. Но я в тебя верю. Специальность свою ты знаешь, правда, опыта еще маловато, но со временем все придет. — Мичман встал с банки и зачем-то подошел к открытому иллюминатору. В бухте гулял ветер, чайки с пронзительным криком носились над водой. — Ну, а если честно, не хочется мне покидать корабль. Но надо. Понимаешь, ситуация такая сложилась.
Климову невольно вспомнилось, как впервые пришел на корабль, как его встретил Демин. Мичман дружески пожал новичку руку, спросил, откуда родом, кто отец, мать... Вопрос о невесте Петру не понравился, и он грубовато парировал:
— Может, доложить вам, целовал я свою невесту или нет?
Демин после знакомства пригласил Климова в акустический отсек и включил свет.
— Вот и наша станция! — торжественно произнес он, снял с головы фуражку, повесил ее на крючок у самой двери. — Этой станцией я обнаружил не один десяток подводных лодок. Без моего доклада командир корабля ни разу не вышел в атаку на лодку. Видишь экран? Его надо умело «читать»...
Так началась служба Петра Климова на морской границе.
Спустя некоторое время он обжился на сторожевом корабле, ближе узнал мичмана, даже как-то в гости к нему ходил.
— У меня нет семьи, Климов, — признался подчиненному старшина команды. — Холостой я.
Климов удивленно заморгал ресницами. Как же так? Не год и не два служит мичман на корабле и не женат. Он намеревался узнать причины холостяцкой жизни своего командира, но Демин с улыбкой пояснил:
— Есть у меня девушка. Поеду в отпуск и непременно женюсь.
И действительно, мичман вскоре уехал домой, женился там, но жену почему-то с собой не привез. Вернулся на корабль грустный, опечаленный. Однажды, выбрав удачный момент, когда мичман был на посту один, Климов поинтересовался:
— Ваша Аня осталась дома грибочки собирать?
Демин вспылил:
— Тебе зачем это знать?
Климов понял, что наступил человеку на больную мозоль. После приборки мичман проверил боевой пост. Спросил, готов ли матрос в море.
— Вам, Климов, придется поработать над своей этикой. Советский моряк — это человек высокой культуры и горячего сердца.
— Я не знаю, что у вас на душе, — смущенно заговорил Петр, — но если из-за жены покинете корабль...
— Тебе сколько лет? — прервал Демин подчиненного. — Девятнадцать? Мне — двадцать восемь. Сколько можно холостяковать? Аня у меня ласковая, добрая, но жить на Севере не хочет. Видно, и мне пора на суше бросать якорь... Корабль, Петр, славен не нашими именами, — рассудительно продолжал мичман, — боевыми делами моряков. Так что служи честно на морской границе, чтоб наше дело на «Ястребе» было на должной высоте. Пора и тебе за все отвечать.
— Акустику я люблю, — загорелся Климов. — И вообще... Море, оно как живое. Слушаешь его глубины и диву даешься. В морской пучине кипит своя жизнь... Когда вы собираетесь в запас?
— Покажет время.
В тот день мичман побывал у командира.
— Садись, Василий Кузьмич, а то в ногах правды нет, — Гаврилов улыбнулся краешками губ, пристально посмотрел мичману в лицо, словно видел его впервые. — Что, небось конфликт с женой?
— Оно самое... — тихо отозвался мичман, покраснев. На душе стало горько и неуютно, и такая обида взяла за жену, что до боли закусил губы. — Аня добрая, все как есть для меня старается, а вот понятия о море не имеет. Говорит, любишь море и целуйся с ним, живи на Севере, где по улицам бегают белые медведи, а мне и в станице хмурый день кажется солнечным.
— Так и сказала?
— Факт, слово в слово! — подтвердил мичман.
— Умная, значит, она...
По лицу мичмана пробежала тень.
— Не понял вас, Сергей Васильевич.
— А чего тут понимать? — Гаврилов свел дужкой брови. — Жить у моря ей в тягость, почему же она должна сюда ехать?
— То есть как? — недоумевал мичман. — Я так считаю, где муж — там и жена должна быть. Любовь — это когда есть обоюдное согласие. Я так ей и написал.
— И как она?
— Требует, чтобы уволился в запас. Что ж, придется уходить... Сердцем чувствую — пока я на корабле, а Аня в станице — жизни семейной у нас не будет.
Гаврилов на это ответил:
— Ситуация у тебя, Василий Кузьмич, нелегкая. И все же крепенько подумай, прежде чем выбрать свой якорь. Я-то вижу, корабль и люди тебе по душе. По-моему, ты от своего счастья уходишь. Сам же говорил, что без моря круглым сиротой останешься.
— Не надо мне на душу перца сыпать, — взмолился мичман. — Думаете, мне легко рвать с морем?
— А ты не рви, — Гаврилову показалось, что настал тот момент, когда мичмана легко уговорить остаться на корабле, поэтому спешил высказаться. — Как ты можешь уйти в запас, если не подготовил себе достойную замену, если не все акустики умеют «читать» голос моря... Вот скажи, кто тебя заменит?
— Матрос Климов мог бы...
— Молодой еще, — сердито прервал мичмана командир. — На вахте теряется... Нет, Климову надо еще опыта набраться. Так что не торопись домой, все обдумай...
После этого прошло немало времени, но Аня так и не приехала. В одном из писем она даже упрекнула Василия в том, что он не любит ее. «Ты, Вася, не жди меня. Я не приеду на Север жить, если даже и останешься на службе. Видно, я тебе не нужна, ты не любишь меня, если не желаешь со мной считаться. И от этой мысли становится жутко. Что будет дальше? И мама моя переживает... Может, и вправду зря мы с тобой сошлись?..» Демин всю ночь не спал, а днем ходил по кораблю как очумелый. Отлегло на сердце, когда на другой день получил новое письмо от жены. «Вася, ты прости меня, я, кажется, погорячилась и написала тебе всякие глупости. Мне хоть и тяжко тут без тебя, но я верю, что ты любишь меня... Ну, а как ты поживаешь? Что решил? Пиши, когда наконец приедешь...»
«Оттаяла, должно быть, у Анюты душа, — решил Демин и спрятал письмо. — Но свое гнет...»
Теперь же он подумал о том, что надо ему съездить домой, повидать жену, серьезно с ней поговорить. Ему казалось, что это — единственный выход. Да, конечно, Аня ждет его...
После подъема флага мичман поспешил к командиру. В это время Гаврилов о чем-то беседовал со штурманом, дверь каюты была приоткрыта, и командир увидел его.
— Вы ко мне?
— К вам... — выдохнул мичман.
— По срочному делу?
— Очень даже срочному...
Гаврилов что-то сказал штурману, и тот ушел.
— Заходите, мичман, — пригласил командир.
Демин спокойно доложил свою просьбу.
— По семейным обстоятельствам, Сергей Васильевич, суток на пять? И я бы все уладил с женой. С ней бы и приехал. Разрешите, товарищ командир?
— Не могу, — хмурясь, отрезал Гаврилов. — Вот-вот начнутся учения. Нет, не могу...
Демин вышел из каюты командира в подавленном настроении. На верхней палубе он не заметил, когда к нему подошел Климов. Матрос остановился от него в двух шагах, молчит, смущенно пожимая пальцы.
— Что еще? — грубовато спросил Демин, сурово взглянув на акустика. — Опять небось на глубине голосят морские петухи?
— Я вам книжку одну достал... — доверительно заговорил матрос. — На «Витязе» у меня земляк служит, так у него взял. Про молодую жизнь да про любовь книжка. Вот она, — и он протянул ее мичману.
— «Что надо знать до брака и в браке», — вслух прочел мичман и усмехнулся. — Интересно, а? — Полистал книгу, задержал взгляд на одной из страниц, где говорилось о семейной жизни великого английского ученого Чарльза Дарвина, который прожил в браке 35 лет и воспитал семерых детей. Уже будучи стариком, он о своей жене написал: «Она — мое величайшее счастье. Она была моим мудрым советником и светлым утешителем всю мою жизнь». Демин закрыл книгу. — Сам читал?