Гаврилов встал и спокойно ответил:
— Так точно, товарищ адмирал!
Адмирал разрешил ему сесть, а сам взял со стола длинную тонкую указку, подошел к карте, висевшей на стене, напротив стола, за которым сидел командующий флотом, и стал излагать суть дела. «Ястреб», сказал он, находился в районе, где действовала одна наша атомная подводная лодка. Ей удалось скрытно форсировать противолодочный рубеж надводных кораблей, выйти в заданный квадрат. И в тот момент, когда лодка готова была произвести торпедный залп по крейсеру «противника», ее и обнаружил пограничный корабль. Его командир капитан 2-го ранга Гаврилов действовал весьма грамотно, искусно. Ему удалось загнать лодку на глубину и сорвать ее атаку. И как ни старался командир лодки уйти от преследования, ему это так и не удалось. Он ждал, вот-вот услышит взрывы гранат, имитирующих глубинные бомбы, и по условиям учения она должна была после этого всплыть на поверхность. А «бомбы» почему-то не рвутся. Что делать? Командир лодки понял, что наверху случилось какое-то замешательство, и он, не мешкая, поставил помехи, применил еще один сложный маневр курсом и скоростью и, чтобы окончательно уйти от преследования, — лег на грунт. Через несколько секунд акустик доложил о том, что шум винтов преследовавшего лодку корабля удаляется.
— Вот вам, товарищи, цена потерянных минут! — сурово подчеркнул адмирал. — Командир «Ястреба» умело произвел поиск подводного «противника», но успешно атаковать его не сумел и проиграл. В бою вы знаете, к чему такое приводит. Что вы скажете, товарищ Гаврилов?
Командир «Ястреба» встал, почувствовал, как у него запылали щеки, тяжелым взглядом окинул конференц-зал, словно кого-то искал, затем уныло согласился:
— Все было так, как вы рассказали, товарищ адмирал.
Слова Гаврилова насторожили Покрасова, сидевшего в дальнем углу зала. Несмотря на нелицеприятный разговор, который произошел у него с командиром утром, он сочувствовал Гаврилову, даже жаль было его. Правда, до начала совещания он хотел подойти к нему и извиниться за свою горячность в разговоре о дочери, но решил это сделать на корабле, когда вернутся. Теперь же он смотрел на командира затаив дыхание, — что тот скажет? Но Гаврилов молчал, видимо, напряженная тишина, воцарившаяся в зале, тяготила его.
«Открыл бы свои карты, и делу конец, — думал Покрасов. — Если я дал маху, так и говори, чего резину тянуть?»
— И все же, командир, нам бы хотелось знать, почему вы безуспешно атаковали лодку? — подал голос командующий флотом.
Сидевший рядом с ним комбриг Зерцалов словно бы в шутку заметил:
— Пощадил Гаврилов лодку, потому что у него сын Игорь служит на ней акустиком.
Гаврилов весь напрягся. Шутка комбрига не ободрила его, наоборот, тисками сжала сердце. Верно, сын его подводник, но какое это имеет отношение к учениям? Кажется, об этом подумал и адмирал, потому что, глядя в его сторону, сказал:
— Не стал бы командир корабля ради сына щадить лодку. Я был во время учений на этой подводной лодке и могу еще раз подтвердить, что поиск «противника» он провел блестяще. И хотя командир «Вихря» успешно атаковал лодку, его особых заслуг в этом нет: она вышла из заданного ей района, уклоняясь от цепких акустиков и грамотного командира «Ястреба». Вы, товарищ Сокол, согласны со мной?
— Мы атаковали ее, когда она находилась в другом квадрате.
— Уже по пути в базу, — обронил адмирал.
Взоры присутствовавших офицеров на разборе учений обратились на Гаврилова, который уже успел прийти в себя, собраться с мыслями. Наступила та минута, когда кончилась игра в слова и надо отвечать так, как диктует тебе совесть. «И чего я, собственно, топчусь на месте? — укорил себя Гаврилов. — Скажу все, как есть...» Но, поразмыслив, он все-таки не стал называть Покрасова виновником того, что случилось в море: по натуре Гаврилов не был жалобщиком и презирал тех, кто ходил и шептался по углам.
— Учение — это что-то вроде экзамена, кому какой билет достанется, — жестко и сухо произнес он. — Будем считать, товарищ адмирал, что я получил двойку. — И, боясь, что неубедительно прозвучали его слова, хотя сказал он их твердо, торопливо добавил: — Знания невозможны без опыта, без практики, а сам опыт, полагаю, не обходится без издержек. Почему произошел срыв? — голос Гаврилова стал глухим, но его твердость оставалась прежней. — Поначалу я решил, что лодка легла на грунт, но не подсказал старпому...
— Он помогал вам? — поинтересовался адмирал.
— Разумеется, — быстро ответил Гаврилов. — Однако нас перехитрил командир лодки. Да, «Ястреб», по существу, упустил подводного нарушителя границы, это не делает нам чести. Но даже и теперь я хотел бы заметить, что успех на учении не из одних атак складывается.
— Истина, Сергей Васильевич, — адмирал улыбнулся широко и добродушно. — Иной поиск «противника» дороже самой атаки. Вот как ваш поиск. То, что лодка легла на грунт и этим избежала атаки, еще не означает, что экипаж ушел от поражения. Окажись в районе поиска каменистый грунт, и командир не смог бы отлежаться на нем. Подводные скалы не менее опасны, чем бомбы. Итак, подведем итоги, — громко и отрывисто продолжал адмирал. — Считаю, что проигрыш на учении товарища Гаврилова — проигрыш относительный, хотя, чего греха таить, упустить «противника» в такой обстановке может лишь тот, кто еще недостаточно созрел для большого дела, у кого нет твердых навыков в управлении кораблем в сложных повседневных и боевых ситуациях. Вы согласны, Сергей Васильевич?
— Так точно!
Адмирал разрешил ему сесть, однако Гаврилов продолжал стоять.
— У меня вопрос есть, разрешите? — Он, получив разрешение, подошел к карте. — Вы, товарищ адмирал, говорили, что находились на лодке, когда она скрытно форсировала противолодочный рубеж вот в этом районе. Лодка легла на грунт неподалеку от острова, так?
— Допустим.
— Тогда почему командир лодки грубо нарушил приказ? Ведь «противник», согласно условиям учения, в том месте, где она легла на грунт, выставил минное поле?
Адмирал согласился: да, там находились мины. Но командир лодки очертя голову не бросился в ловушку, он умело форсировал минное поле и оказался в выгодной ситуации.
— Так было, Максим Петрович?
С места поднялся седоголовый капитан 2-го ранга — командир лодки. Он горячо и всецело поддержал адмирала, но добавил, что еще перед учением вместе со старпомом и штурманом обсудил возможные варианты ухода от преследования надводных кораблей.
«Адмирал докапывается до всего», — отметил Гаврилов.
— Я хотел бы высказать кое-что, — между тем продолжал командир лодки. — У меня сложилось впечатление, что два разных лица действовали на «Ястребе». Один — опытный, мыслящий совершил поиск. Другой — горячий и пылкий — пытался нас атаковать.
«Не в бровь, а в глаз», — подумал Гаврилов, хотя от этих слов ему нисколечко не стало легче. Он мог бы сейчас сказать, что не он, а его старпом упустил лодку. Но это, как ему казалось, было бы расценено адмиралом, а может, и самим командующим флотом, не говоря уже о комбриге Зерцалове, как попытка уйти от ответственности. Покрасов в это время сидел как на иголках и рассуждал совсем иначе: «Нет, Сергей Васильевич, в проигрыше не ты, а я виноват. Ты обнаружил «противника» и наверняка успешно атаковал бы его, не сунься я со своей просьбой. Действовал я не лучшим образом. Появилось недоверие к акустику, а ведь он имел контакт с лодкой, хотя и докладывал, что эхо нечеткое, и тон его не менялся! Конечно же лодка была неподвижна, лежала на грунте. И все же акустику я не поверил: знал, что там находится «минное поле» и лодка туда не сунется. Мне бы следовало посоветоваться с вами, Сергей Васильевич, но этого не сделал. Я не знаю почему, но в ту минуту мне не хотелось к вам обращаться...»
Покрасов вдруг решительно поднялся с места и попросил дать ему слово.
— Пожалуйста, — согласился адмирал. — У вас есть вопросы?
— Командир лодки прав, — волнуясь, заговорил Покрасов, — когда сказал, что кораблем при поиске и атаке управляли разные лица. Он прав, товарищ адмирал. У него оказалось острое чутье... Так вот, один, опытный, мыслящий, совершил поиск — это капитан второго ранга Гаврилов. Другой, горячий и пылкий, не сумел успешно атаковать лодку — это я. Почему я не стал преследовать лодку, когда она ушла к острову, это же ясно. Там ведь «минное поле»...
«Мне тогда об этом не сказал», — огорчился в душе Гаврилов.
— Выходит, командир хотел вас выгородить? — бросил реплику капитан 1-го ранга Зерцалов.
Покрасов не удивился такому вопросу, только голос его стал вдруг глухим и недоброжелательным, хотя с комбригом у него были добрые отношения.
— Я этого не заметил.
По конференц-залу пробежал шумок, и Гаврилов услышал чью-то оскорбительную реплику: «Ясное дело, не хочет выставлять будущего зятя на позор». Подковырку Гаврилов пропустил мимо ушей, но когда адмирал попросил его подтвердить, так ли это, он нехотя поднялся с места.
— Было дело.
— Почему же вы об этом умолчали? — спросил адмирал.
— А что это изменит? Я — командир, с меня и спрос за все, что делается на корабле, и за всех, в том числе и за старпома. Ясно одно — корабль упустил лодку.
— В штабе мы во всех деталях обсудим этот просчет, — сказал Зерцалов. — И могу заверить вас, товарищ командующий, что выводы будут самыми серьезными. Ведь, по существу, «Ястреб» упустил нарушителя границы. А за это у нас спрос особый.
— И все же мне кажется, товарищ Гаврилов, что ваш старпом решил не рисковать, — заметил адмирал. — Командир лодки тоже знал, что есть «минное поле», но он сумел его форсировать. А вот товарищ Покрасов на это не решился. Как вы считаете?
Гаврилов ответил не сразу. Покрасов так и впился в него сухими глазами, затаив дыхание. «Он, видно, считает, что я струсил», — от этой мысли Покрасову стало жарко, он расстегнул воротник кителя.
А Гаврилов все еще размышлял. Конечно, промах Покрасова налицо. Но трусость ли это? Нет, Покрасов просто опоздал с маневром. Ему следовало бы атаковать лодку, когда акустики держали с ней надежный контакт. Это время он упустил, и «противник» улизнул. Об этом Гаврилов и сказал адмиралу.