— Вот что, — сухо остановил его генерал, — передайте дежурство другому. Кто там еще пришел, капитан Воронов? Ему и передайте. А я тем временем переговорю с командиром бригады пограничных кораблей Зерцаловым. Кто у них сегодня дежурит?
— Капитан третьего ранга Скрябин, — доложил Кошкин. — Я беседовал с ним. Дозорные корабли ночью ничего не обнаружили. Правда, за пределами территориальных вод появилось иностранное рыболовное судно, но вскоре скрылось.
«Оно-то меня и интересует, это самое судно», — хмыкнул генерал, но вслух ничего не сказал.
Пока Кошкин сдавал дежурство, Сергеев поднялся к себе в кабинет и, не мешкая, связался с Москвой. Это он делал всякий раз, когда требовала обстановка, и вовсе не потому, что хотел получить указания, как это нередко бывает с отдельными начальниками, которые боятся взять на себя всю полноту ответственности, а желал как можно скорее донести о случившемся своему начальству. В кабинете генерала Коврова не оказалось — было лишь начало девятого, и дежурный по управлению переключил телефон ему на дом. И вот уже Сергеев услышал знакомый голос:
— Слушаю вас...
«Не спит, значит, и не обидится, что я так рано его беспокою», — подумал Сергеев. И он подробно доложил о том, что случилось на берегу у рыбачьего поселка. После непродолжительной беседы с Ковровым Сергеев еще больше укрепился в мысли, что в указанном районе ночью мог высадиться агент — по этому поводу днями была ориентировка. Если это так, то встает вопрос — кто доставил нарушителя к нашим территориальным водам — судно или подводная лодка? И далее — какое задание получил у своих хозяев этот ночной пришелец? Так или иначе, размышлял генерал, агент вышел из воды в специальном комбинезоне...
«Чует моя душа, что нарушитель человек весьма опасный...»
Вернулся майор Кошкин, доложил начальнику управления, что дежурство сдал.
— Ладно, — одобрил генерал. — Едем.
Катер стремительно шел по воде. В заливе шныряли моторные лодки, у причалов разгружались сейнеры, вернувшиеся с промысла. Порт жил своей суетной, своей напряженной жизнью. Над судами и кораблями гомонили чайки, ветер катил белые гребни волн, и они глухо ударяли в борт катера. Сергеев и Кошкин были одеты в гражданское платье, на генерале — черное кожаное пальто и такая же фуражка, Кошкин успел прихватить серо-зеленый плащ, который уже не раз спасал его от дождя, а вот шляпу по недоразумению оставил в своем кабинете, и теперь голова, сколько он ни кутался в воротник, отчаянно мерзла на ветру.
Справа по борту остался небольшой островок. Глядя вперед по носу катера, Сергеев думал о том, что еще предпринять, чтобы нарушитель границы, если он действительно в эту ночь высадился на берег, не смог бы далеко уйти. Небезынтересным в этой истории было и другое. Имело ли отношение к происшествию иностранное судно, которое наблюдали морские пограничники, или это обычное, случайное совпадение? Многое относительно «чужака» еще следовало узнать. Надо связаться с оперативным дежурным Северного флота, возможно, наши корабли в этих местах и зафиксировали подводную лодку.
— Своего сына водил на пограничный корабль? — неожиданно для Кошкина задал вопрос Сергеев.
Майор, неотступно размышлявший о странном ночном пришельце, несколько смутился, но ответил просто:
— Не успел, Иван Васильевич. Старпом Покрасов обещал все устроить.
— Чего же к старпому? Иди прямо к Гаврилову. Сошлись на меня, и он покажет сыну корабль.
— Спасибо, Иван Васильевич. — Кошкин, сознавая, что говорить о прогулке на пограничный корабль сейчас неуместно, все же спросил: — Вы с ним знакомы?
— С командиром «Ястреба»? Еще бы! Я помню его лейтенантом. Смелый и опытный моряк, хотя несколько лет тому назад ему в службе не повезло. «Ястреб» едва не угодил на подводную каменную гряду. Крепенько досталось тогда Гаврилову. Другой бы сделал вывод: хватит рисковать, но Гаврилов — не такой!
— Это хорошо! — Кошкин пошире расправил плечи. — Должно быть, сильная натура.
Генерал надвинул на лоб кожаную фуражку, закашлялся, поймав порыв встречного ветра, бросил на майора жесткий взгляд.
— Тот, кто делает дело с оглядкой, высоту свою не возьмет! — отдышавшись, высказал генерал. — У каждого должна быть своя высота! Высота — это цель жизни. — Сергеев повернулся к майору, и в неверном свете тусклого дня Кошкин ясно разглядел не только его худощавое лицо, но и тонкие дорожки морщин. — Вам когда-нибудь приходилось плавать в легком водолазном скафандре?
Кошкин утвердительно кивнул, даже упомянул о том, что, когда бывает в отпуске на Черном море, где в Анапе живет его мать, частенько надевает ласты, трубку с резиновой маской и занимается подводной охотой. С аквалангом он тоже плавал, но дело это неудобное — на спине висят воздушные баллоны, и их груз ощущать на себе неприятно.
— Ясное дело! — Сергеев улыбнулся. — Тогда вам и карты в руки. Считайте: вы уже начали вести расследование.
— Надо попросить флотских водолазов осмотреть подозрительное место, — предложил Кошкин.
Алентьев все это время держался в стороне и в их разговор не вмешивался.
Катер острым носом рыхлил воду. Сергеев в глубокой задумчивости стоял у леерной стойки. Под глазами у него темнели густые тени. Думал он, должно быть, о чем-то далеком и сокровенном, потому что смотрел на море грустно, даже с какой-то болью в глазах. «Наверное, вспомнил войну», — решил майор. И он не ошибся. В годы войны Сергеев служил на Северном флоте в особом отделе. Ему не раз приходилось на кораблях выходить в море. Он не только видел, как отчаянно, мужественно сражались военные моряки, но и сам нередко брал в руки оружие. Так было и во время десантной операции североморцев на мыс Пикшуев. В рукопашной схватке гитлеровцы бросились на лейтенанта Сергеева, пытались взять его живым. Но моряк не растерялся, кинул гранату, а потом с криком: «Бей гадов!» — рванулся сквозь дым в блиндаж и с ходу одного за другим поразил штыком двух фрицев. Позже командующий флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко вручил ему орден Красного Знамени.
— Видишь вон тот островок вдали? — спросил Сергеев Кошкина. — Там я был ранен во время налета вражеской авиации. Бомба угодила в тральщик, ему разворотило всю корму, но моряки до последнего боролись за живучесть корабля. И выстояли.
Из-за пепельных туч выглянуло полярное солнце. Вокруг сразу посветлело, вода заискрилась, будто море осветилось изнутри. Мичман повел катер к деревянному причалу, на котором уже поджидал судно полный мужчина в сером плаще и такой же кепке. Майор Кошкин узнал в согбенной этой фигуре бухгалтера колхоза Горбаня; тот курил и смотрел в их сторону, закрывая лицо от ветра.
Мичман застопорил ход, катер носом клюнул воду и правым бортом пришвартовался к причалу. Все трое сошли на берег. Горбань встретил гостей приветливо. Сергеев поздоровался и, щуря карие глаза, спросил:
— А что, председатель колхоза в отпуске?
— Да. За него остался Кречет. Он вот-вот будет. — Горбань обернулся, и все увидели, что к ним шел бригадир. Генерал первым пожал Кречету руку, улыбнулся:
— Постарели мы с вами, Василий Петрович. Старость — не радость.
— Ничего не поделаешь, — скупо усмехнулся Кречет. — Годы летят как журавли.
— Пограничники что, ушли? — спросил Сергеев.
— Да. Они осматривают противоположный берег.
— Покажите-ка нам следы на земле, — попросил генерал.
— Во-о-он там, — Кречет кивнул в сторону берега. — Следы появились ночью. Овчарка взяла след, но у берега, напротив полузатопленной баржи, заскулила — следы обрывались, видно, нарушитель ушел на другую сторону.
Они подошли к указанному месту, и Кречет показал генералу полуразмытые у кромки и хорошо различимые вдали от воды вмятины от резиновых сапог. Сергеев подозвал к себе капитана Алентьева:
— Зафиксируйте следы.
Капитан открыл чемоданчик, ловко приготовил раствор из гипса и залил им четко отпечатавшийся след.
— Хорошо, — одобрил генерал и взглянул на Кречета. — Скажите, Василий Петрович, как по-вашему, почему нарушитель выходил здесь на берег, если потом укатил на другую сторону залива?
— Ясное дело, его кто-то вспугнул, — вмешался в разговор бухгалтер колхоза Горбань.
Майор Кошкин сделал ему замечание:
— Тарас Иванович, а вас пока не спрашивают, так что помолчите, пожалуйста.
Горбань огрызнулся затаенной обидой:
— Примечать я стал, Федор Герасимович, что вы на меня коситесь с тех пор, как не смог дать вам свою моторную лодку на охоту. Так ведь в ту памятную ночь я сам ходил на остров. Ягоды с женой там собирал... Вы уж не таите на меня обиду. Мне и так в жизни выпало немало горьких дней, да и на войне лиха хватил вдоволь. Василий Кречет — мой боевой друг — может подтвердить, как мне тяжко бывало на войне.
Кошкин поспешил успокоить бухгалтера:
— Помилуй бог, Тарас Иванович, упрек несправедливый. Вы и не обязаны давать мне моторку. Лично у меня к вам претензий нет.
— А у меня есть, — прервал их разговор Сергеев. — Скажите, куда мог деться нарушитель? Где мог укрыться? Не в той ли барже, что наполовину затоплена?
Горбань, спеша принять шутку генерала, просиял:
— Не иначе, ушел куда-то чужак. Здесь ведь ему — не в гостях. А в трюмах баржи давным-давно крабы живут. Им там житье вольное. — Горбань пожаловался, ища сочувствия: — Давно прошу портовое начальство убрать с глаз долой эту лохань, да все руки, видать, у них не доходят...
Пока Горбань говорил, Кошкин внимательно рассматривал следы. Да, они обрывались у самой воды, видно, и вправду нарушитель перебрался на другой берег.
— Значит, вы полагаете, Василий Петрович, что человек вышел из воды примерно около часа ночи? — спросил генерал.
— Может, и ошибаюсь, но примерно в это время. — Кречет легонько тронул черные усы. — Прилег я на диване, а сон никак не шел. Ну, с полчаса почитал журнал, потом выключил свет, думаю, удастся задремать. Какое там... В это время слышу, чьи-то шаги шуршат во дворе. Решил, сторож наш вышагивает, да вспомнил, что у него заболела жена и я отпустил его домой, а сам решил приглядывать за хозяйством. Тог