Капитан 2-го ранга пожал плечами, не высказав особой радости по поводу предложения комбрига.
— Мне все равно сидеть на корабле. Но людям надо помыться в бане, кое-что получить на складах, и опять же кончились продукты. Но если будет приказ, корабль выйдет в море.
— Ладно, — согласился капитан 1-го ранга, — пусть твой экипаж денек-два отдохнет, если, конечно, на участке все будет спокойно. А на службу мы пошлем «Вихрь». Как вы, Иероним Петрович? — Зерцалов взглянул на начальника штаба. Тот тряхнул черным, как смоль, чубом, аккуратно причесанным на пробор. Коротко молвил:
— Согласен.
Зерцалов посмотрел на часы — время обеда. Он пригласил в береговую кают-компанию и Гаврилова, не без улыбки пошутив:
— Пойдем, поешь с начальством, тогда будешь мягче переносить критику.
За обедом вновь зашел разговор о прошедшем учении, о подводной лодке, которая сумела-таки уйти, не дав себя атаковать. Начал этот разговор флагштурман Скрябин.
— Тут, если желаете знать мое мнение, скажу: кто хитер, тот и победил, — весело заявил он, тронув свою кучерявую бородку. — Не так ли, Григорий Павлович?
Капитан 1-го ранга Зерцалов отодвинул тарелку в сторону.
— Я бы сказал так — хитрость, помноженная на смелость и решительность. — Зерцалов помолчал, как обычно замолкает человек, который приготовился рассказать что-то глубоко личное, связанное с его службой. Так подумал Гаврилов, и он не ошибся. — В войну я служил на Балтике, — продолжал капитан 1 -го ранга. — И вот такая вышла у нас история. В июле сорок четвертого года наши малые охотники несли противолодочный дозор у северного выхода из пролива Бьеркезунд. Катер «МО-304», которым командовал смелый и отчаянный старший лейтенант Аникин, был торпедирован, и виноват в том, что случилось, командир. Акустики услышали шум винтов лодки и доложили Аникину. Тот произвел поиск, но лодке удалось скрыться. Катер вернулся на дозорную линию и лег в дрейф. А через полчаса раздался взрыв. Лодка выпустила по нашему кораблю две торпеды, одна попала в катер, а другая взорвалась у берега. Моряки и береговые наблюдатели обратили внимание на такую деталь: перед взрывом катера и взрывом у берега на поверхности моря не было никаких признаков идущих торпед, они не оставляли за собой пузырчатого воздушного следа. Стало ясно — фрицы применили какие-то новые, необычные торпеды. Лодкам удалось взорвать еще два наших корабля. Когда об этом доложили командующему Балтийским флотом адмиралу Трибуцу, он рассердился — как это так случилось, что катерам не удалось обнаружить лодки? Он приказал во что бы то ни стало уничтожить хотя бы одну фашистскую лодку, потом поднять ее и узнать секрет устройства новых торпед. Я в то время плавал на катере «МО-103» рулевым, а командиром был у нас гвардии старший лейтенант Александр Петрович Коленко. Ему-то, нашему командиру, здорово повезло...
— Что, уничтожил лодку? — опережая события, в нетерпении спросил капитан 3-го ранга Скрябин.
— А ты слушай дальше и не подгоняй меня, — нестрого одернул его комбриг. — Так вот наши малые охотники сто три и сто пять вышли в дозор. Было это утром тридцатого июля. Ну, только легли в дрейф, как фашистская лодка выпустила торпеду по сто пятому. От взрыва катер разломился пополам и тут же, на наших глазах, затонул. Спаслись лишь шестеро моряков, которых мы подобрали на борт. Весь день мы простояли в северной части пролива Бьеркезунд. Уже вечерело. И вдруг акустик обнаружил шумы подводной лодки. Он тут же доложил командиру: «Подводная лодка слева пятнадцать, семь кабельтовых!» Тут уж наш командир Саша Коленко, как мы любовно называли его, вмиг сообразил, что надо делать. Прошли какие-то секунды, и катер сбросил на лодку большую серию глубинных бомб...
— Попали? — на этот раз не удержался от вопроса Гаврилов; он даже перестал есть, во все глаза глядя на комбрига.
— Еще как попали! — улыбнулся капитан 1 -го ранга. — На поверхность воды всплыли матрацы, подушки. И вдруг кто-то крикнул: «Люди! » Все увидели барахтавшихся в воде шестерых немецких моряков в спасательных жилетах. Мы подняли их на борт, и что вы думаете? Среди них оказался командир подводной лодки капитан-лейтенант Вернер Шмидт. Пленных мы тотчас же доставили в Койвисто. На допросе они дали ценные сведения. Выяснилось, что нами была потоплена новейшая подводная лодка гитлеровского военно-морского флота с бортовым номером двести пятьдесят — «У-250». Вот так! Подняли ее на поверхность моря с помощью надувных понтонов в сентябре сорок четвертого года. Пленный Вернер Шмидт лично открывал ее люки и горловины, ибо, как он сам показал еще на допросе, лодка была заминирована. Были на лодке и несколько новейших торпед Т-5. Эти торпеды были электрическими, бесследными, самонаводящимися и акустическими. Следовало в короткий срок разоружить торпеды, разгадать их секреты, узнать их устройство. Сделать это было нелегко, так как на торпедах стояли самоликвидаторы. Кстати, новыми самонаводящимися акустическими торпедами гитлеровцы потопили несколько английских судов и кораблей. И когда англичане узнали, что у нас есть такие торпеды, они стали просить прислать им хотя бы одну...
Далее Зерцалов рассказал о том, что, как потом выяснилось, Уинстон Черчилль по поводу этих самых акустических торпед обратился 30 ноября 1944 года с личным и строго секретным посланием к И. В. Сталину. «Адмиралтейство просило меня обратиться к Вам за помощью по небольшому, но важному делу, — писал глава английского правительства. — Советский Военно-Морской Флот информировал Адмиралтейство о том, что в захваченной... подводной лодке были обнаружены две германские акустические торпеды Т-5. Это единственный известный вид торпед, управляемых на основе принципов акустики, и он является весьма эффективным не только против торговых судов, но и против эскортных кораблей. Хотя эта торпеда еще не применяется в широком масштабе, при помощи ее было потоплено или повреждено 24 британских эскортных судна, в том числе 5 судов из состава конвоев, направляемых в Северную Россию... Изучение образца торпеды Т-5 было бы крайне ценным для изыскания контрмер. Адмирал Арчер просил советские военно-морские власти, чтобы одна из двух торпед была немедленно предоставлена для изучения и практического испытания в Соединенном Королевстве...»
— Насколько я знаю историю, торпеда так и не была послана? — спросил начальник штаба.
— Совершенно верно, торпеды в результате бомбежки лодки были немного повреждены и транспортировать их было опасно, — пояснил комбриг. — Англичанам разрешили прибыть на Балтику, и вместе с нашими военными моряками они разобрались в устройстве этих торпед. Да, а наш командир катера был награжден орденом Красного Знамени. Вот так, Сергей Васильевич. Он проявил не только военную хитрость, которую вы столь высоко цените в ваших подчиненных, но и смелость, и решительность при атаке подводной лодки.
«Опять он меня уколол, видно, все еще сердит из-за той лодки», — невольно отметил про себя Гаврилов. А вслух сказал:
— Мне ясно и другое — море таит в себе массу всяких тайн, и познать их может лишь тот, кому само море не в тягость.
— Что ж, в этом я согласен! — воскликнул Зерцалов. — Ну, а теперь прошу вас, Сергей Васильевич, ко мне в кабинет. Через час к нам прибудет генерал Сергеев и майор Кошкин. Есть у них к нам важное дело...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Кречет остановился у дома Горбаня, отдышался. Еще издали он увидел, что дверь в коридоре дома была открыта, стало быть, хозяин дома. Уже вечерело. Воздух был холодный и сырой. Все небо укутано черными свинцовыми тучами. Вот на крыльце появился и сам Горбань. Высокий, сутулый, в сером пиджаке, без фуражки. Он ополоснул у рукомойника руки, стал вытирать их белым махровым полотенцем.
— Добрый вечер, Тарас, — окликнул Кречет друга, подходя к крыльцу. — Я к тебе. Примешь гостя?
Горбань пожал ему руку, заулыбался.
— Какой ты гость? — воскликнул он. — Эх, Вася... Ты мой закадычный друг. Мой дом для тебя — родная берлога, не так ли? — Он добродушно похлопал Кречета по широкой спине, добавил: — Заходи, Вася. Правда, у меня тут в комнате большой аврал, но не беда. Ирины моей нет, уехала в город кое-что купить. Садись, Вася. Может, рюмочку тебе налить? У меня есть пшеничная.
Кречет отмахнулся:
— Я уже малость выпил. Отпуск мой обмывали. Да зря. Не еду я, Тарас, на родину.
— Почему? — удивился Горбань, широко раскрыв глаза.
— Сердце прихватило. Пришлось пилюли глотать. Сходил к врачу. Долго смотрел меня, а потом изрек: не волноваться, сидеть дома и пить лекарства. Вот так, Тарас.
Горбань обрадовался, но вида не подал.
— А я вот в Москву собираюсь. Ирина просит на зиму шубу достать. В Москве это дело я быстро обтяпаю. Там все есть — абы гроши были.
Кречет тужил о своем:
— Понимаешь, ехать мне надо. Мать давно не видел. Но не стану же я советом врача пренебрегать. Я еще жить хочу. — Кречет оглядел комнату, где барахло было свалено на диване. И вдруг... Что это? Он поднял с пола фотокарточку. На ней была заснята та самая комната, где его допрашивали фашисты. Кречет узнал бы ее из тысячи других. Вот широкий дубовый стол, на котором он лежал без сознания, а его все били и били шомполами. Вот кресло, на котором сидел гестаповец и басил: «Ты будешь корошо кушай, пей вотка...» Будто наяву Кречет услышал его наглый, самоуверенный голос. Все так, как было тогда в этой комнате. Только почему-то нет портрета Гитлера, висевшего над столом. Лицо Кречета покрылось капельками пота.
— Тарас, иди сюда, — голос его сорвался на крик, и это насторожило хозяина, который в это время хлопотал на кухне.
— Чего тебе?
— Иди сюда... что-то покажу, — Кречет едва произносил слова, хотя ему не хотелось выдавать свое волнение.
Горбань выпил стакан кефира, бросил в рот кусок черного хлеба и только тогда вошел в комнату. Кречет показал глазами на фотокарточку:
— Где ты ее взял?
— Я и сам не знаю, как она попала ко мне. Чья-то рыбачья халупа... Ну, чего ты весь побелел?