«То, что мне надо», — обрадовался Гельмут и, разменяв у девушки деньги, направился к кабине. В ней разговаривал высокий, с курчавой бородкой мужчина. В правой руке он держал трубку, а левой кончиками пальцев пощипывал свои пышные усы.
— Анюта, рыбка моя, у меня кончились деньжата, — басил он в трубку. — Я тебе тут кое-что купил. Шли сто. Целую, дорогая. Да, да, шли сто, если можешь, то двести, сама понимаешь, попал в цейтнот...
Вышел он из кабины веселый, на лбу блестели капли пота. Задел плечом Гельмута, но тут же извинился.
— Ну и парилка в кабине! — чертыхнулся он. — Правда, слышимость с Москвой — отменная. Будто рядом стоит моя Анюта, и я с ней калякаю... Слушай, — зацепил он глазами Гельмута, — пойдем со мной выпьем по кружке пива?
— Я тороплюсь, извините, — сухо ответил Гельмут.
Он вошел в кабину, наглухо закрыл дверь, повернулся спиной к стеклу, чтобы его лицо никто не видел. Торопливо набрал нужный номер, потом дал отбой и снова набрал и тоже дал отбой. И только на третий раз трубку он не положил. Ему ответил мужской голос.
— Это дом десять, ателье мужского платья? — задышал в трубку Гельмут. — С вами говорит заказчик. Я взял у вас пиджак, но он оказался мне велик, можно прийти в ателье послезавтра, в среду, в четыре часа и сдать вам этот брак?
— Вы ошиблись, — ответил мужской голос. — Это стоматологическая поликлиника. Если у вас болен зуб, мы готовы его вырвать.
— Извините, но зубы у меня целые... — И Гельмут положил трубку на рычажок.
Он уже шагнул к двери, чтобы выйти, но девушка окликнула его:
— Ну как, переговорили с Харьковом?
— Да, спасибо, слышимость действительно хорошая.
Он вышел на свежий воздух, немного успокоился. Андрей, видно, уже дома. Интересно, о чем они сейчас говорят с Феклой? Если Андрей чекист, то вряд ли он станет посвящать в свое дело эту бабенку, подумал Гельмут. Его тянуло туда, где был его противник. Интересно, как себя поведет Андрей? Конечно же станет спрашивать, где это он, Гельмут, задержался, почему опоздал на горячие пельмени, сделанные Феклой по-сибирски. Кстати, если он подсадная утка, то ходил бы по пятам. А может, и вправду он любовничает с Феклой? Тогда зачем выдал себя за ее брата? Какой у него расчет? Решил разжалобить меня, чтобы побольше выудить деньжат?.. Он шел медленно, размышлял, пытался найти ответы на все тревожившие его вопросы, но так и не находил.
Фекла открыла ему и тут же попрекнула:
— Где это вы, Петрас, пропадали?
«Ишь, стерва, как заигрывает», — со злобой в душе подумал Гельмут. Он натянуто улыбнулся, раздеваясь. За столом сидел Андрей и с аппетитом уплетал пельмени. По его лицу Гельмут понял, что он чем-то взволнован, у него подрагивали брови, лицо было напряженным.
— Ты где пропадал, Петрас? — наконец подал он голос. — Я хотел было уже посылать на розыски сестру.
Гельмут поглядел на хозяйку, спросил:
— Это правда?
— Я и сама забеспокоилась, — отозвалась Фекла. Она наложила в тарелку горячих пельменей, поставила на стол. — Садитесь, а то остынут.
— Я был на причале, — садясь за стол, ответил Гельмут. — Дышал морским воздухом.
Над столом, где они ужинали, висел красный абажур, купленный Феклой лет семь тому назад, еще когда она только вышла замуж. От его света у всех лица были бронзовыми. У Феклы к тому же по-доброму, ласково светились глаза. На ней была новая шерстяная кофта, волосы заплетены в две косы, щеки зарумянились, а глаза блестели как два уголька. Гельмут никогда еще не видел ее такой привлекательной.
— Это по какому случаю на столе вино? — спросил он, наливая себе рюмку.
Фекла улыбнулась краешками губ.
— Получку получила, — пояснила она. — На той неделе наш «Океан» выйдет из ремонта. Так что буду уходить в порт на рассвете, а приходить поздно.
— У меня отпуск тоже кончается, — подал голос Гельмут. — Поживу еще немного — и домой. Надо еще заехать в родной хутор. Ох и леса там у нас хвойные! Речка буйная, но вода в ней прозрачная, как роса на листике. Щуки, караси в ней водятся. Бывало, рыбачишь на зорьке, лес просыпается, наполняется щебетаньем птиц... — Он посмотрел на молчавшего Андрея. — Ну, а как у тебя дела? Работой доволен?
Андрей качнул головой, мол, доволен, и стал рассказывать о том, как с утра ходил на катере в Соленую падь. Эта небольшая, подковообразная губа находится в нескольких милях от маяка. Идти туда надо вдоль берега, когда прилив, вести катер не боязно, а когда отлив — из воды торчат острые глыбастые камни, можно напороться. В этот раз Андрею крепко досталось — с моря дул сильный ветер, нагонял крутые волны, и катер бросало как щепку.
— Чего там делал? — спросил Гельмут. Спросил так, для видимости, что заинтересовался, хотя сам изучал Андрея, стараясь понять, зачем он рассказал этот эпизод.
— Оленеводам свежую рыбу доставляли, а оттуда привезли в порт роженицу, — пояснил Андрей.
— Боже, я и забыла о телеграмме, — вдруг всплеснула руками Фекла и поспешила в свою комнату.
— Кому телеграмма? — спросил Гельмут.
— Тебе, — ответил Андрей. — Вчера принесли.
Фекла подала ему свернутый вчетверо листок. Гельмут вскрыл телеграмму и негромко прочел: «Мать тяжелом состоянии, выезжай немедленно. Будавас». Он свернул листок и глухо сказал:
— Надо ехать. Мать у меня сердечница, видать, крепко ее прихватило.
— А кто такой Будавас? — поинтересовался Андрей.
— Сосед наш. Сам он латыш, приехал на разработки леса, ну и поселился у нас на квартире. Когда я уезжал, просил его присмотреть за матерью. Так-то наши дела...
«Что там стряслось? Неужели главбух завалил дело и Старик вынужден был отдать приказ о моем отъезде? — И тут же новая мысль ужалила Гельмута: — Как же Старик? Неужели он решил один уходить на ту сторону?»
— Твой катер на ходу? — спросил он Андрея.
— Тебе куда?
— На остров, — Гельмут незаметно взглянул на Феклу. При этих словах улыбка на ее лице угасла, оно стало серым и каким-то настороженным. — На острове остались мои вещи, надо их забрать, потому как больше рыбачить там не смогу.
— Когда пойдем? — спросил Андрей.
— Чаек попьем и — на катер. — В глазах Гельмута блеснуло что-то холодное и злое.
— В ночь? — удивилась Фекла. — Нет, братец, сейчас идти на катере я тебе не разрешу. Ветер-то бесится, волны на море. И ночь хоть глаз выколи. И потом, пограничники запрещают выходить в море катером после захода солнца.
Слушая ее, Гельмут недоумевал: «Кто она ему, сестра или любовница? А может, и вправду они хотят выудить из меня побольше денег? — Гельмут передохнул. — Ладно, на острове у меня с ним будет разговор короткий».
— Ты не права, Фекла, — Андрей встал из-за стола. — Петрасу надо помочь. Я пойду с ним на катере. Постараюсь с пограничниками не встретиться.
Андрей заметил, что Гельмут взял свои вещи и даже чемодан, который все это время лежал в комнате под кроватью.
— Чемодан-то зачем?
— Кое-какие вещи уложить надо, — Гельмут надменным взглядом покосился на Андрея. — Ты в Соленую падь ходил на катере, а я на острове рыбачил. Почти весь день...
Фекла беспокойным взглядом проводила Андрея, ее мучило, что она так и не смогла переговорить с ним с глазу на глаз.
«Ладно, — сказала она себе, немного успокоившись, — Андрей не даст себя обхитрить».
Закрыв за ними дверь, Фекла прошла в свою комнату, устало присела на диван. И снова ее стали одолевать тревожные мысли — как там, на катере? Она поглядела на часы, висевшие над кроватью, — было начало десятого вечера. Видно, еще не скоро вернется Андрей.
«А все же начальство я пока не подвела и свою роль сестры Андрея исполняю справно», — подумала она.
В дверь кто-то постучал. Постучал тихо, робко, и она сразу догадалась, что это кто-то чужой. Встала с дивана, прошла к двери:
— Кто там?
— Свой человек, не бойтесь, — ответил ей негромкий голос.
Фекла открыла дверь. Перед ней стоял невысокого роста мужчина в черном пальто и серой фуражке, надвинутой на самый лоб. В руке у него был черный портфель. Он посмотрел на нее насмешливо. Цепко, словно старался запомнить ее румяное лицо, с золотыми сережками в ушах. Поздоровался с ней, сказал тоном, не терпящим возражения:
— Я хотел бы видеть Петраса Грейчуса. — Он поставил у ног портфель.
Фекла ответила, что Петрас ушел на катере на какой-то остров.
— Мой брат Андрей работает в порту рулевым, он его и повез, — пояснила она и после паузы спросила: — А вы кто будете?
— Так... один знакомый, — уклончиво ответил, мужчина. — Он что, скоро вернется?
— Вернется-то скоро, но сразу же уезжает домой, — усмехнулась Фекла. — Телеграмму получил, что мать тяжело больна. А на острове ему кое-что взять надо, потому как рыбачил он там днями... Да, а вы местный или откуда приехали?
— Все мы тут на Мурмане живем, — с усмешкой сказал мужчина.
Фекла упорно разглядывала его, а в голове вдруг трепетно забилась тревожная мысль: «Где я видела это лицо? Широкий лоб, круглые большие глаза, мясистый нос...» Она была взволнована его приходом и не знала, как ей поступить. Сам он не просился зайти в комнату, а она не осмелилась ему предложить. Наконец он сухо выдавил:
— Ладно, я пойду... — И подхватил портфель.
Фекла опомнилась, спросила:
— А Петрасу что передать?
— Скажите, что был гость...
Его тяжелые шаги глухо раздавались на площадке. Фекла прошла к зеркалу, взглянула на себя. «Похудела я за эти дни, осунулась», — грустно подумала она. И вдруг отчетливо вспомнила, где видела этого человека с широкоскулым лицом, холодными глазами. Майор Кошкин показывал ей фотокарточку, на которой и был запечатлен незнакомец, с которым только сейчас она разговаривала. Кошкин тогда спрашивал, не видела ли она где-нибудь этого человека. Сейчас Фекла подумала о том, что надо сообщить о нем майору. Она вынула из кармана пальто свою записную книжку, нашла телефон, который ей дал Кошкин, мигом оделась и в