— Откуда видно?
— Как же — откуда? — Покрасов усмехнулся. — У него же вся грудь в орденах и медалях! Вы что, разве не видели?
— И все?
— Шрам на груди. Осколок от бомбы кусок мяса вырвал. Он сказал, что этот самый осколок ему судьбу всю перепахал. Восхищался тем, как мы обезвредили нарушителя, нашли катер и человека, говорит, это что-то вроде подвига в мирные дни.
— Про минные дела небось тоже рассказывал? — спросил командир.
Покрасов отрицательно качнул головой:
— Нет, о минах речи не было.
— Странно! — воскликнул Гаврилов. — Я хотел его поселить в каюте штурмана, но когда он узнал, что старпом — бывший минер, тут же попросил поселить его к вам в каюту, говорит, я тоже в прошлом минер и нам будет о чем с ним потолковать. Да, странно...
— Товарищ командир, — раздался за спиной голос вахтенного офицера. — Вас просит на связь берег.
«Что еще?» — пронеслось в голове Гаврилова. Он торопливо включил выносной пост радиосвязи, взял трубку. Голос комбрига он узнал сразу. Был Зерцалов в настроении, сообщил, что, как только корабль отшвартуется, ему надлежит быть у генерала Сергеева...
— А теперь вот что, — гремел в трубке голос комбрига, и его слышал даже старпом, стоявший рядом. — Только звонили из Москвы. Тебе, Сергей Васильевич, присвоено воинское звание капитана первого ранга. От души поздравляю. Ну, а насчет моего предложения не забыл?
— Думаю... — тихо отозвался Гаврилов.
— Думай не думай, а дело, можно сказать, уже решено. Адмирал с моим предложением согласен. Так что поздно уже думать. Как там ветеран?
— Доволен кораблем, — доложил командир. — Успел подружиться с Покрасовым, живет в его каюте, так что они нашли общий язык.
— Добро. Буду вас встречать.
Трубка замолчала. Гаврилов выключил рацию, взглянул на старпома.
— Ну вот, теперь и я стал капитаном первого ранга, — улыбнулся Гаврилов. Подошел к старпому так близко, что тот увидел в его глазах добродушные искорки. — Кстати, о вашем рапорте я доложил комбригу.
— Какое он принял решение? — настороженно спросил Покрасов. Ему следовало бы поздравить своего командира с новым званием, но он поначалу растерялся, а теперь ждал, какова судьба его рапорта.
— Решение такое — я ухожу с корабля, а не вы, Игорь Борисович. Вам сдам дела.
— Мне?! — Покрасов почувствовал, как в один миг гулко и часто забилось сердце.
— Да, я так решил... Но последнее слово остается за комбригом. Думаю, со мной он согласится.
Покрасов в порыве радости схватил руку командира и сильно ее пожал.
Еще на подходе к пирсу Гаврилов увидел на причале черную «Волгу». Около нее стояли люди, и в одном из моряков он узнал капитана 1-го ранга Зерцалова. Едва корабль отшвартовался, как на пирс подали сходни, комбриг первым поднялся на борт.
— Товарищ капитан первого ранга... — начал было докладывать Гаврилов, но тот прервал его жестом руки.
— Знаю, чем занимался в море экипаж корабля. Ты скажи, где твой нарушитель?
— В каюте штурмана, товарищ комбриг. Там с ним мичман Демин.
— Давайте его в машину и сами поедете со мной в областное управление Комитета государственной безопасности. Нас там ждут...
В кабинете генерала уже были люди, когда сюда прибыли Зерцалов и Гаврилов. Двое в штатском, один — коренастый, в серой шляпе и черном пальто, у него черные, как смоль, усы и нежная улыбка; другой чуть выше ростом, тоже в шляпе и коричневом пальто, лицо серьезное, такая же серьезность была в его серых выразительных глазах. Четвертым был иностранец в сером пальто и фуражке. Начальник пограничного отряда сидел в углу и что-то писал в блокнот.
— Товарищи, прошу садиться, — сказал Сергеев и представил своих гостей. — Эти двое из Комитета государственной безопасности только прилетели из Москвы. Федор Васильевич, — и он кивнул на коренастого мужчину, — а этот, — он кивнул на другого, чуть выше ростом, — Федор Герасимович. Оба Федора, но по батюшке разные. А это иностранец, которого они привезли с собой...
«Значит, Федор Васильевич генерал, он тут старше всех», — подумал Гаврилов. С Федором Васильевичем он виделся в Москве весной, когда участвовал в работе совещания, правда, гость был одет тогда в генеральскую форму, гражданский костюм как-то старил его.
Иностранец смущенно вытянул свою длинную шею, на ломаном русском языке сказал с улыбкой на бледно-розовом лице:
— Теперь я видел, что попадай в общество военных людей...
Гаврилов растерянно смотрел то на иностранца, то на Федора Васильевича. Иностранец как две капли воды похож на Петера Колля, которого недавно сняли с рыболовного судна.
— Это турист из соседней страны, — пояснил Федор Васильевич. — Он приехал к нам в гости, но потерпел, как он сам сказал, «маленький аварий».
— Точно такого туриста мы задержали на судне, — удивился Гаврилов.
— Такой, да не такой, — возразил ему генерал в штатском. — Вы сейчас в этом убедитесь. Иван Васильевич, — сказал он Сергееву, — давайте сюда нарушителя.
У двери кабинета Петер Колль на секунду задержался, но когда услышал «проходите, пожалуйста», смело шагнул.
— Я есть иностранный подданный, Петер Колль и требую... — На полуслове он умолк, потому что в правом углу рядом с Зерцаловым увидел настоящего Петера Колля. Вмиг он побледнел, его охватило душевное оцепенение, он больше не мог и слова вымолвить.
— Значит, вы и есть Петер Колль? — подходя к нему ближе, спросил Федор Васильевич. — Что ж, это возможно. На словах возможно, а на деле получается другое. У нас есть еще турист, иностранец и тоже Петер Колль. Что же теперь делать? — Генерал подошел еще ближе и, глядя в его зеленые, как морская пучина глаза, резко сказал: — Вот что, Зауер-младший, хватит прятать свое подлинное лицо. Вы так и не дождались Фрица Германа, хотя он шел на встречу с вами. Наши пограничники задержали его...
— Вы лжете! — вскрикнул он, сжав пальцы в кулаки.
— Арестовали мы и Гельмута Шранке, — спокойно продолжал генерал. — Правда, он говорит, что не знает, кто вы, хотя назвал вашу кличку — Старик. Что, станете отрицать? — Генерал прошел к столу, сел. — Скажите, почему вы не появились на острове? Там Гельмут Шранке припрятал вам подводное снаряжение — маску, ласты, баллон с воздухом, гидрокомбинезон и прочее. Вы же бывший моряк бундесвера, умеете плавать под водой, даже совершать диверсии. Эх, Старик, Старик, плохо, однако, вы справились со своим заданием.
— Я Петер Колль!.. — И злая улыбка появилась на лице Зауера-младшего.
Генерал посмотрел на Сергеева:
— Ганс Вернер здесь?
— В соседней комнате.
— Приведите его сюда...
«Неужели и вправду они сцапали Вернера?» — с неприязнью подумал Старик. Однако он старался ничем не выдать своего волнения.
В кабинет ввели Ганса Вернера. Увидел он Зауера-младшего и негромко по-русски сказал:
— Этот человек — Старик! Я видел его Мюнхен...
— Эх ты, гадина! — злобно молвил Зауер-младший.
Сергеев успокоил их:
— Тише, господа, тише, вы ведь не у себя дома, а в Советской России...
Генерал посмотрел на подлинного Петера Колля и с укоризной молвил:
— А вы заявили в Министерство иностранных дел Советского Союза, что у вас в гостинице украли документы. Пошутили, да?..
«Волга» остановилась на причале. Зерцалов провел командира «Ястреба» до трапа, крепко и тепло пожал ему руку:
— Спасибо за все! Спасибо!.. У вас на корабле отличные моряки!..
И тут Зерцалов увидел ветерана. Он стоял у среза полубака и грустно смотрел в его сторону.
— Минуту, Сергей Васильевич, — обернулся Зерцалов к Гаврилову. — Это же Кольцов из Свердловска, директор завода. Тот самый, что по указанию Москвы находился на подводных лодках и побывал на «Ястребе». Я скажу ему два слова, потом поеду.
Зерцалов поздоровался с ветераном за руку. В его глазах он увидел печаль. Не знал комбриг, что за время пребывания на корабле жизнь ветерана вдруг переменилась, ему казалось, что она катилась под откос, а сделать что-либо, чтобы удержаться, он не мог. Правда, он бодрился, старался, чтобы его угнетение никто не заметил. Комбриг предложил доставить его в гостиницу, но ветеран решительно отказался.
— Я еще побуду на корабле, — угрюмо сказал он. — Я очень прошу вас разрешить мне это удовольствие. Потом все вам объясню, но сейчас дайте мне возможность еще подышать морским воздухом. Я очень вас прошу...
— Ну-ну, пожалуйста, — смутился комбриг, не понимая, почему ветеран так привязался к «Ястребу». Видно, нелегко ему жить вдали от моря. И еще комбриг подумал о том, что, когда ветеран зайдет в штаб, надо подарить ему бескозырку и тельняшку. На память.
— Ладно, до встречи, — улыбнулся Зерцалов. — Жду вас к себе в гости. Добро?
Утром, едва проснулось море и над стоявшими у причала кораблями заголосили чайки в поисках добычи, ветеран вышел на верхнюю палубу. Из-за серых угрюмых сопок выкатилось рыжее солнце, холодное и какое-то тусклое. Мысль о том, что сегодня он уезжает, навсегда покидая этот корабль, где прожил несколько дней, бросила его в холодный пот. «Неужели я больше не приеду на Север?» — подумал Борис Петрович, и от этого у него больно сдавило грудь. Только не раскисать, сказал он себе, не выдать своих переживаний.
С моря дул свежий ветер, но ветеран лицо не прятал, брызги освежали его, хотя было прохладно. С мостика сошел штурман Озеров, поздоровался с ветераном.
— Вы собрались в дорогу? — спросил он.
— Пора, — опечаленно вздохнул гость. — Дома семья ждет... Я очень доволен, что побывал на море, увидел ребят, своих преемников по боевым традициям. У меня такое чувство, будто я что-то здесь потерял.
Штурман осторожно осведомился:
— Может, кто обидел вас?
— Меня-то? — ветеран усмехнулся. — За что меня обижать? — Но тут же его полное лицо сделалось серьезным. — Да, война... В сорок четвертом меня еле живого в госпиталь привезли. Врач попалась душевная, все страдания мои приняла на себя, выходила меня как младенца. Я ей жизнью обязан. А вот Покрасов этого не понял...