— Требовательность, знаешь, должна не просто провозглашаться, а реализовываться в конкретные дела. — Комбриг остановился напротив Гаврилова. — Это означает уметь затронуть в человеке определенные струны, влияющие на психологическое состояние. — Он перешел на официальный тон. — И еще позволю напомнить вам, товарищ Гаврилов, что требовательность должна быть аргументированной. Однако случай с боцманом свидетельствует об обратном.
— В жизни, как в игре или в спорте, — у каждого свой соперник, — шумно выдохнул Гаврилов.
— Да, у каждого свой соперник, — вынужденно согласился комбриг. — Но не каждый выигрывает. А мы с вами для того и служим на кораблях, чтобы выигрывать! В нашем деле проигрыш — цена большая, и жаль того, кто этого не понимает. Скажу больше — порой мне становится не по себе, когда слышу критику в ваш адрес. Да, да, и, пожалуйста, не удивляйтесь, ибо ваше дело — это и мое дело. Это значит, что лично я еще не воспитал и не обучил вас должным образом. Хоть это вы понимаете?
Гаврилов промолчал, хотя в душе у него бушевал шторм. Комбриг почувствовал это и теперь уже не знал, как смягчить разговор, ибо вскоре предстояли учения совместно с кораблями Краснознаменного Северного флота, а ему хотелось, чтоб Гаврилов вышел в море не в подавленном состоянии. Он решил заговорить с ним мягче, но Гаврилов опередил его.
— Вот вы насчет требовательности говорили, — начал он медленно, не глядя на комбрига. — Выходит, вы обсуждаете мои действия?
— Выходит, обсуждаю, — улыбнулся комбриг.
— А как же быть с приказами, разве их положено обсуждать? — На лице Гаврилова появилась и тут же исчезла хитроватая усмешка.
— Приказы вышестоящих начальников — да, не обсуждают, а вот ваши распоряжения и особенно случаи неуважительного отношения к людям можно и должно обсуждать. И не только обсуждать, но и давать им бой!
«Ловко он меня нокаутировал», — чертыхнулся в душе Гаврилов. А комбриг тем временем перешел на разговор о предстоящем учении.
— Хотел бы дать вам один совет, Сергей Васильевич, — лицо комбрига посуровело. — Будьте осмотрительны, обеспечьте безукоризненную работу материальной части. Срыв-то у вас уже был...
Гаврилов посмотрел Зерцалову в лицо. Зачем, зачем он так напрямую, в лоб вспомнил про старое?..
— Да, был срыв! И что же? Неужели вы полагаете, что если я сорвался однажды, то должен отказаться от самостоятельных решений? Нет, срыв лишь озлил меня, озлил по-хорошему. Я до мелочей помню тот выход в море и швартовку. Я тогда просто не рассчитал. Отдал левый якорь чуть позже положенного времени, ветер развернул корабль, и я ударился кормой в причал, не отработав вовремя машинами. Мне тогда крепко всыпали, — глухо продолжал Гаврилов. — Я сделал из этого выводы...
— Но я же вас предупреждал? — прервал горячую речь Гаврилова капитан 1-го ранга. — Советовал вам. Но вы не вняли ни моему голосу, ни голосу разума. Почему, скажите?
— Возможно, другой бы ухватился за ваш совет, а я — нет. Вы спрашиваете почему? Отвечу — не хочу быть слепым исполнителем. Сами же говорили, что командир должен чувствовать себя хозяином на ходовом мостике, уметь выполнять любой свой маневр. А как я могу выполнить ваш совет, если не уверен, что он точен?
На лицо комбрига набежала тень. Он дотянулся до сигарет, нервно щелкнул зажигалкой, закурил.
— Я мог бы отстранить вас от управления кораблем, — сердито выговорил он, — но этого не сделал.
— Пожалели? — Гаврилов впился в него взглядом.
— Нет, — Зерцалов смахнул с сигареты пепел в черную массивную пепельницу. — Жалость я считаю слабостью характера. Не отстранил вас потому, что верю в ваши командирские качества. Не скажу, что срыв обрадовал меня. И адмирал был зол на вас, даже намекал — не понизить ли вас в должности. Но мне удалось убедить его не делать этого. И если я говорю с вами прямо, то делаю это из желания помочь вам.
— Благодарю вас, — слегка наклонил голову Гаврилов. — Но могли бы и не защищать меня перед адмиралом.
— Да? — пронзил острым взглядом Гаврилова комбриг. — А еще что посоветуешь? — Он перешел на «ты», и Гаврилов вмиг сообразил, что больше ругать Зерцалов его не станет, и от этого на душе стало веселее. — Я стараюсь защитить офицера, который споткнулся. — Зерцалов посмотрел на часы, потом поднялся из-за стола. — Нам пора ехать к генералу Сергееву. Он просил меня взять с собой и опытного командира корабля. Мы с начальником штаба остановились на вашей кандидатуре. Сергееву нужен как раз такой, как вы, опытный и смелый командир. Не слепой исполнитель, как ты изволил тут выразиться.
Гаврилов встал, считая разговор оконченным, одернул тужурку.
— Спасибо за доверие.
Гаврилов невольно подумал, зачем понадобился генералу, но комбрига об этом не спросил, хотя его так и подмывало задать вопрос. И только когда они прибыли в управление и стали неторопливо подниматься на второй этаж, где находился кабинет Сергеева, он тихо спросил:
— Видно, речь пойдет о том нарушителе границы?
Зерцалов уклонился от прямого ответа, хотя прекрасно знал, зачем их пригласили, ибо он и начальник политотдела морской бригады капитан 1-го ранга Василий Карпович Морозов держали тесную связь с областным управлением КГБ, а не так давно и сами принимали участие в совещании, на котором речь шла об усилении охраны границы Севера. Генерал Сергеев, выступая с докладом, отметил и по-должному оценил ратный труд морских пограничников. «Я не скажу, что в детстве меня влекла романтика моря, — говорил он с трибуны. — Но, пожив на Севере, увидев суровую красоту побережья и морские просторы, полюбил море, людей, несущих свою тяжелую службу по охране морских рубежей. В годы войны здесь, на Севере, гитлеровцам так и не удалось продвинуться дальше шестьдесят девятой параллели. Я смею утверждать, что и теперь морские пограничники готовы в любой момент пресечь все вылазки врага, если он рискнет или попытается нарушить наши границы. Нас очень радует, что личный состав морской пограничной бригады, которой командует капитан 1-го ранга Зерцалов, бдителен, люди и в мирные дни совершают подвиги. Вспомним хотя бы тот эпизод, когда мичман Демин со сторожевого корабля «Ястреб» обнаружил чужую подводную лодку на предельной дистанции, надежно поддерживал с ней контакт до прибытия кораблей флота. И не зря его наградили медалью».
Гаврилов невольно подумал: да, мичман Демин мастер своего дела, жаль, что уходит с корабля. А может, еще раздумает?
— Я прошу вас, Сергей Васильевич, быть готовым изложить свой взгляд на организацию несения службы в районе островов Каменные братья, — прервал его размышления комбриг. — Уверен, что генерал непременно заведет об этом речь.
Точно в назначенный срок они вошли в кабинет. Генерал стоял у огромной карты Баренцева моря. Он подошел к морякам, поздоровался с Зерцаловым, потом подал руку Гаврилову, спросил:
— Это и есть твой передовой командир?
— Он самый, Сергей Васильевич Гаврилов, — Зерцалов снял фуражку и повесил ее на вешалку.
Гаврилов смутился, посмотрел Сергееву прямо в лицо:
— Я готов получить задание, товарищ генерал.
Сергеев будто не слышал его, раздумчиво заметил:
— Присаживайтесь, товарищи. — Он нажал на клавишу селектора, попросил майора Кошкина: — Заходите ко мне, Федор Герасимович.
— Я бы хотел обговорить с вами весьма важный вопрос, — начал генерал, когда в кабинет вошел Кошкин. — Федор Герасимович, гостей наших вы знаете, поэтому сразу же приступим к делу. Так вот, товарищи, надо нам обговорить весьма важный вопрос...
В голосе генерала была твердость, говорил он неторопливо, давая возможность вдуматься в смысл его слов. Сергеев стоял неподалеку от окна, и, когда солнце проглядывало сквозь тучи, его лицо, худощавое, с черными крапинками на щеках, становилось светло-бронзовым, будто генерал по крайней мере отпуск провел на жарком юге. «Все равно, хоть и говорит спокойно, вроде бы отвлеченно, а я вижу, что он волнуется, — подумал Гаврилов. — Брови нет-нет да и дрогнут, в глазах настороженность». От комбрига он знал, что в районе рыболовецкого колхоза «Маяк» ночью были замечены следы нарушителя морской границы; знал, что ведется интенсивный поиск. Теперь же из слов генерала стало ясно, что на нашу территорию проник агент империалистической разведки. Он где-то затаился и пока не дает о себе знать. Водолазы нашли в полузатонувшей барже снаряжение нарушителя.
— Не стану скрывать от вас, товарищи, что операция по обезвреживанию нарушителя границы, а точнее, агента иностранной разведки вступает в свою решающую, самую трудную стадию, — продолжал генерал. — Нам удалось уже кое-что сделать. Нити ведут в колхоз «Маяк». Снаряжение, которое обнаружили в барже флотские водолазы, мы оставили на месте, ведется непрерывное наблюдение... — Генерал выдержал паузу. Воспользовавшись ею, Зерцалов спросил:
— Как проник агент на наш берег?
— Есть все основания считать, что этот человек был доставлен к нашим территориальным водам на иностранном рыболовном судне. Один наш рыбак видел его в ту ночь, когда на моторной лодке нарушитель переправился на другой берег.
— Кто это? — полюбопытствовал Зерцалов. На любом совещании комбриг проявлял дотошную любознательность, задавал вопросы, и все это он делал ради того, чтобы в деталях изучить суть дела и лучше потом решать задачу, которая будет поставлена. Не была для него исключением и эта беседа. К тому же генерала Сергеева он знал давно, поддерживал с ним деловые контакты, тот, в свою очередь, ценил эти качества своего коллеги и всякий раз, если Зерцалов о чем-либо спрашивал, старался дать точный и подробный ответ.
— Кречет Василий Петрович, — сказал генерал. — Он увидел чужого человека совершенно случайно, поначалу принял его за своего товарища по войне Горбаня Тараса Ивановича...
Гаврилову хотелось встать и сказать: «Я знаю Кречета, его сын Петр дружил с моей дочерью». Но он вовремя сдержался, промолчал.
— Перед вашим приходом, товарищи, мне звонили из Москвы, — неторопливо продолжал генерал. — Есть сведения о том, что в ближайшее время наши недруги за кордоном сделают попытку переправить к нам еще одного-двух агентов. Метод тот же — с помощью инос