Нуарэ со злостью врезал кулаком по стене. Ссадил костяшки, но боли не почувствовал. Нет, так распускаться нельзя. Если его позору суждено остаться тайной – нужно держать лицо. Поблагодарить Габриэль? Она его точно убьет на месте, если он хоть как-то упомянет случившееся. В памяти всплыл холодный голос: «Рафаэль, будьте мужчиной. Просить прощения вы должны не у меня».
Как говорит Хендрикс, на ловца и зверь бежит. Свернув в сторону тренировочного зала, Нуарэ увидел выходящего из переговорной рубки Деверо. Тот привычно отсалютовал.
– Энсин, на пару слов. Приватно.
Из рубки донесся то ли скрип зубов, то ли стон, который явно означал «коммандер, вам еще не надоело?!». Нуарэ отвел глаза. «Они горой друг за друга. Враноффски видит, что я неправ и вообще все дальше скатываюсь в те самые неуставные отношения, с которыми якобы воюю. Эти парни теряют ко мне уважение. До чего я дошел?!».
Деверо выжидающе смотрел на него ясными серыми глазами. Только сейчас Нуарэ в полной мере осознал, что этот «изнеженный художник», вообще-то, учился в Академии не хуже его самого. И в космофлоте он по праву. Вошедшего в штопор Вонга ни один боец не остановил бы. Деверо – сумел. И вообще, если уж на то пошло, этот парень спас им корабль и жизни людей на нем. Нуарэ собрался с силами и произнес:
– Энсин, вы были правы. Я был неправ. Ситуация вам известна.
Деверо улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой:
– Коммандер, с тех пор, как мы наголову разбили пиратов с Хунда, меня столько раз ругали и хвалили по поводу и без, и я столько раз выругал себя сам, что уже забыл, о чем вы. Я ни за что не держу на вас зла. Что бы ни было, все в прошлом. Слово офицера.
Нуарэ застыл, утратив дар речи. Что у него было вместо мозгов, если вот этого парня он считал робким и неуместным на корабле?! Да, разумеется, в роли грозного солдафона Деверо был бы просто смешон – ну так его сила не в этом. Тем временем Деверо продолжал:
– Я понимаю, что, вероятно, на корабле у капитана Гиллмартина были приняты другие отношения, – Нуарэ скрипнул зубами, но ценой огромного усилия сохранил нейтральное выражение лица, – но мне весь экипаж – товарищи, и поэтому я, возможно, не всегда бываю так официален, как следовало бы. И дело не в том, что с энсином Враноффски и лейтенантом Картье мы учились на одном курсе. Еще в Академии говорили, что навигатор пилоту – друг, товарищ и брат. Когда погибли мои родители, я был одинок. А когда стал летать, одиночество ушло окончательно. Наверное, я просто немного сумасшедший художник, который вдруг увидел, что у флотского устава есть что-то общее с семейными традициями.
– Не стоит умалять свои достоинства. В конце концов, только благодаря вам экипаж смог спастись. Все соответствующие рапорты давно отправлены, думаю, что вскоре вас ждет повышение. Это уже не то, что может зависеть от меня.
Деверо лишь чуть улыбнулся, и Нуарэ вновь задался вопросом, где и в каком помрачении рассудка ему в этой улыбке мерещилась нерешительность. Это было выражение лица человека, знающего свои возможности.
– Никогда не знаешь, где пригодится та или иная информация. Я не гонюсь за быстрым продвижением по службе, достаточно, что я полезен экипажу. Да, я слышал, что вы отказались от повышения – очень благородно с вашей стороны. Вы нужны здесь. А сейчас, коммандер, прошу меня простить, но моя следующая смена начинается глубокой ночью по корабельному времени. Мне необходим отдых. Если у вас больше нет ко мне вопросов, разрешите удалиться.
– Да… разумеется, – ответил Нуарэ, не без труда совладав с голосом. Впрочем, кажется, Деверо этого не заметил.
– Чего коммандер-то хотел? – послышался голос Враноффски из рубки. Явно говорил так, чтобы не успевшему удалиться Нуарэ было слышно.
– Да так, сообщил уточнения по одному дискуссионному вопросу, – безмятежно отозвался Деверо.
Нуарэ стиснул зубы и быстрым шагом направился в спортзал. Он понимал, что иначе его просто разорвет.
22.
5 мая 3049 года
В этот раз Жану было очень тяжело провожать Леона. Конечно, он с самого начала знал, с кем связался, он понимал, что космические перелеты – штука долгая и до сих пор не всегда предсказуемая, и не зря звал Леона звездным бродягой. Точнее, думал, что понимал. Пока не довелось испытать на себе, каково это, когда корабль должен был вернуться месяц назад, а его до сих пор нет. Те кошмарные дни Жан предпочитал не вспоминать. Да он бы и не вспомнил, даже если бы вдруг захотел – осталось лишь ощущение чего-то запредельно мутного и тоскливого. Но и этого было достаточно, чтобы расставаться с Леоном оказалось очень трудно. Он говорил, что этот вылет вряд ли затянется, хотя, понятно, раскрывать подробности был не вправе. Но все же, все же…
Жан отвлекался привычными способами – с головой закапывался в работу или принимался наводить порядок дома. Порой смеясь, что такими темпами скоро превзойдет Габриэль в любви к чистоте. Или пойдет в младшие поварята к Луизе Враноффски, потому что готовка тоже хорошо помогала переключиться, но один Жан просто не в силах был столько съесть. «Вот вернется Леон – предложу ему опять позвать Стивена в гости. И постараюсь не шарахаться. А то сам я такими темпами растолстею до размеров среднего кашалота, а этот парень метет как не в себя».
Но пока и Леон и Стивен были где-то на другом конце Галактики. Зато внезапно позвонила Флёр, от которой давно не было вестей.
– Знаешь, Жан, – без предисловий сказала она, – с одной стороны, огромное тебе спасибо за знакомство с Габи, а с другой – ты террорист. Потому что я теперь от тоски загибаюсь. Нет, дел у меня куча, но… как вспомню, что на следующих выходных она не придет, так и раскисаю сразу.
«Мы сводники!» – фыркнул про себя Жан, разом повеселев, а вслух сказал:
– Да я сам скучаю. Утешаюсь только тем, что Леону в драку не лезть. Габи, кстати, тоже. Хочешь, приходи, будем скучать вместе.
– Уже бегу! Захватить или заказать что-нибудь вкусное?
– Если только сама хочешь чего-то особенного. У меня тут рагу из утки и пирог со сливами.
– Ну да, это же ты. Лечу!
Через двадцать минут Флёр приехала общественным каром. По квартире немедленно распространился тонкий аромат духов.
– Рада тебя видеть! – она обняла Жана, еще не успевшего снять любимый кухонный передник с дельфином. – Ты в своем репертуаре, снова создал какой-то кулинарный шедевр!
– Да ладно, – улыбнулся Жан. – Так, порылся в холодильнике.
– Знаю я твой холодильник! Если мы сейчас же не сядем за стол, я умру с голоду от одних запахов!
Утка, без ложной скромности, действительно удалась, а Флёр явно сильно проголодалась, поэтому некоторое время она молча уписывала рагу. Потом со смехом сказала:
– Кто-то стресс заедает, а ты его скорее… закулинариваешь, что ли. Ну ничего. Скоро прилетят наши воз… эээ… в общем, Леон и Габи скоро вернутся, и все будет хорошо.
Жан заметил оговорку, но развивать тему не стал.
– Да уж, надеюсь. Подробностей я, как всегда, не знаю, дело такое, но Леон сказал, что затянуться вроде бы не должно. Хотя месяц его ждать и то бывает трудно.
– Конечно. Я помню, ты рассказывал. Я бы точно с ума сошла. Или руки на себя наложила!
– Ох да, – вздохнул Жан. – Я, признаться, тогда был недалек от этого. Тьфу, куда-то нас с тобой совсем не туда несет. Тебе к пирогу сладкого азурианского или морса?
– Давай в этот раз без алкоголя. А то театралы вечно с вином. И да – еще раз спасибо тебе за Габи. Ты и Леон – это здорово. Но когда она появилась… кажется, в моей жизни что-то необратимо меняется.
– Я очень рад, что наши с Леоном друзья нашли общий язык, – дипломатично ответил Жан, наливая Флёр ягодный морс. – Даже сам удивляюсь, как раньше не сподобился вас познакомить.
– Вот да, это было большое упущение! – Флёр шутливо погрозила пальцем. – Хотя фамилия меня поначалу напугала. Свет дневной, дочь тех самых Картье! Но избалованная миллионерша не смогла бы служить в космофлоте.
– Это точно. Леон ведь мне немного рассказывал про корабельные порядки. Принцессочкам там точно делать нечего. А Габи… она же всю себя вкладывает в свое дело. На что я от медицины далек, но я вижу.
– Не то слово! И постоянно скромничает, ах, я простой офицер, ах, я ничего не читала из твоих книг. Знал бы ты, как она сражается в го! «Простой офицер» так не сможет!
Флёр немного помолчала.
– Я ничего так не хочу, как опять с ней увидеться. Вот знаешь – видишь ты человека, и как будто сто лет знакомы. С ней я не чувствую себя терранкой. Хотя все ей рассказала – что случилось с мамой и папой, с дядей Чезаре, как меня похитили из гримерки прямо в концертном платье. Но было спокойно, даром что Габи военная. А я ее совсем не боялась, как Леона в свое время.
– Ты – сомбрийка, – убежденно произнес Жан. – И уже давно. А Габи совершенно искренне тогда в кафе сказала, что ей нет дела до происхождения. В конце концов, ее капитан, которого она безмерно уважает, родом вообще с каких-то задворок Галактики, ее наставник – терранка, еще и с очень бурной биографией, ее близкие друзья – опять же инопланетники… Говорят, сомбрийцы поголовно националисты, но точно не Габи.
– Ай, говорят, что кур доят, – досадливо отмахнулась Флёр. – Если надо смешать оппонента с грязью, тут терранам равных нет. Что-то я не заметила, чтобы на меня тут с кулаками кидались, когда я говорила, что бежала с Терры. Скорее наоборот, жалеть начинали. А вот Габи не стала. И вы с Леоном не стали. За что вас и ценю, что я вам не инопланетная экзотика и не музыкальное явление, а человек. Знаешь, ко мне ведь в театре много кто подкатывал. И один парень из третьезаветников за мной ухаживал. Он был искренним, говорил, давай все по-честному, свадьба, дом, семья, детишки, а что-то не то все равно. И ведь всем хорош – и красивый, и умница, наладчиком медтехники работает, и домик своими руками построил. Я была у него в гостях – не хижина какая, очень все красиво. Но – нет. Он расстроился, конечно. Говорит, передумаешь, я ждать буду. А я не передумаю.