– Думаю, нам это время как раз пригодится, – подмигнула Флёр. – Все это добро еще надо как-то разместить!
39.
3 октября 3049 года
Елизавета Темницки оглядела стоящую перед ней Габриэль и удовлетворенно улыбнулась. Перед ней стоял живой человек, а не заклинивший робот, разогнавшийся в ближайшую стенку. Правда, когда до нее дошли известия, что Картье закрылась дома и пропала со всех радаров, Темницки всерьез испугалась, не пережала ли и не придется ли теперь экстренно спасать. А то и, неровен час, вынимать из петли. Хотя Картье не такая. Даже очень разозлившись, с собой она ничего не сделает. Но, по правде говоря, если все оказалось настолько плохо, надо было слать ее не домой, а к Россу в санаторий. А с другой стороны – там такие же, как она, службой ушибленные, а Темницки хотела, чтобы Картье любой ценой отключилась от работы и вспомнила, что на свете существуют и другие занятия. Кажется, все-таки получилось.
– Садитесь, коммандер.
– Капитан, вы ошиблись, – ага, и голос наконец стал похож на голос нормального человека! – Я лейтенант.
– Уже коммандер. Приказ о вашем повышении подписан.
Габриэль только хватала ртом воздух. Темницки подошла к ней:
– Так, формальности к черту. Ты что, до сих пор считаешь, что ничего особенного не сделала?
– Я выполняла свою работу.
– Ты безнадежна. Брысь отсюда, горюшко! Парадную форму наглаживать. Все нужные документы о допуске к работе я уже отправила. Да-да, служишь ты Республике, служишь, куда ты денешься.
– Никуда, – улыбнулась в ответ Габриэль. И уже после того, как за ней закрылась дверь, Темницки услышала из коридора смех.
Глава 8. За все, чем мы дорожим
1.
10 октября 3049 года
В первый день после переезда Флёр Габриэль только отсыпалась, отъедалась заказанными деликатесами и просто наслаждалась жизнью. Назавтра она спохватилась: экипаж, скорее всего, уже готов разыскивать ее с собаками. На службу являться пока было рано, волей коварной Елизаветы Темницки (сейчас Габи понимала, что «коварная Темницки», может быть, и не знала про Флёр, но явно рассчитывала на что-то в этом роде), поэтому она позвонила Враноффски. В конце концов, если не считать отца, который был в отъезде, а по комму такие вещи не рассказывают, кто, как не Ари, имеет право знать первым. Еще, может быть, Люсьен… но Люсьен потом. Он, конечно, счастлив с Эжени, но все же… не надо. Асахиро тоже можно было бы рассказать – кто, в конце концов, помог ей прийти в чувство еще на корабле? Но он сам на реабилитации, а если и будет на связи, то вряд ли сообщит другим – его уважение к чужому личному пространству порой зашкаливает. А вот Ари – это то, что надо.
– Нашлась, затворница! – радостно завопил он, едва услышав ее голос.
– Да я и не терялась особо. В общем, я жива, но от службы сказали недельку отдохнуть.
– Да еще бы. Ты лучше скажи, тебе там ничего не нужно? А то пропала со всех каналов, Леон говорил, вообще заперлась…
– Все в порядке. Меня Флёр откормила.
– Та-ак… Я правильно тебя понимаю?
– Думаю, да, – Габи не сдержала смешка. От следующего вопля Враноффски у нее заложило уши:
– И ты молчала, конспиратор?! Ну только покажись на службе, я тебя… поздравлять буду! И все наши тоже!
– Да погоди ты. Мы в ратушу еще и близко не собираемся, я все-таки хочу по возможности всех наших там видеть.
– Ну все равно. Габи, твою флотилию, ну неужто непонятно, что в этом бардаке жизненно важно услышать, что хоть у кого-то все хорошо? Все, не отвертишься!
«Угрозу» Ари выполнил – как только Габи вернулась на службу, ее кинулись обнимать и поздравлять. Габи смущенно бормотала, что еще ничего не определено, надо подождать хотя бы месяц, потому что сейчас не время… Точку поставил Каррера:
– Знаете, док, дело-то не в том, что у вас там определено или не определено. Дело в том, что вы снова с нами и не рехнулись от этого всего, хотя, прямо скажем, были все основания. Мне вон парни все каналы оборвали, интересовались, когда опять увидят мою мерзкую рожу.
– Нормальная рожа, – фыркнул Ари.
– Тебя бы я столько гонял, ты бы еще не так обзывался, – парировал Каррера. – Короче, речь не обо мне, а о вас. Я всякие умные слова говорить не умею, поэтому – вот.
И сержант от души облапил Габриэль. С его лица не сходила привычная ухмылка, но карие глаза смотрели с такой отеческой теплотой, какую вряд ли кто-то мог заподозрить в командире ударной группы. Габриэль почувствовала, что сейчас расплачется. Или задохнется. Но, по счастью, Каррера вовремя ее отпустил.
К капитану Габи подошла отдельно и, смущаясь еще больше, попыталась произнести что-то вроде официального приглашения. Да Силва не дал ей закончить:
– Кольца – с меня. Ты же не отвергнешь подарка от своего старого капитана?
– А… Э… Но… – только и смогла выговорить Габи. Да Силва улыбнулся:
– Знаешь, есть такая старая докосмическая традиция. Сочетать влюбленных браком может капитан корабля, на котором они плывут по морю. В космическую эру эта традиция распространилась и на звездолеты. Мы сейчас на планете, и я не претендую, но все же хочу как-то поучаствовать. У меня есть знакомый ювелир. Сделает такие кольца, какие даже госпоже президенту не снились.
– Но…
– Не спорить с капитаном! – нарочито грозно рявкнул Да Силва, а потом с мягкой улыбкой добавил: – Я просто очень за тебя рад.
Габи поняла, что при попытке что-то сказать попросту разревется, и быстро отошла.
Через неделю Габриэль набралась решимости поехать в госпиталь полковника Темпла. Только сейчас она в полной мере осознала, какой была дурой, когда пыталась ломиться туда сразу после прилета. Делать ей там было абсолютно нечего – и по собственному состоянию, и по ситуации. Может быть, обидно это признавать, но мир все же держится не на ней. Свое дело она сделала. Остальное зависело от полковника Темпла, Зои и остальных. Она уже знала, что операция прошла успешно, Нуарэ вывели из заморозки. Удалось ли это сделать без потерь – покажет только время. Ехать было немного страшно, но Габи чувствовала: это нужно. И ей самой, и, возможно, ему, хотя она сама не могла бы объяснить, почему так думает.
Еще только взглянув на мониторы, Габи испустила долгий вздох облегчения. Там были показатели нормального человека, постепенно приходящего в себя после тяжелой операции. Конечно, приборы – это еще не все, какие-то нарушения могут выявиться, только когда Нуарэ очнется… но сейчас, во всяком случае, было очевидно, что он очнется. И даже довольно скоро. Зои поняла невысказанную просьбу Габи и проводила ее в палату.
– Он пришел в себя, – шепнула Зои, мельком взглянув на приборы, но Габи все видела сама. Глаза Нуарэ были открыты. Он видел ее. И, похоже, узнавал – лицо коммандера пока еще не выражало ничего, но мониторы показали всплеск активности. Габриэль улыбнулась ему и вышла. Больше она не приходила.
2.
12 октября 3049 года
– Ну вот и всё на сегодня. Задание ты знаешь, – сказала Флёр ученице.
Сегодня пришла Наташа, самая младшая. Девчонке всего пять лет. Ростик крошечный, зато синие глазищи на пол-лица и толстенная белокурая косища. Смотрит серьезно так, а как понимает музыку! Не от всех старших такого получается добиться, хотя те тоже стараются.
– Папа уже приехал и внизу ждет, – сказала Флёр, поймав сообщение на комм.
Девочка торопливо одевалась, но маленькие пальчики не справлялись с тугими пуговицами на новом пальтишке.
– Давай, ты же пианистка. Нам нужны сильные пальцы, – подбодрила Флёр.
Уже скуксившаяся было девчушка тут же восприняла ее слова как приглашение решить сложную задачу и поучаствовать в веселой игре. Грустная мордашка тут же стала заинтересованной. Когда последняя пуговица была застегнута, глаза ребенка сияли.
– Я настоящая пианистка?
– Настоящее некуда, – засмеялась Флёр и поправила девочке шарфик.
Ученица радостно побежала навстречу отцу, крича: «Папа, папа, я настоящая пианистка! Флёр сама сказала!».
Флёр закрыла дверь и села на диван в гостиной. Ей было немного грустно, когда дети убегали. В последнее время ей все сильнее хотелось поправлять на ком-то маленьком шарфик и знать, что он вернется. Не на урок. Домой. Теперь она даже к третьезаветникам ходила редко. Дети общины висли на ней гроздьями, но уходить потом было тяжело. Флёр думала, как говорить об этом с Габриэль. Она ведь на службе сгорает, какие уж тут дети. Впрочем, как она вспоминает девочек Оливейра – детей она все-таки любит. А рожать и воспитывать Флёр готова была сама. Теперь бы еще обсудить это…
На комм пришло еще одно сообщение. Габи. Легка на помине. Трогательно просила прощения, что задерживается в Президентском госпитале. «Еда в холодильнике. Только достань и поставь в печку». Дальше прилагались нужные режимы и температура, при которых надо было готовить. Это хорошо, техники на ее кухне Флёр по-прежнему побаивалась. Габи говорила, что Луиза Враноффски научила ее нескольким премудростям, как приготовить вкусный и сытный ужин, если нет времени возиться. Так что кухня, если девушки ничего не заказывали, была ее епархией. Ну что ж, пара часов есть, за это время все как раз дойдет до кондиции. В ожидании Флёр взяла флейту и заиграла мелодию, которую сама же и придумала на ходу. Простая мелодия показалась скучной, Флёр решила ее усложнить, а потом еще добавить красоты. Когда она закончила, раздался сигнал входной двери.
Флёр открыла. И замерла, невежливо разинув рот. К такому визиту она не была готова. Человека, стоявшего перед ней на пороге, знала вся Сомбра, да и много кто за ее пределами. Но одно дело видеть записи концертов и слышать голос, а другое – осознавать, что к тебе только что нанесла визит местная рок-звезда. На рекламных снимках и афишах группы «Этуаль верт» этот не слишком высокий парень, чуть постарше Габриэль, но помладше самой Флёр, выглядел эффектным красавцем. Но и без косметики и роскошных сценических костюмов он тоже был хорош. Изящное лицо с тонкими чертами, длинные платиновые волосы лежат по плечам локонами, которым позавидовала бы и женщина. Простое темно-синее пальто, по оттенку – один в один мундиры космофлота. Флёр уже знала, что темно-синие костюмы и строгие пальто носят или офицеры вне службы, слишком привыкшие к форме и