– «Ты не мог предугадать», – твердо сказал Ален. – Теперь только «ты». Знаешь, у нас много общего. Я могу сколько угодно разливаться соловьем, какая мы отличная группа, но личная жизнь – это только наше. Так что я отлично понимаю и тебя, и Габриэль. А еще я хочу пригласить весь экипаж «Сирокко», кто захочет и сможет прийти, на презентацию моего нового альбома. Там будет эта песня, и я хочу спеть ее лично для них – для всех и для каждого. И еще… каждому в подарок достанется наш альбом в эксклюзивном издании, с буклетом, подписанным мной лично. Это единственное, как я могу… и умею отблагодарить.
– Спасибо тебе, – кивнула Флёр. – Думаю, через месяц-другой, когда все хоть немного уляжется, они будут рады. Сейчас, конечно, сложно планировать – Габриэль говорила, пол-экипажа в госпитале после этого вылета, – ее передернуло. – Но… это очень правильно – то, что ты делаешь. И я буду рада тебе в этом помочь.
– Не знаю, как остальные, но я приду, – сказала Габриэль, осторожно подойдя сзади. – И буду аплодировать вам, потому что песня мне очень понравилась. Только свежие раны болят сильнее всего. Ты к нам тоже приходи. Не по делу, просто в гости. Написать такую песню может только очень хороший человек, мне было бы интересно дружить домами.
– Почту за честь, – с чувством ответил Ален.
3.
20 октября 3049 года
Кармен Оливейра перенаправила сигнал комма на домашний терминал связи. На экране появилась Хуана Каррера в белой рубашке. Ее короткая и тяжелая черная коса была перехвачена белой же лентой. Кармен вспомнила, что на Сомбре белый цвет считается траурным… но почему? Ах да, Хуана же говорила, что дядя Алехандро был в той заварушке… но сам он ведь жив? Правда, там другие погибли…
– Девчонки, привет, – Хуана явно видела и подошедшую Эстеллу тоже. – Пошли со мной на памятник?
– На памятник? – переспросила Кармен.
– Двадцатое же, – терпеливо разъяснила Хуана. Ей было двенадцать, как и самой Кармен, но с самого знакомства она держалась с девчонками как старшая. – Годовщина прорыва терранской блокады. А конкретно сегодня еще и день памяти погибших на Маринеске. Поэтому будет концерт у памятника Жилю Нуарэ. Да-да, дед того самого. Это на главной площади. Там безопасно. Только наденьте что-нибудь белое. Или привяжите на рукав белую повязку.
Кармен была готова бежать хоть сейчас, но Эстелла сомневалась:
– А что мы там будем делать?
– Свечи жечь. Читать стихи. Петь патриотические песни. Из моего класса много кто пойдет. Дан с Алисой попозже будут. Они помогают тете Милли, она приболела. У Ника Враноффски этот… кол-лок-ви-ум, но потом и он приедет.
– Слушай… а это… ну… – Эстелла замялась, но потом выговорила: – А у нас проблем с законом не будет из-за этого?
– Что? – Хуана вытаращила глаза. – Какие еще проблемы с законом? Девчонки, привыкайте, это Сомбра. Тут свобода слова и свобода собраний. В конце концов, в маринесской бойне наши солдаты погибли! Я бы посмотрела на того… терранина, который бы нам запретил собраться почтить их память. Пойдемте. Вы же теперь сомбрийки, вливайтесь в нашу жизнь. Дяде Фернандо, кстати, можно просто послать сигнал с комма, чтобы отследил, где вы есть. Я всегда так делаю, когда гуляю. И мама с папой знают, что я хожу там, где безопасно. Собирайтесь, я заеду. Через полчаса буду.
Заботливая Хуана принесла девочкам белые ленты, чтобы завязали на рукаве. У Эстеллы и так был теплый белый платок с кистями поверх пальто, но и она взяла ленту, чтобы все трое были в одном стиле. Когда они направились к станции, Кармен заметила, что за ними идет какой-то парень в элегантной темно-синей куртке и песочного цвета брюках, заправленных в высокие ботинки. Соседей по дому она знала, и он был не из их числа. С другой стороны, ну идет и идет. Может, ему тоже на площадь. От них он вроде бы ничего не хотел.
– Карменсита, ты таймер автоподогрева для ужина выставила?
– Не беспокойся, сестренка, все хорошо. Папе послала сообщение с геометкой и написала, что с нами Хуана, и ее родители знают, где мы. Денег на монорельс нам хватит, хоть по всему городу катайся, я проверяла, – Кармен посмотрела на свой комм-браслет – она не могла на него нарадоваться. Даже кошелек с собой не надо носить, карту вставил, умный кошелек настроил и пошел. Главное, задать лимит так, чтобы лишнего не потратить, сам просигналит, когда деньги заканчиваются. И папа всегда знает, где они и что делают.
Девочки сели в вагон монорельса. Парень в синей куртке зашел в тот же вагон, но сел в противоположном конце. Ну точно, тоже едет на площадь и не хочет смущать.
4.
Девочки вышли на станции перед площадью. Там же вышел и лейтенант Альенде и отошел чуть в сторону, как будто идет по своим делам. Он, конечно, сейчас не при исполнении и вообще в штатском, но присмотреть стоит. Вышел погулять, елки сине-зеленые. Кто ж знал, что это леханское семейство, которое летом прилетело с Да Силвой, а теперь еще и попало под опеку Элдриджа, живет именно там, где он обычно гуляет в свободное от службы время, сколько бы его там ни было. С ними, конечно, дочка Карреры, но она все-таки подросток. А мероприятие непростое. Если твоя фамилия Альенде, паранойя у тебя в крови.
На площади уже толпился народ. Жгли маленькие свечки в тонких жестяных стаканчиках. Подножие памятника было завалено цветами. Собралась в основном молодежь – школьники и студенты младших курсов. Мелькнула знакомая униформа. Альенде усмехнулся. Ну естественно, курсанты альма-матер в этом всем не просто поучаствуют, а возглавят. Так, чей это профиль поразительно напоминает профиль человека, увековеченного в бронзе? Ну да, кто бы сомневался, что брат коммандера Нуарэ придет. А рядом Эжени. Приемную дочь командира Альенде научился узнавать где угодно. Ну, если эта парочка и их друзья тут, можно было даже не стягивать к площади нацгвардов и не отправлять дополнительные коптеры-наблюдатели. Эта компания просто не допустит бардака. У них все строем ходить будут. В ногу и с песней. И кто сказал, что это плохо? Эрик Нуарэ и сейчас что-то напевал вполголоса. Слух у юноши, надо заметить, определенно есть.
Народ прибывал. Приносили цветы и свечи. Когда собралась приличная толпа, ближайшие к памятнику встали полукольцом, взялись за руки и запели сомбрийский гимн. Пели, конечно, кто в лес, кто по дрова, но искренне. Белокурый парнишка, сидевший на корточках, встал. Его тут же сграбастала за руку дочка сержанта Карреры и затащила в полукольцо, как будто он всегда там стоял и только сейчас зачем-то отлучился из строя. Кажется, сержантские манеры эта девица от папочки унаследовала.
Когда отзвучали последние слова гимна, начались патриотические речи и лозунги. Но никто не выпендривался и не спорил друг с другом о том, кто больший патриот, а кто меньший. Только бы провокаций не было. Вряд ли, конечно, не такой повод, но лучше быть наготове. В нужное время в нужном месте – таков был девиз его отца, и Альенде-младший слышал его с рождения. А еще он искренне любил свою планету и сам не то чтобы очень давно был курсантом. Почему бы не вспомнить юные годы.
5.
Хуана подпевала неофициальному гимну космофлота, только что не срывая голос. Эх, жаль, папа не смог прийти, он эту песню очень любит. Да что там, Хуана сама каждый раз чувствовала, что дайте ей сейчас пистолет – пойдет воевать и не посмотрит, что ей всего двенадцать. Она крепче сжала руку парня, которого затащила в круг. Тот тоже пел, но как-то вяло. И выглядел бледно. Ему что, плохо? А если понадобится экстренную медслужбу звать? Некрасиво же, если рядом с тобой человека вот так шатает, а ты ничего не делаешь. Вот зараза, и девчонок не упустишь из вида. Кармен, похоже, поняла ее беспокойство, потянула за руку Эстеллу, и они все вчетвером отошли в сторону.
– Тебе нехорошо? – спросила Хуана парня.
– Да… нет… не знаю, – промямлил тот.
– Может, тебе врача вызвать?
– Не надо.
– Ты когда ел в последний раз? – деловито подключилась Кармен. – Выглядишь не очень.
– Эээ…
– Все понятно. Девчонки, чем кормить будем?
У Хуаны на запястье завибрировал комм-браслет – Дан с Алисой сообщали, что едут. Ника не будет, задержался в университете. Ага, а вот и они. Враноффски-самый-младший тащил на себе объемистый рюкзак. Алиса – целую охапку цветов.
– Ребята, привет! Мы не сильно опоздали?
– Да не особо. Тут только все началось. Кладите цветы, зажигайте свечи.
– Угу, мы сейчас.
Младшие Враноффски отошли, но скоро вернулись. Дан стянул рюкзак и поставил на скамейку.
– Уф, еле вырвались. Думали, пропустим все на свете. Сначала мама с мигренью слегла, мы ждали дедушку, у него лекция. Пока ждали, прибрали весь дом. Называется, чего не сделаешь, когда некуда себя девать. Пришел дедушка, разобрался, какие лекарства дать маме, ей еще можно не все. А потом уже собрались, а тут бабуля в своем репертуаре, погодите, мол, я вам сэндвичей наделаю. Ну вы же бабулю знаете, да? Она не умеет готовить меньше, чем на полк.
Алиса хихикнула.
– На полк – это хорошо, – рассудительно сказала Хуана. – У нас тут голодный человек, и ему тут плохо.
– А мы даже не знаем, как его зовут, – добавила Эстелла. Сама она спросить стеснялась, зато Кармен за словом в карман не лезла:
– Как тебя зовут, человек? Я Кармен, это Эстелла, моя сестра. Это Хуана, это Алиса, а это Дан.
– Алан. Алан Гиллмартин, – ответил парень. И тут же спросил: – Ты не сомбрийка?
– Иммигранты они, – вклинилась Хуана. – То есть, уже сомбрийки.
– Я просто слышал, как вы говорили. У тебя вот испанский сомбрийский, а у них, – парень кивнул на девочек Оливейра, – леханский.
– Ты откуда так хорошо в акцентах разбираешься?
– Мой отец летал на Лехану.
– Это не он тот капитан, который там погиб? – медленно спросила Эстелла. – Я… слышала фамилию… когда нас везли.
– Он.
– Соболезную, – Эстелла отвела глаза. – Сомбрийцы летели спасать его, а спасли нас.
– И в спасательном экипаже был мой брат, – добавил Дан. – И на Маринеске тоже.