Поболтать бы с кем-нибудь. Пустопорожний треп Габриэль не любила, но даже ей иногда хотелось общества близких людей. Только у нее всех близких – вечно занятый отец да экипаж «Сирокко», который она и так видит почти каждый день. Ну, еще Зои, которая сама сгорает на работе, Жан, который без Эрнандеса никуда, да Эжени, которую за учебниками не видно. Есть еще пара приятелей со времен учебы, но они сами служат на кораблях, попробуй их застань на планете, а с ребятами из школьной команды по тактическим играм пути разошлись окончательно. Ну Люк де Фон-Рэо звонит иногда. Он отличный парень, но, опять же, вечно занят. Словом, все при деле, а куда податься неприкаянному медику?
Сигнал комма застал Габриэль врасплох. Флёр Андриотти, оперная певица, подруга Леона и Жана. Знакомство в штормградской опере вышло довольно милым, и Флёр звала «госпожу офицера» в гости, но у Габриэль все никак не находилось свободного времени. Да и как-то неловко было, что ли – все-таки едва знакомы.
На экране появилось улыбающееся лицо Флёр.
– Габи, привет!
– Здравствуй, Флёр.
– Звонила Жану. Они с Леоном дома, это значит, что ты тоже на планете. Между прочим, мое приглашение в гости так и остается в силе.
– Ох, прости, совсем заработалась. Когда тебе удобно?
– Да хоть сейчас. Я только вчера с гастролей и свободна как вольный ветер.
Недавно
Несмотря на теплую встречу у Враноффски, Габи никак не удавалось выбросить из головы свои приключения в отпуске. Чтобы не сказать – злоключения. Разговор с Асахиро во флаере и чаепитие у них с Зои помогли хоть немного успокоиться. По крайней мере, Асахиро можно было высказать накипевшее и быть уверенной – дальше него не пойдет ни слова. Как бы ни была Габриэль зла на Нуарэ, она прекрасно понимала, что огласка этой истории означает конец его военной карьеры. А может, и жизни – с него же станется в лучших традициях докосмической аристократии пустить себе пулю в лоб. Габриэль была зла, но смерти старшему помощнику капитана все-таки не желала. Уходить на другой корабль тоже не хотелось, все-таки она действительно привыкла к этому экипажу, и расставаться с друзьями из-за одного влюбленного идиота – крайняя мера. Поэтому в глубине души она надеялась, что Нуарэ хватит благоразумия сделать нужные выводы и держаться от нее подальше. Пока она собиралась молчать об этой истории. Но если до коммандера так и не дошло – она за себя не ручается.
В таком настроении ее и застали Леон и Жан, наконец вынырнувшие из вьентосских развлечений. Аттракционы, гонки на гидроциклах по заливу, шоу флаеров – неудивительно, что они вернулись всего за пару дней до окончания отпуска. И теперь, сидя в гостиной у Габи, взахлеб рассказывали, как Леон слетел с гидроцикла в воду (тут Габриэль грозно нахмурилась, но Леон заверил ее, что даже не успел замерзнуть), а Жан получил приз на фестивале рыбной похлебки.
– Рада за вас, ребята, – совершенно искренне сказала Габриэль.
– Ты-то как? – наконец спросил Леон. – А то мы тут разливаемся, а у тебя вид, как будто не из отпуска, а с задания.
«Они сговорились?».
– Да так, проблемы возникли. Надеюсь, что уже разрешились.
За что Габриэль любила Леона и Жана – они всегда были готовы ее выслушать, но сами никогда в душу не лезли. Вот и сейчас они не стали задавать вопросов, и за это она была им крайне признательна.
– И вообще, у меня для вас подарки. Леон, знаешь, как включить колонки?
При первых звуках энимской музыки Леон только что светиться не начал.
– Габи, ты чудо! Это же… так и на Терре уже лет триста не играют, это же еще докосмическая стилистика! Ну, насколько я представляю.
– И он будет говорить, что не знаток, – фыркнул Жан.
– Знаток тут ты, – парировал Леон. – Я так, кое в чем разбираюсь.
– Кстати, для знатоков, – Габи многозначительно подмигнула Жану, – помнится мне, кто-то любит театр и ходит туда при всем параде. Держи.
Увидев булавку с жемчужиной, Жан натурально потерял дар речи и только крепко обнял Габи. Его глаза сияли.
– А между прочим, – сказал он через некоторое время, – не пойти ли нам всем вместе в оперу? У меня как раз пара лишних контрамарок.
Теперь настала очередь Габриэль утратить дар речи.
– В оперу? Парни, вы с ума сошли? Я же там буду как рыбацкий сапог на трюмо! Только позориться.
– Да полноте, Габриэль! Тебе просто не доводилось видеть настоящую классическую оперу. Это же прекрасно. И вовсе не только для высоколобых эстетов. Музыка, пение и актерская игра, никаких секретных ингредиентов.
Габриэль взглянула на него скептически:
– Ох, сколько ни слышала той оперы, одно сплошное завывание. Даже слов не разобрать. И корпулентные дамы постарше капитана О'Рэйли, изображающие семнадцатилетних резвушек.
Парни от души расхохотались. Леон положил Габриэль руку на плечо:
– Габи, дружище, это не опера. Это фигня какая-то!
– Если уж говорить о корпулентных дамах, – подхватил Жан, – то, понятно, не все исполнительницы молоды и миловидны, но при действительно хорошем исполнении ты через три минуты не вспомнишь, как выглядит певица, а будешь видеть только ее персонажа. Впрочем, в том спектакле, на который мы хотим тебя позвать, тебе не придется напрягать воображение.
– Там же Флёр! – продолжал Леон. – Если я правильно помню, поет Розину.
– Аттракцион «Почувствуй себя дурой», – хмыкнула Габи.
– Если кратко, то в главной женской роли будет выступать молодая прима, которая ничуть не менее очаровательна, чем ее героиня, – сообщил Жан. – Вообще, это большое упущение с моей стороны, что я вас с Флёр до сих пор не познакомил. Хотя ее сейчас на планете застать сложнее, чем тебя и Леона. Так вот… Название «Севильский цирюльник» тебе о чем-то говорит?
– Что-то связанное с местностью, откуда родом далекие предки Леона? – Габи все так же чувствовала себя полной дурой. – Я после школы в терранскую историю и культуру как-то не очень вникала. Я же не историк, а там, я так понимаю, докосмическая эпоха. Это же для меня темный лес.
Жан улыбнулся:
– Так искусство, как правило, тем и отличается от истории, что рассказывает о вечном. И делает это, как правило, красиво. Уверяю, особых знаний по докосмической эпохе тут не потребуется.
– Н-ну… – протянула Габи, – раз вы говорите… Самый глупый вопрос: в костюме, я надеюсь, я буду смотреться нормально?
Она открыла шкаф, где висели ее брючные костюмы. От космофлотской формы они отличались, пожалуй, только расцветкой. Жан и Леон переглянулись:
– Знаешь… – начал Жан.
– Ты, конечно, будешь выглядеть даже не то что нормально, а очень здорово… – Леон охотно включился в игру.
– И вообще мы не терране какие с их предрассудками…
– Но раз уж речь зашла о том, чтобы развеяться и переключиться на что-то другое, кроме службы и всего вокруг…
– А тебе это явно очень надо…
– То пойди ты хоть в оперу не так, как одеваешься каждый день! – закончил Леон.
– Леон, ну вот честно, ты меня часто в гражданском видишь?
– Честно? Твои костюмы от формы не отличить. Я понимаю, что ты привыкла и готова всегда так ходить, но смени волну хоть раз.
– Раз уж делаешь то, чего никогда раньше не делала – почему бы и не одеться так, как обычно не одеваешься? – заговорщическим тоном предложил Жан.
– Раз уж переключаться, то на полную катушку, – поддакнул Леон.
– Может получиться интересно, – подмигнул Жан и нанес последний удар: – Я готов помочь выбрать платье.
Оставалось только сдаться.
Давно
Жан Сагредо был знаком с Флёр уже четыре года, но тот вечер помнил, как будто это было вчера. Он просто гулял по Штормграду, радуясь, что наконец освоился в столице и уже считает этот город своим. Возможно, дело было в удачном расположении его квартиры, возможно – в заключении бессрочного контракта на работе, а может быть, просто потому, что Леон со дня на день собирался перебраться к нему. А инцидент, с которого началось их знакомство, забылся раньше, чем зажили ушибы и ссадины. Да, может быть, Штормград поначалу обошелся с Жаном довольно жестко, но Жан не был на него в обиде. Тем более в такой прекрасный весенний вечер.
А вечер был действительно из тех, какими сомбрийский климат балует нечасто. Тепло, тихо, в воздухе разлит аромат цветущих слив… Жан остановился и даже ущипнул себя за руку, проверяя, не снится ли ему все это. Из открытого окна на первом этаже доносилось нежное сопрано. Жан узнал старинный романс:
– «Не бойся, сердце, не грусти! Туда, где мрак сомкнется, вслед солнцу смело нисходи, из мрака день вернется…».
Такие голоса Жану не в каждой опере доводилось слышать. Он замедлил шаг, потом и вовсе остановился – уйти отсюда, не дослушав, было выше его сил. Голос смолк, и из окна выглянула миловидная девушка примерно одних лет с Жаном – черные локоны до плеч, смеющиеся карие глаза, слишком смуглая для сомбрийки кожа. Вероятно, уроженка Азуры или далекого Маринеска, кто знает. Жан понял, что она смотрит на него, и поаплодировал.
– Браво! Жаль, цветов нет, так бы подарил с удовольствием.
– Ой, что вы! – девушка чуть смутилась. – Очень мило с вашей стороны, но это же просто упражнения, я даже еще не распелась толком.
И добавила с не слишком скрываемой гордостью:
– Я и не так могу.
– А как еще можете? – тут же спросил Жан. Мелькнула мысль, не примут ли его за навязчивого ухажера, но сейчас это волновало его меньше всего на свете. Впрочем, кажется, девушка поняла его правильно.
– Ну, например… Послушайте, а может, вы зайдете? А то становится сыровато, и всерьез петь на таком воздухе не очень полезно. Мне, правда, угостить особо нечем, хотя вроде еще оставался ромашковый чай и печенье.
– С удовольствием, – кивнул Жан. – Спасибо за приглашение. Я как раз шел с работы, торопиться особо некуда, живу пока один. Да, меня зовут Жан. Жан Сагредо. А как вас зовут, чудесная?
– Флёр Андриотти, – судя по всему, девушка присела в реверансе. – Можно просто Флёр. Тоже живу одна, учу детей музыке, но собираюсь пробоваться в оперу, это моя, так сказать, специальность. Да вы заходите, моя дверь прямо рядом с вами, с лестницы направо.