— слыхали вы такую поговорку? У нее свой крестовый поход, а вы для нее всего лишь орудие. Все это домыслы, натяжки, подтасовки и мелкая бабская месть. В суд вы с этим не пойдете.
Лицо детектива побагровело, но его голос остался спокойным.
— Увидим, — сказал он. — То же самое говорили о Фредерике Йетсе.
— Нет, — покачал головой Лукас, — ничего мы не увидим. Это самая обычная травля. Морин Чейз приказала вам преследовать этих людей, потому что она озлобленная и мстительная женщина. Она, конечно, здешний прокурор, но если вы будете продолжать в том же духе, уверяю вас, я обращусь через ее голову в более высокие инстанции. Все, уходим! — властно скомандовал он.
Фил Страттон даже не поднялся из-за стола, когда они выходили. Лейтенант Нолте открыл перед ними дверь. Оказавшись на улице, Кили жадно глотнула ртом воздух, словно долго пробыла под водой. Дилан дрожал в своей куртке, хотя день был теплый.
— Дорогой мой, мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти! — Кили не знала, как утешить сына. — Этот человек наговорил бог знает чего. Я не хочу, чтоб ты даже думал об этом.
— Я пойду сяду в машину, — угрюмо пробормотал Дилан.
Даже не оглянувшись на нее, он прошел к «Бронко», забрался на переднее сиденье и захлопнул дверцу. Кили осталась дожидаться Лукаса, который задержался в вестибюле, пожимая руки знакомым. Он вышел нахмуренный, озабоченный и подошел к Кили.
— Лукас, зачем она это делает? — воскликнула Кили. — Даже если она ревновала, даже если злилась на меня за то, что я вышла за Марка… Вымещать свою злость на Дилане… на ребенке…
Лукас покачал головой.
— Это жестоко, — согласился он. — Но не принимай близко к сердцу, не позволяй им давить тебе на психику. Все это скоро уляжется. У них ничего нет. Даже если Дилан действительно желал зла Марку, оставить ограду незапертой — это не преступление.
Кили кивнула, но ей тут же вспомнились зияющие, оставленные нараспашку воротца бассейна, виноватое выражение на лице Дилана, ее собственный гнев…
— Вот что он имел в виду, когда говорил про преступную халатность, — сказала она.
— Это самое обыкновенное запугивание. — Лукас даже задохнулся от возмущения. — Преступная халатность — должностное преступление. Морин Чейз прекрасно понимает, что такое обвинение неприменимо к ребенку, оставившему воротца открытыми. Это нелепость.
— Но это дело с пистолетом Ричарда! — упорствовала Кили. — Я была просто в шоке. Почему мне ничего не сказали? И откуда местная полиция об этом узнала?
Она заметила, как на лице Лукаса облачком промелькнуло беспокойство.
— Возможно, просто удачная догадка. А может, они сделали запрос. В любом случае, это ничего не значит. Дело обстоит именно так, как полиция установила тогда: девятилетний мальчик поднял пистолет, чтобы его рассмотреть. Это совершенно естественно. Страттон прав в одном: видимо, Марк об этом знал. Он имел доступ к записям. Возможно, он рассказал об этом Морин еще тогда. Понимаешь, они же были помолвлены, когда это случилось.
— Он сказал ей, но не мне, — с горечью заметила Кили.
— Не надо об этом думать. Должно быть, он просто хотел оградить тебя. Он же не мог предвидеть… — Лукас вздохнул. — Марк и мне ничего об этом не говорил.
У Кили щипало глаза, но она возмущенно вскинула подбородок. С того места, где они стояли, ей был виден Дилан. Он сидел на переднем пассажирском сиденье, слепо глядя вперед сквозь ветровое стекло.
— Я с ней поговорю, — заявила Кили. — Я не позволю ей так обращаться с моим сыном! Ему и без того тяжело…
— Не надо, Кили. Я — твой советник, и мой тебе совет: не делай этого. Просто сиди тихо, и все уляжется. У них ничего конкретного нет. Все так далеко зашло только потому, что она одержима жаждой мести, а Фил Страттон — всего лишь карьерист, жаждущий увидеть свое имя в газетах. Но, как бы они ни старались, им не сшить дела из воздуха. Не показывай им, что они тебя достали. Морин Чейз только этого и нужно. Не доставляй ей такого удовольствия. Просто сиди тихо.
Кили кивнула, продолжая изучать неподвижный профиль своего сына сквозь окно машины. Она все еще различала в нем черты невинного ребенка. Но посторонние люди, конечно, видят в Дилане лишь невоспитанного подростка, злобного скинхеда с серьгой в ухе…
Кили на мгновение закрыла глаза.
— Кто такой Фредерик Йетс, Лукас? Страттон дважды упомянул его имя.
Лукас досадливо поморщился, и Кили сразу же стало страшно.
— Это не имеет отношения к делу, — ответил Лукас.
— Расскажите мне, — настойчиво попросила Кили. — Я должна знать, с чем я имею дело.
— Фил обожает напоминать публике об этом деле, — вздохнул Лукас. — Фредерик Йетс был безработным сварщиком. Он жил со своей подружкой и ее трехлетней дочерью. Однажды, когда с девочкой сидел Фредерик, она выпала из окна их квартиры на пятом этаже и разбилась насмерть. Он уверял, что она влезла на подоконник и упала, когда он на минутку отвернулся. Морин Чейз была тогда помощником окружного прокурора. Ее босс хотел списать дело в архив как несчастный случай. Но она с самого начала не поверила Йетсу.
— Какое отношение это имеет к нам? — воскликнула Кили.
— Да ни малейшего, — заверил ее Лукас. — Просто Морин решила, что это было «убийство с неявным мотивом». Другими словами, ребенок умер в результате падения из окна, тут никаких сомнений не возникало. Вопрос был в том, каким образом девочка выпала из окна.
— И что же случилось? — спросила Кили.
— Насколько я припоминаю, — нахмурился Лукас, — Йетс отказался пройти допрос на детекторе лжи, свидетелей у них не было, доказательств никаких. Фил и Морин продолжали давить на Йетса, но он твердо держался своей версии. И вот однажды Страттон явился к нему с целой командой спецов, и они целый день провели в квартире за измерениями.
— Они делали то же самое с моим бассейном! — воскликнула Кили. — Ну, и что же было дальше?
— Измерения сами по себе ничего не доказывали, — сказал Лукас. — Но Фил использовал их, чтобы составить устрашающего вида диаграмму, якобы доказывающую, что девочка была физически не в состоянии самостоятельно добраться до подоконника. Йетс наконец сломался и признал, что выбросил девочку из окна в приступе ярости, потому что она описалась в постели.
— О мой бог! — ахнула Кили. — Какое чудовище!
— Морин отправила Йетса за решетку до конца его дней.
— Так ему и надо!
— Конечно. Так или иначе, на этом Морин сделала карьеру. На следующих выборах она обошла своего босса и заняла его место. Стала самым молодым прокурором в истории округа Профит. Не говоря уж о том, что она стала первой женщиной, занявшей эту должность.
— А теперь Фил Страттон хочет сделать из моего сына второго Фредерика Йетса?
Лукас положил руку ей на плечо.
— Кили, успокойся. Здесь такого не случится. Я просто предупреждаю тебя: если Фил заявится к тебе с какими-то чертежами, не обращай на них внимания и сразу звони мне. А теперь прости, мне надо идти.
— Лукас, спасибо вам за все. За то, что пришли сюда.
— Я всегда рад тебе помочь. Ты сможешь сама вести машину?
— Я справлюсь.
«Я должна справиться», — сказала себе Кили. Но она не знала, что ей сказать Дилану. Вся ее жизнь превратилась в один непрекращающийся кошмар. Подойдя к своей машине, она села за руль, включила двигатель и посмотрела на сына.
— С тобой все в порядке?
— Нормально, — буркнул он.
— Это было ужасно, — пробормотала Кили.
Дилан не ответил.
— Родной мой, я только что говорила с Лукасом. Он считает, что они преследуют нас по личным мотивам. Ты же знаешь, Марк был когда-то помолвлен с другой женщиной. И эта женщина — окружной прокурор. Они просто пытаются отравить нам жизнь.
Вместо ответа Дилан включил радио и настроил приемник на свою любимую станцию, передающую «тяжелый металл».
— Дилан, выключи это! — приказала Кили. — Я с тобой разговариваю!
— А я хочу послушать, — буркнул он.
— Нет, ты меня послушай. Нас преследуют несправедливо, но это еще не значит, что мы можем просто так от этого отмахнуться.
Дилан прищурился, глядя в окно, и забарабанил пальцами по колену. Кили протянула руку и выключила радио. В машине наступила тишина. Взгляд Дилана заледенел.
— Как это получилось, что ты мне ничего не сказал о том пистолете?
— А ты не спрашивала! — огрызнулся он.
«Я же тебе не враг! — в отчаянии подумала Кили. — Почему же я не могу поговорить с тобой?» Но она не сказала этого вслух, а только вздохнула и покрепче ухватилась за руль.
— Может, ты мне еще чего-то не сказал? Мне больше не нужны сюрпризы вроде этого.
На лице Дилана промелькнуло виноватое выражение, и Кили похолодела.
— Дилан?
— Нет, теперь ты все обо мне знаешь, — ядовито бросил он.
— Дилан, я тебя предупреждаю: не смей разговаривать со мной в таком тоне.
— А ты не можешь просто вести машину? Я хочу домой.
«В этом наши желания совпадают», — подумала Кили.
— Мы должны заехать к твоей бабушке и забрать Эбби.
Дилан вдруг выпрямился, словно его ударило током.
— Ничего ей не рассказывай.
Кили посмотрела на него.
— О чем?
— Ни о чем. Не говори ей про пистолет. Не хочу, чтобы она волновалась, — решительно заявил он. — Обещай, что ничего ей не скажешь.
Кили нахмурилась. Ей стало страшно при мысли о том, как мало она знает собственного сына.
— Ладно, я ничего не скажу, — обещала она, а про себя добавила: «Пока не скажу», от души надеясь, что больше никому не придется об этом узнать. И в этом их желания совпадали.
10
Ингрид Беннетт по-прежнему жила все в том же скромном, аккуратном домике на тихой улице, который ее муж купил, когда Ричарду было четыре года. Поворот на Соловьиную улицу всегда напоминал Кили о том, как Ричард впервые привез ее сюда — познакомить с родителями и рассказать о предстоящей свадьбе. Она до сих пор помнила, как тогда гордилась собой и как волновалась, надеясь понравиться его родителям. Хотя в студенческие годы она предпочитала носить черное — и практично, и модно, и загадочно! — в тот день она специально надела светло-желтый свитер и даже пошл