— Вы получите эту информацию в счете за следующий месяц, — ответила служащая.
— Я… я это понимаю, — сказала Кили. — Просто… все дело в том, что эта информация нужна мне сейчас.
— Извините, мэм, тут я ничем не могу вам помочь.
— Может быть, она как раз сейчас перед вами, на экране вашего компьютера! Неужели вы не можете просто распечатать их и прислать мне? — умоляюще проговорила Кили. — Это… это вопрос жизни и смерти.
Служащая нервно захихикала.
— Да бросьте!
— У вас дети есть? — спросила Кили. — Разве вы не сделали бы все, что в ваших силах, чтобы им помочь, если бы они попали в беду? Я должна узнать, кто звонил по этому телефону в тот вечер!
С минуту женщина молчала. Потом она заговорила очень тихо:
— Наши правила…
— Прошу вас, — перебила ее Кили. — Я понимаю, ваши правила этого не предусматривают и у вас нет никаких причин помогать мне. Но я вас умоляю! Это очень срочно, иначе я не стала бы морочить вам голову.
— Я посмотрю, что тут можно сделать, — неохотно проворчала женщина.
— Спасибо, — поблагодарила Кили. — Благослови вас бог.
Связь прервалась, прежде чем она успела сказать что-то еще.
20
На следующий день, войдя в палату Дилана, Кили увидела огромный букет цветов.
— О, какая красота! — воскликнула она и взяла карточку, прислоненную к вазе. — Лукас и Бетси. Ты знаешь, Бетси звонит каждый час, справляется о твоем здоровье.
— Лукас заезжал, — прохрипел Дилан.
Кили подняла на него удивленный взгляд.
— Трубку вынули? — Она бросилась к постели сына. — Это замечательно! И выглядишь ты получше.
Дилан кивнул и опять откинулся на подушку. Его лицо все еще носило восковой оттенок, но на щеках уже проступила легкая краска.
— Мне лучше.
— Тебе пока не надо много разговаривать. О дорогой мой, я так рада! Теперь ты скоро вернешься домой, — пообещала она. — Сегодня утром к нам придет социальный работник — проверить, как мы живем. Я уверена, что мы пройдем проверку. Честно говоря, я заскочила только на минутку, хотела посмотреть, как у тебя дела. Эбби оставила у дежурной медсестры. Мне надо успеть домой до прихода социального работника — мы должны произвести хорошее впечатление, ты же понимаешь.
Дилан кивнул, но не улыбнулся.
— Добрый день, миссис Уивер.
Кили повернулась и увидела детектива Страттона, стоящего в дверях палаты Дилана. Сердце у нее упало.
— Мне сообщили, что Дилан уже может говорить. Надеюсь, вы не против, — сказал Фил, входя в палату. — Привет, Дилан.
Глаза Дилана округлились при виде детектива.
— Привет, — прошептал он.
— По правде говоря, — вмешалась Кили, — я категорически против. Я говорила об этом с моим адвокатом. Он требует, чтобы вы допрашивали Дилана только в его присутствии.
— Это ваше право, — пожал плечами Фил. — Но для протокола я обязан спросить, не стал ли Дилан жертвой нападения или рана была нанесена…
— Я сам это сделал, — пробормотал Дилан.
Кили сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— И это все, что вы от него услышите, — решительно заявила она. — Могу я поговорить с вами в коридоре, детектив?
Фил Страттон пожал плечами и кивнул Дилану.
— Надеюсь, ты скоро поправишься.
Он вышел из палаты следом за Кили.
— Детектив Страттон, я не сомневаюсь, что вы этому не поверите, но теперь я точно знаю, что мой сын не виноват в том несчастном случае. Ради душевного покоя Дилана и моего собственного я решила отыскать того, кто за это в ответе. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу помощь — ведь вы же сами заинтересованы в том, чтобы найти виновного. Телефонная компания отказалась сообщить мне какую-либо информацию о входящих звонках на мой номер. Мне заявили, что таких записей не существует в природе, но мой адвокат говорит, что полиция может добыть такие сведения.
Лицо детектива осталось бесстрастным.
— Это правда? — спросила Кили.
— Я ничем не могу вам помочь, — ответил он.
— Скажите уж, что не хотите мне помочь!
Страттон посмотрел на нее с сочувствием.
— Поверьте, я ценю ваши усилия. Я понимаю, вы любите сына и хотите ему верить. Но я скажу вам от души, миссис Уивер: ради вашего собственного блага вам следует добиться от сына правдивого признания в том, что он сделал. Вы оказываете ему дурную услугу, отказываясь видеть, каким виноватым он себя чувствует. Я вам больше скажу: если он не снимет этот камень с души, все может повториться. Только следующая попытка может оказаться успешной.
У Кили было такое чувство, словно он ударил ее по лицу. Но пока она искала достойные слова, которыми могла бы его заклеймить, Страттон повернулся и скрылся в глубине коридора. Глядя ему вслед, Кили заметила часы на стене, над столом дежурной медсестры.
— О боже, — пробормотала она. — Я опаздываю…
Когда «Бронко» Кили на полной скорости ворвался на подъездную аллею, у дома уже стояла черная малолитражка. «О черт!..» — мысленно простонала Кили. Она-то хотела быть здесь, на месте, и спокойно ждать прибытия социального работника!
Худая женщина в юбке из клетчатой «шотландки» и поношенном замшевом жакете стояла на крыльце, окидывая оценивающим взглядом дом с табличной «Продается» и лужайку, засыпанную неубранными листьями. Кили отстегнула Эбби от кресла, подхватила ее на руки и поспешила к незнакомке.
— Миссис Эрлих? — спросила она.
Женщина ответила ей холодным взглядом.
— Вы миссис Уивер, как я понимаю.
— Извините меня за опоздание, — пробормотала Кили, отпирая входную дверь. — Я была в больнице. Входите, пожалуйста.
Она поместила Эбби в манежик и протянула ей ее любимую «говорящую книжку». Малышка тут же углубилась в изучение картинок, сопровождаемых хрюканьем, кваканьем, мычанием и лаем животных.
— Моя хорошая девочка, — шепнула ей Кили и повернулась к визитерше. — Рада знакомству. Могу я вам что-нибудь предложить? Чаю?
— Чаю? — недоверчиво переспросила женщина. — Я здесь не для того, чтобы чаи распивать. — Она мельком оглядела гостиную и заглянула в детскую. — Прежде всего мне хотелось бы осмотреть комнату Дилана.
— Ну что ж, прекрасно, — сказала Кили. — Комната Дилана наверху.
Она жестом пригласила миссис Эрлих пройти вперед, но та покачала головой. Тогда Кили начала подниматься по лестнице, поддерживая односторонний светский разговор. Она чувствовала, что это неуместно, но почему-то никак не могла заставить себя остановиться.
— Боюсь, комната Дилана выглядит не лучшим образом. Я все это время пробыла в больнице, а он так и не навел порядок. Вообще организованность — не самая сильная его черта. Вы же знаете, что представляют собой мальчишки в этом возрасте. Все тащат в дом, и их невозможно заставить хоть что-нибудь выкинуть. Мне кажется, он до сих пор хранит все книги, которые прочел за свою жизнь, включая все комиксы…
— Почему вы продаете дом? — спросила миссис Эрлих у нее за спиной.
Кили сохранила невозмутимость и не оглянулась.
— Мой муж… Я уверена, что вам это известно. Не так давно он утонул в нашем бассейне. Я просто не хочу здесь больше жить. Мне кажется, это плохо сказывается на детях. Да и на мне тоже.
— А вам не кажется, что в жизни вашего сына и без того было слишком много нестабильности? Зачем ему еще один переезд?
Кили возмутил этот вопрос, она чуть было не посоветовала миссис Эрлих не соваться не в свое дело, но вовремя напомнила себе, что именно такие вопросы обычно задают социальные работники. Они всего лишь хотят убедиться, что все делается в интересах ребенка.
— Я считаю, что так будет лучше для всех, — спокойно ответила Кили. — Сюда, — она открыла дверь в комнату Дилана. — Вот комната моего сына.
Вчера поздно вечером она как могла прибрала в комнате, но сейчас, оглядывая ее глазами постороннего человека, поняла, что комната производит не самое отрадное впечатление.
— Боюсь, тут не слишком прибрано, — извинилась Кили. — Дилан сейчас в таком возрасте, когда дети очень ревниво относятся к своим вещам. Мне не хочется вмешиваться. Я хочу сказать, ребенок имеет право на частное пространство…
— Скрытный, — заметила как бы про себя миссис Эрлих.
Кили не понравилась такая характеристика, но она подавила возражение.
— Вам это может показаться невероятным, — продолжала она, изо всех сил стараясь сохранить шутливый тон, — но сегодня комната выглядит вполне прилично. По крайней мере, мне удалось собрать всю грязную одежду в стирку.
— Ясно, — кивнула женщина. — Значит, вы не требуете от него ответственного отношения к чему бы то ни было. Даже к собственной грязной одежде.
Лицо Кили вспыхнуло.
— Я этого не говорила! — воскликнула она, но сразу же заставила себя сбавить тон. — Разумеется, у него есть обязанности по дому. Не могу сказать, что он охотно их исполняет, мне приходится ему напоминать. Но, думаю, в этом отношении он ничем не отличается от всех остальных детей.
Миссис Эрлих подошла к кровати, подняла матрац и заглянула под него. Затем она прошла в гардеробную, открыла крышки нескольких обувных коробок, перебрала «сокровища» Дилана. Закрыв дверь гардеробной, она нахмурилась при виде прикрепленных кнопками к стенам плакатов с изображением мертвенно-бледных, одетых в кожаные куртки рок-гитаристов. Все вызывало ее недовольство: недоделанные модели мотоциклов, втиснутые на полки вместе с черным велосипедным шлемом и пластмассовыми пистолетами, беспорядочная гора компакт-дисков, фигурки борцов, запутавшиеся в проводах наушники, небрежно брошенные на столе.
— Мальчишки в наши дни увлекаются подобными вещами, — сказала Кили. — К сожалению, они уже стали частью современной массовой культуры.
Миссис Эрлих кивнула, изучая коллекцию компакт-дисков.
— Он употребляет наркотики?
Кили долго смотрела на нее.
— Нет. Безусловно, нет. Я бы об этом знала.
— По моим наблюдениям, вкусы вашего сына совпадают со вкусами наркоманов.