— Эбби всего лишь невинный ребенок! — воскликнула Кили, и ее голос пресекся.
Она видела, что Лукас стоит на самом краю бассейна. Если он сейчас бросит Эбби… Если она ударится головкой о бетонный край… Однажды он уже принес ее в жертву. А ведь она по-прежнему оставалась дочерью Марка.
Но Лукас так крепко прижимал к себе девочку, словно только ее тепло поддерживало в нем жизнь.
— А знаешь, я когда-то принял участие в Марке, потому что мне казалось, в нем что-то есть. Искра божья. Я защищал его бесплатно в суде по делам несовершеннолетних и, помню, как-то раз сказал Бетси, что он незаурядный мальчик. Что я хочу ему помочь. А она обвинила меня… — Его голос пресекся.
— В чем? — спросила Кили, не отрывая глаз от Эбби, которая почему-то молчала, хотя давно должна была бы начать капризничать.
Сердце Кили стучало молотом, во рту пересохло. Вдруг она краем глаза заметила что-то белое, движущееся за спиной у Лукаса, и в тот же миг поняла, что это Дилан. Он крадучись, бесшумно поднимался по лесенке из бассейна прямо позади Лукаса.
— Что она сказала? — спросила Кили, стараясь потянуть время и отвлечь внимание Лукаса.
— Она сказала, что… я предпочитаю его Прентису. Что он больше похож на меня, чем мой родной сын. — Лукас недоуменно покачал головой. — Она не понимала, что я никогда не смог бы полюбить Марка так, как любил Прентиса. Марк и впрямь был неординарным мальчиком. Но Прентис был моим сыном. Моей плотью и кровью. Ради него я был готов на все. Уж ты-то можешь это понять, Кили. Я знаю, что можешь.
— А столкнуть мою машину с дороги — это тоже была ваша идея? — продолжала Кили.
— Я хотел только припугнуть… чтобы ты отстала. Чтобы перестала копаться в этом деле. Ведь ничего же не случилось!
Лицо Дилана показалось над плечом Лукаса. Широко открытые глаза на этом юном лице словно предупреждали ее о чем-то. А потом его незагорелая, покрытая гусиной кожей рука вдруг взметнулась и зажала шею Лукаса.
Лукас издал полузадушенный вопль и попятился, все еще держа на руках девочку. Но Кили, словно в замедленной съемке, увидела, как слабеют и разжимаются его руки. Эбби закричала и начала скользить. Кили вскочила, не обращая внимания на боль, и сумела сделать два шага, но почувствовала, что неудержимо падает. И все-таки она всем телом рванулась вперед и в последнюю секунду схватила Эбби на руки.
Дилан и Лукас упали, сцепившись, и теперь боролись на полу. Лукас отчаянно дергал тонкую жилистую руку мальчика, стараясь освободиться.
— Помогите! — крикнула Кили, ища глазами хоть кого-нибудь, кто мог бы ее услышать. Но в помещении бассейна никого, кроме них, не было, как и в холле, через который они сюда пришли.
Вновь оглянувшись на дерущихся, она с ужасом заметила, что Лукас выпустил руку Дилана, полез во внутренний карман плаща и вытащил старинный револьвер с рубчатой рукояткой, блеснувший у него в кулаке.
— Дилан! — вскрикнула Кили. — Отпусти его, он вооружен!
Дилан разжал руку и отскочил. Его пробирал озноб. Лукас с трудом поднялся на ноги и прицелился в мальчика.
— Лукас, вы не можете! — умоляюще произнесла Кили. — Вы же не собираетесь… Он еще ребенок! Он только хотел меня защитить.
Лукас трясся, револьвер так и прыгал у него в руке.
— А эта штука настоящая? — презрительно бросил Дилан. — Старый ковбойский пугач! Он же небось даже не стреляет!
— Он старый, это верно. Он из моей коллекции. Но, я тебя уверяю, он все еще стреляет. Не вынуждай меня пускать его в ход, — сказал Лукас. — Иди туда, к матери.
Дилан обхватил себя руками за плечи, пытаясь унять дрожь, и с неохотой зашлепал к шезлонгам. Кили механически протянула ему полотенце, не сводя глаз с Лукаса.
— Теперь ты знаешь все, — констатировал Лукас.
— Я же вам говорила: я ничего не хочу знать. Я умоляла вас ничего мне не рассказывать!
— Я должен был рассказать кому-то, — мрачно проговорил Лукас, револьвер он так и не опустил. — Я хотел, чтобы ты знала, что произошло и почему.
Кили закрыла глаза и покачала головой.
— Какое значение это может иметь теперь?
— Должен признаться, — вздохнул Лукас, — я был горд… до неприличия горд тем, как избавился от Марка. Человек, не умевший плавать, утонул в своем плавательном бассейне — есть ли на свете что-либо более естественное? Нехорошо хвастать, но это было идеальное убийство! Если бы не Дилан с его дурацким самокатом, ни у кого не возникло бы никаких сомнений. Но ведь ты сама виновата. Ты никак не могла оставить эту историю в покое, — в голосе Лукаса прозвучала неизбывная горечь.
— Допустить, чтобы моего сына обвиняли в том, чего он не делал? Ни за что! — отрезала Кили.
— Но ведь я же защищал Дилана, не так ли? — нахмурился Лукас. — Всякий раз я вставал за него горой! Я не позволил бы ему расплачиваться за мое преступление.
— Все мы расплачиваемся за ваши преступления, — со слезами напомнила Кили.
— Это прискорбно, — сказал Лукас. — Я этого не хотел.
Внезапно двери распахнулись, в помещение ворвались двое полицейских в форме и мужчина в штатском костюме с галстуком.
— Мистер Уивер! Сложите оружие! Полиция!
Вздрогнув от неожиданности, Кили оглянулась, а Лукас, все еще целясь из пистолета, начал пятиться. Его блуждающий взгляд совершенно обезумел, белки глаз засверкали. Прижимая к себе хнычущую Эбби, Кили смотрела на него в немом оцепенении. Но откуда здесь взялась полиция? Может быть, кто-то, проходя мимо бассейна, заметил, как Лукас вытащил револьвер?..
— Лукас Уивер! — заговорил человек в штатском, и его громкий голос эхом прокатился под сводами комнаты.
— Должно быть, нас кто-то увидел, — прошептала Кили. — Слава богу!
— Нет, — пробормотал Дилан.
— Что — нет?
Но Дилан не ответил. Он вскочил на ноги, глядя, как полицейские подходят к Лукасу, который продолжал пятиться.
— Пригнись, сынок, — посоветовал один из полицейских. — Мэм, вы не могли бы вывести отсюда своих детей?
— Я не могу ходить, — ответила Кили.
Полицейский кивнул и что-то тихо сказал в свою рацию.
— Ладно, сейчас вам помогут. Ну а пока сидите и не высовывайтесь.
— Бросьте оружие, мистер Уивер! — продолжал агент в штатском. — Я детектив Бертрам из полиции Александрии. Сейчас прибудет подкрепление. На подходе ордер на ваш арест, выписанный сегодня вечером в Сент-Винсентс-Харборе.
Револьвер затрясся в руке Лукаса, но он продолжал целиться в детектива.
— Я не вернусь, — объявил он.
— Сэр, мне сказали, что вы адвокат. Вы прекрасно знаете, что вам же будет лучше, если вы согласитесь сотрудничать с нами.
Обнимая обеими руками детей, морщась от боли в колене, Кили смотрела на Лукаса. Он все еще размахивал револьвером, но в его глазах застыло отчаяние. Ей хотелось заговорить с ним, но она не могла произнести ни слова.
— Не делайте глупостей, мистер Уивер, — принялся уговаривать его детектив. — Просто сложите оружие, и мы во всем спокойно разберемся.
— Нет, — покачал головой Лукас. — Слишком поздно.
— Что он делает, мам?! — прошептал Дилан. — Он что, с ума сошел?
Стоило Кили услышать вопрос Дилана, как она вдруг обо всем догадалась. Ей стало ясно, что он собирается сделать. Несмотря ни на что, она не могла просто сидеть и наблюдать за всем этим, словно перед ней театральный спектакль. Опершись на подлокотники, она подалась вперед.
— Лукас, не надо!
— Поверь мне, Кили, у меня и в мыслях не было причинять боль тебе.
— Я вам верю. Прошу вас, остановитесь. Это не выход.
— Мне ничего не остается, — пробормотал Лукас.
— Неправда! Я выступлю свидетелем в вашу защиту. Расскажу о Марке, о его преступлении.
— Никто не поймет. Все равно он был моим сыном. Я убил его. И до сих пор не раскаиваюсь.
— Лукас, он был лжецом и предателем. Я об этом скажу. Люди поймут.
— А как насчет Морин? — горько спросил Лукас. — Думаешь, это они тоже поймут?
Морин… Ее беспощадный враг. Любовница ее мужа. Но ведь в конце концов Морин все-таки перестала преследовать Дилана, когда поняла, что это Лукас был с Марком перед его гибелью. Когда дошло до сути, Морин сделала честный выбор. Она хотела, чтобы Лукас заплатил за свое преступление, — и за это была убита. Что это было: мгновенный порыв? Временное помешательство? Возможно. Но суд все равно назовет это убийством. Это никак нельзя будет оправдать. Кили почувствовала, что не может больше выносить взгляда Лукаса, и опустила глаза.
— Положите револьвер, мистер Уивер, — вновь повторил детектив Бертрам. — Мы все это обсудим. Просто положите его на пол.
Лукас со вздохом взглянул на успокоившуюся поверхность воды.
— Я сам свершил правосудие. Я не собирался оставлять это на усмотрение закона. Но правила мне известны. Придется платить, — сказал он.
Кили сделала еще одну попытку.
— А как же Бетси? — воскликнула она. — Вы нужны ей! Не делайте этого! Хотя бы ради Бетси.
Эти слова на миг вытеснили обезумевшее выражение из глаз Лукаса, и они наполнились безграничной печалью.
— Расскажи Бетси, — попросил он. — Скажи ей, что я любил его больше жизни.
Кили все поняла. Она знала, о ком он говорит: о Прентисе.
— Вы могли бы сами ей сказать!
Лукас молча покачал головой.
— Прошу вас, Лукас, не надо! — умоляла она.
— Я стал тем, что мне самому всегда было ненавистно, — сказал он. — Надо с этим покончить.
Увидев, как он поднял револьвер, Кили закрыла глаза и обхватила обеими руками головы своих детей, заставила их пригнуться, чтобы они не смотрели. — Нет, мистер Уивер, не надо! — закричал детектив. Но было уже слишком поздно. Выстрел прозвучал приглушенно, потому что в последнее мгновение Лукас сунул ствол себе в рот. Полицейские бросились вперед. Послышался громкий всплеск.
Кили открыла глаза и увидела плащ Лукаса, раскрывшийся в бассейне подобно крыльям. Темные тонкие струйки клубились в зеленоватой воде вокруг жуткой кашеобразной массы, в которую превратился его затылок.