ВЫСТРЕЛЫ
Завывание полицейской сирены пронзило мирную тишину ночи. Резина визжала на гравии, хлопали двери, по цементу шуршали шаги.
Я стоял напротив служебного входа в здание, в котором жила мисс Спенс. Место было довольно опасное, кругом было много фликов, но мне приходилось выходить и из более опасных положений.
Улочка была узкой, с одной стороны она кончалась тупиком, другая ее сторона выходила на аллею перед фасадом дома, и фонарь освещал ее ослепительным светом.
С «люгером», зажатым в руке, я притаился в тени и осторожно пробирался вперед. На углу виднелась темная фигура в форменной полицейской фуражке. С того места, где он стоял, полицейский не мог меня видеть.
Вся его фигура говорила о том, что он был настороже, но я мог бы послать ему пулю между глаз без всякого труда. Мне только не хотелось обнаруживать себя раньше времени. Может он думал, что у него бронированная голова?
Наконец он сделал то, что я от него и ожидал. Он достал электрический фонарик и стал им светить кругом, стараясь отыскать меня.
Я выстрелил, фонарик исчез, стало снова темно.
У меня было, примерно, секунд шестьдесят, прежде чем флик оправится от неожиданности и испуга. Я не потерял даром времени.
Верхушка стены царапала мои ладони. Я поздравлял себя с тем, что умел ловко перелезать через стены, не садясь на них верхом, а просто перекатываясь на другую сторону в горизонтальном положении. Я уже падал вниз, когда раздалась автоматная очередь. Пули подняли небольшое облачко цементной пыли в футах шести выше моей головы. Я успел!
По другую сторону стены было темно и тихо, тень, кусты, деревья. Я шел все время направо, зная, что главная улица в том направлении.
А Позади меня, перед домом, по-прежнему раздавались крики и стрелял автомат. Из окон домов смотрели любопытные. Армия хорошо научила меня играть в краснокожих индейцев, и я мог бы вполне с ними соперничать. Пробираясь между деревьями, я производил не больше шума, чем привидение, и был еще менее заметен, чем оно.
Ночь была заполнена звуками полицейских сирен, одни вблизи, другие едва прослушивались. Все общественные силы города были приведены в действие.
Я собирался перелезть еще через одну стену, встретившуюся на моем пути, и был уже на ее гребне, когда какой-то умник включил прожектор, который осветил мою фигуру.
Вся их артиллерия мгновенно пришла в действие. И ее было так много, что можно было бы расстрелять целую армию. Одна пуля задела мой рукав. Я соскользнул на улицу быстрее ящерицы.
Флик, стоявший на страже на углу улицы, выстрелил в меня в то время, как я зигзагами бежал по тротуару вдоль улицы. Я обернулся и выстрелил в свою очередь: флик упал на колени, прижав раненую руку, крича как потерянный.
Теперь меня уже преследовали. Я мчался с такой скоростью, что едва касался ногами земли. Влетев в дверь какого-то дома, которая была приоткрыта, я спрятался там. Я дышал, как старый астматик, лицо мое было покрыто потом. Я осторожно выглянул и увидел, что вся улица буквально кишела фликами.
Я прицелился и выстрелил в одного из них. Пуля попала в его фуражку, и он упал на землю, наполовину мертвый от страха. В игру немедленно вступили три пулемета, и в течение трех минут смерть витала вокруг меня. Улучив момент, я снова быстро вскочил, прыгнул на другую стену и с быстротой молнии оказался на другой ее стороне в саду, прежде чем они поняли, что могут приблизиться ко мне без всякого риска.
Мне уже надоело играть в кошки и мышки. Я не стал преодолевать еще одну стену, а прямо направился к большой веранде, на которой не было света.
Ударом ноги разбив стекло, я вошел в комнату, где пахло духами и сигарами. Пройдя через комнату, я оказался в коридоре. Там возле перегородки стояли мужчина и женщина, которые хотели спрятаться от пуль и осколков стекла.
— Хелло! — сказал я, улыбаясь. — Спектакль вам нравится?
Мужчина был высоким и сильным на вид, с красноватым лицом и офицерскими усами, жестким выражением глаз и толстой шеей. Женщина — хорошо сложенная брюнетка, одетая в черное с золотом платье.
Придя в себя от удивления, вызванного моим неожиданным появлением, толстяк попытался нанести мне удар кулаком, но так неловко, что даже неопытный мальчишка сумел бы уклониться от такого удара.
Я пригнулся и его удар пронзил пустот. Прижав «люгер» к его боку, я предложил ему успокоиться. Его красноватое доселе лицо, стало восковым.
Я посмотрел на женщину. Она не пошевелилась, смотря на меня с любопытством и без малейшего страха.
— Подумайте о случившемся. Будет очень забавно рассказать своим друзьям, что в вашем доме побывал Честер Кен, а на стене дома можно будет прибить дощечку с извещением об этом.
Они оба молчали. Мужчина задыхался от гнева.
— Доставьте мне удовольствие и зайдите внутрь, — сказал я, показывая головой на дверь. — Если мне не препятствуют, я никому не причиняю зла.
Я проводил их в комнату и заставил сесть. Мебель в комнате была солидна и крепка. Женщина продолжала смотреть на меня.
Я спрятал свой револьвер, чтобы немного ослабить напряжение, и посмотрел в окно. Прожекторы освещали прилегающие улицы. Во всех направлениях мелькали фары автомобилей и фуражки полицейских.
— Я хочу на некоторое время остаться здесь, — сказал я, усаживаясь на стул и не спуская глаз с этой пары. — Они пока все еще ищут меня.
Может быть, они думали, что я прятался в облаках? Время от времени слышались одиночные выстрелы. Стреляли, наверное, наиболее нервные флики.
Я постучал в дверь приземистого с полинялым фасадом домика и стал ждать. Через минуту из окна первого этажа отозвался женский голос, спросивший, кто стучит.
— Тим дома? — спросил я, отступая на шаг, чтобы лучше видеть белую фигуру.
— Нет.
— Это я, Кен.
— Подождите немного, — сказала женщина. Через несколько секунд дверь открылась.
— Где Тим? — спросил я, пытаясь рассмотреть женщину в полумраке.
— Вы бы лучше вошли, — сказала она, отстраняясь, чтобы дать мне пройти.
— А вы кто?
— Жена Тима.
В ее голосе сквозила нотка гордости.
Я совсем не был уверен, что внутри дома меня не подстерегает полиция, но это одновременно меня бы и очень удивило. Я все же решил войти и прошел вслед за женщиной в комнату.
На стене были развешаны принадлежности для рыбной ловли, стояли на полу резиновые сапоги, обстановка была очень скромной. Но, несмотря на это, в комнате было очень чисто и уютно. Я вдруг почувствовал себя как дома.
Миссис Дувал была высокой, все еще красивой женщиной лет около сорока; лицо энергичное, в черных как смоль волосах ни единой белой ниточки. Она задумчиво рассматривала меня.
— Тим утверждает, что вы хороший человек. Надеюсь, он знает, о чем говорит.
— Тим очень доверчив, — улыбнулся я. — Но все же я не злой… Она кивнула и направилась к печке.
— Садитесь же. Я вас ждала и приготовила вам кое-что из одежды.
Я обнаружил, что голоден.
Она поставила на край стола тарелки, расстелила чистую салфетку, положила нож и вилку и вернулась к печке.
— Все мужчины одинаковы, — продолжала она с горечью. — Вы идете куда вам вздумается, забавляетесь, и возвращаетесь, когда вам угодно.
— Тим такой?
— Вы тоже, наверное.
Я посмотрел на большой бифштекс, который она положила на тарелку, и придвинулся к столу.
— Сегодня вечером я хорошо повеселился. А где все же Тим?
— Он поехал на Кудсо Кей.
— На катере?
— Он взял весельную лодку. Он сказал, что катер может понадобиться вам.
— Это большой путь.
— Он доберется.
— Замечательно.
Она кивнула и продолжала:
— Джед Девис ожидает вас позади дома. Хотите его видеть? Я нахмурился, но внезапно вспомнил:
— Это журналист? Она кивнула.
— А он в порядке?
— Это большой друг Тима. У Тима весьма странные приятели, но он вас не съест.
— Я хочу поговорить с ним, — сказал я, смеясь. Я успел съесть лишь половину своего бифштекса, когда отворилась дверь и на пороге появился настоящий великан. У него было круглое, волевое лицо и дерзкие маленькие глаза. Твидовый костюм выглядел на нем так, будто он не снимал его с момента покупки, а куплен он был не вчера. Серая шляпа, немного для него тесноватая, была сдвинута на затылок. Своими белыми зубами он сосредоточенно жевал сигару.
— Хелло, специальное издание! — сказал он, осматривая меня.
— Хелло, — ответил я, продолжая есть. Он снял шляпу, причесал волосы и сел в кресло, которое затрещало под его тяжестью.
— Вы можете сказать, что привели город в состояние революции, — проговорил он, вынимая изо рта сигару и рассматривая меня прищуренными глазами. — У меня ощущение, что я стал военным корреспондентом.
— Разве это так? — спросил я. Он посмотрел на стол.
— Она не давала вам пить?
— Мне и не хочется пить.
Он с трудом вылез из своего кресла.
— Надо что-нибудь выпить, — проворчал он. — Хетти прекрасная женщина и отлично справляется на кухне, но никогда не может сообразить, что мужчинам нужна жидкость.
Он открыл какой-то шкаф, достал оттуда черную бутылку без этикетки, потом два стакана и разлил виски. Один стакан он протянул мне, а с другим вернулся в свое кресло.
— За ваше здоровье! — сказал он, поднимая стакан. Мы выпили.
— И сколько же времени будет продолжаться этот шум? — спросил он.
— Пока я не обнаружу убийцу Херрика.
— Так, значит, это не вы?
— Нет. Это определенно было политическое преступление, которое почему-то хотят взвалить на мои плечи.
Он молча потягивал виски, потом спросил:
— Это был Киллино?
— А вы как думаете?
— Ну, знаете, это весьма возможно. Смерть Херрика его устраивала вполне.
— А это интересует вашу газету?
— Редактор и владелец газеты слишком дорожат своей шкурой. Они определенно останутся нейтральными.
— А вас персонально это интересует?
На его лице появилось мечтательное выражение.