И во всем своя музыка. И на эту грубую музыку, на гул работающей степи, обнажившей древнее свое нутро, ложатся отдельные сцены.
В и к т о р. Ребята, бетон! Принимай, раззявы!
Г а у х а р. Что долго так? Дождь же! Если не работать, совсем крышка! Для вас же дорогу делаем, для твоего ишака!
В и к т о р. Это не ишак, а «МАЗ»! И не оскорбляй мою машину!
Г а у х а р. Тоже мне, князь выискался!
Г о л о с а. К нам давай. Триста рублей плюс командировочные.
— На черта мне эти деньги!
— Через два месяца — квартиру! Поработаешь года два, в Москве дадут!
— На черта и квартира!
— Там НОТ. Школу надо пройти.
— На черта НОТ?! Здесь я на самом пике! Здесь ты влепишь кому-то, приедут, тебе вломят по загорбку — жизнь!
На междугородной.
И н ж е н е р. Алло, алло!.. Ну вот, значит… Ну, приехал!.. А черт его знает! Грязь страшная, народу тьма! В столовках так кишмя все кишит!.. Посмотреть надо… Посмотреть!.. Не поймешь сейчас ничего, говорю! Не пойме-ешь!..
На крыше вагончика — А л с у.
А л с у.
Широченное поле. Раздолье.
Необъятное чистое поле.
Скачет по полю жеребенок.
Ни тревог, ни забот, ни горя
Лошадиный не знает ребенок.
Жеребенок красив — до боли.
Плещет молодость в стройном теле,
Ноги стройные — загляденье!
Как мне хочется стать
Жеребенком…
Н и к о л а й Н и к о л а е в и ч С а т ы н с к и й, К а ч а е в а, Г о г о л е в. Умолкнувшая Алсу — свидетель разговора.
Г о г о л е в. Результаты испытаний, конечно, внешне эффектны. На первый взгляд. Но, Николай Николаевич, дорогой мой, мы же не знаем, как эти фундаменты поведут себя во времени. Мы хотим посадить на них весь этот гигантский комплекс заводов, а насколько они надежны?
С а т ы н с к и й. Вы читали «Маленького принца» Сент-Экзюпери?
Г о г о л е в. Кажется. В далеком отрочестве. И что?
С а т ы н с к и й. Маленький принц попал к богу.
К а ч а е в а. Не к богу, к королю.
С а т ы н с к и й. Да-да, к королю! Простите, к королю. Так вот он спросил у короля: «Можешь ты приказать, чтобы солнце зашло?» Король сказал: «Могу, но зачем? Все сразу запутается. Вот когда настанет час заката…»
Г о г о л е в. Не понимаю!
С а т ы н с к и й. В том-то весь комизм, что вы все, Алексей Борисович, и те, кто стоит за вами, уподобясь этому королю, ждете, когда ситуация созреет, когда она покажется естественной даже самому последнему, простите, кретину. И не сомневаюсь, когда это произойдет, даже самый последний кретин не преминет заявить о своем приоритете в этой области.
Г о г о л е в. Если бы я не знал вас давно, Николай Николаевич. Но, слава богу, я работать начал у вас.
С а т ы н с к и й. Ну что вы, что вы? Вы карьеру начали у меня, не работу!
К а ч а е в а. Николай Николаевич, конечно, пока это мое личное мнение, но хотелось бы, чтобы вы провели еще ряд испытаний. Нужна предельная ясность.
С а т ы н с к и й. Вам все еще не ясно?
К а ч а е в а. Через несколько дней приедут остальные члены госкомиссии, и в ваших же интересах продумать…
С а т ы н с к и й. Спасибо, спасибо. Вы очень милы, что заботитесь о моих интересах. Французские духи? Прекрасный букет!
К а ч а е в а (смеясь). Экий вы, в шипах. Есть хочу. Вчера я жила сигаретами и вашим чаем. Не поедете с нами?
С а т ы н с к и й. Мне довольно одних сигарет и чая. Благодарю. (Вынимает из кармана пачку чая, снова засовывает ее в карман.)
К а ч а е в а и Г о г о л е в уходят.
Слышен шум отъезжающей машины.
С а т ы н с к и й один, что-то бормочет про себя, машет вдогонку кулаком. Входит А л с у.
А л с у. Опять сами с собой разговариваете, дядя Коля?
С а т ы н с к и й. Я не разговариваю. Я договариваю… За всю жизнь ни одного, прошу прощения… нецензурного слова не употреблял. Про себя только.
А л с у. А сейчас употребляете? А как это? Употребите, а?
С а т ы н с к и й (вынув из кармана носовой платок). Маневрирование сложное. Тот, кто видел воздушные бои… (Смотрит на Алсу.) Ты не видела. Тебя не было.
А л с у. Не было. Я после войны, дядя Коль, появилась.
С а т ы н с к и й. Кто хоть раз видел воздушные бои… Целый ряд маневров. И все. Бесконечные петли маневров… Но так выглядит все с земли.
А л с у. Издалека?
С а т ы н с к и й. Полей-ка мне лучше. А то я руки… какие-то пожимал.
Алсу исчезает на мгновение в вагончике, затем появляется с кружкой… Вытерев руки, Сатынский бросает платок на землю.
А л с у. Комиссия опять была, дядя Коль, да?
С а т ы н с к и й. Госкомиссия на днях приедет, а это так… Маневры. Шпионить приехали, вынюхивать… (Протягивает пачку чая.) Ну-ка, чаю мне завари. Покрепче.
А л с у (вернувшись). Сегодня сюда министр приезжал! Я думала, министры все толстые от кабинетной работы. А он ничего, нормальный. Я как раз каркасы для свай варила. Он и ко мне подошел. Варишь, говорит. Варю, говорю. Он и пошел. Седенький такой, симпатичненький. Вот как вы! Измученный тоже. А один хахаль моложавый из его свиты даже куры начал мне строить, но я на него так… небрежно очень посмотрела. Он и побежал сразу догонять.
С а т ы н с к и й (засмеявшись). Глаза у тебя как блюдца. Умирает, наверное, народ, глядя на тебя?
А л с у. Я сама теперь умираю.
С а т ы н с к и й. Да… Сорок лет назад… У Фроси такие же глаза были.
А л с у. У какой это Фроси?
С а т ы н с к и й. Строили тогда домны и мартены в Кузнецке… Она стала моей женой. Через год, выступая на одном собрании, она кричала на весь зал, что я… классовый враг и что она порвала со мной навсегда на политической почве. Она была прекрасна в своей убежденности. И чиста. Ты, наверное, тоже… По-своему.
А л с у. Это вы про что, Николай Николаевич?
С а т ы н с к и й. Про что?.. Маленький объект, который я возвел тогда… Я только дискредитировал идею! А год назад опять увиделись. Случайно… Старик, больная старуха и те же фундаменты. Та же золотая рыбка! Все возвращается на круги своя. А ее глаза — у тебя остались.
А л с у. Остались? А она что? Умерла уже? Да?
С а т ы н с к и й. Мне доказать надо! Доказать, что я был прав тогда! Всем доказать! Стране нужны были тогда мои фундаменты. Они нужны ей и сейчас, мои фундаменты!
А л с у. Вы счастливый. У вас все было. Вы и любили! А сейчас парни все какие-то практические! Сразу бросаются лапать. Скучно!
С а т ы н с к и й. Лапать?.. Некрасивое слово.
А л с у. Вчера лежим. Скулит, скребется в дверь. Пьяный. К одной там у нас пришел. И требует — как окрошку в столовке.
С а т ы н с к и й. Окрошку?
А л с у. Ну, я примерно говорю!
С а т ы н с к и й. Да-да.
А л с у. Ну, я разозлилась, что спать не дает, говорю, давайте, девочки, из него стриптиз устроим. Затащили, разнагишали в минуту — и за дверь. Ладно, ночь была. Какая же это любовь? Унижение одно, а не любовь. Я по-другому любовь представляю, когда от нежности, быть может, взглядом боишься тишину нарушить… Вы не слушаете, Николай Николаевич?
С а т ы н с к и й. Хорошо. Тишину взглядом не нарушишь… Хорошо.
А л с у. Я все своего жду, дядь Коля. Ведь должен ко мне он прийти. Для кого я создана, а?
С а т ы н с к и й. Не знаю. Не знаю. Ничего я не знаю.
А л с у. А может, он есть уже? Только я не знаю сейчас, он это или не он? Машина пылит!
С а т ы н с к и й (поднимаясь). Значит, уеду в гостиницу. Тяжелые дни у меня, Алсу, будут. Тяжелые.
А л с у. А я думала, накормлю вас. Ребята уехали, а я картошку варю. И чай?
С а т ы н с к и й. Да-да, спасибо. В другой раз. Картошку в мундире и чай — в другой раз.
А л с у. Мы все сделаем, дядя Коля. Не беспокойтесь. Ночью будем работать!.. Дядя Коль, ведь у вас нежелатели есть, да?
С а т ы н с к и й. Нежелатели?
А л с у. Хотите, порчу на них напущу, туман? Я все могу. Взгляд у меня тяжелый.
С а т ы н с к и й. Ну, если взгляд тяжелый, не надо. Не надо!
А л с у. Боитесь или не верите?
С а т ы н с к и й. Верю, верю.
А л с у. А хотите, погадаю? По руке могу. На картах. По чертам лица. Хотите, узнаю, сколько лет жить будете? (Глядя пристально, не мигая, сильно растягивает пальцами кожу лба у него над бровями.) Не бойтесь, чего вы?
С а т ы н с к и й (опешив от неожиданности). Ты что? Что ты?
А л с у (отойдя в сторону). Сейчас вам шестьдесят два? Еще двадцать четыре года. Умрете, когда вам будет восемьдесят шесть лет. Можете пить, курить, бросаться под машины — ничего не будет!
Незамеченные, появляются С а т т а р о в и А х м а д у л л и н а. А х м а д у л л и н а тут же уходит.
С а т т а р о в. А мне погадаешь? Тоже хочу пить, курить, бросаться под машины, и чтобы ничего не было. Привет, Николай Николаевич.
С а т ы н с к и й (здороваясь). После отпуска? Что-то быстро!
С а т т а р о в (Алсу). Ну, погадаешь?
А л с у. А ты кто такой? (Узнавая.) А-а… Нет, вам не буду.
С а т т а р о в. Это почему?
А л с у. Нельзя, наверное, вам. Вы начальство…
С а т т а р о в. И ты знаешь, что мне можно и что нельзя? Все все знают, только я не знаю… А может, погадаешь? И не поверю тебе, а все равно… думать буду. Погадаешь?
А л с у. Ну, если хотите. (Подходит к Саттарову, обхватывает пальцами его лоб… и вдруг словно отшатывается.)
С а т т а р о в (потирая лоб). Ну, и сила у тебя. Не пальцы, а черт знает что… Чего молчишь?
А л с у (растерянно). Тридцать семь…
С а т т а р о в. Что тридцать семь? Мне сейчас тридцать семь!