Г р у я. Оставьте, это мой односельчанин.
К э л и н. Друг детства и школьный товарищ.
Г р у я. Ну да, ясное дело, раз односельчанин… А слушай, друг детства и школьный товарищ, тебе там в приемной не говорили, что тут идет совещание?
К э л и н. У меня срочное дело.
Г р у я. Более срочное, чем то, которое мы тут обсуждаем?
К э л и н. Во сто крат.
Г р у я. Что ж, если во сто крат, тогда, конечно, крыть уже нечем. (После паузы.) Ладно, товарищи. Основное мы так или иначе прикинули, и, если не возражаете, остальное — в рабочем порядке…
З а с е д а ю щ и е уходят, и в кабинете остаются двое старых друзей. Один — в дверях, другой — за столом.
Садись, чего торчишь в дверях?
К э л и н. Я не приучен, чтобы в чужом доме, без приглашения…
Г р у я. Не валяй дурака. Врывается, понимаешь, как дикарь, когда совещание идет полным ходом, и никакого ему разрешения не надо, а тут, видишь ли, он стесняется, не может сесть без разрешения… Да не там, садись вон сюда, поближе.
К э л и н. Я проехал двести восемьдесят пять километров, и если ты верен нашей дружбе, то оставшиеся пять шагов сделаешь сам навстречу мне, так чтобы мы смогли поговорить на равных…
Г р у я (улыбаясь, выходит из-за стола, идет и садится рядом). Слушай, откуда у тебя столько гонору? Помню, на тебе еще штанов порядочных не было, а уж гонору хоть отбавляй.
К э л и н. Этот гонор у нас в деревне называется чувством достоинства.
Г р у я. Ах да, чувство достоинства… Твоего деда, помню, Господарем прозвали. (Вошедшей секретарше.) Галочка, принесите, пожалуйста, два чая.
К э л и н. Три чая.
Г р у я. Ты хочешь выпить сразу два стакана?
К э л и н. Но… Разве эта барышня не будет с нами пить чай?
Д е в у ш к а - б р ю н е т к а. Спасибо, но на работе нам не полагается чаи распивать.
К э л и н (после ее ухода). Жаль, а то она мне очень уж приглянулась. (После паузы.) Она тебе кем приходится?
Г р у я. Она мне секретаршей приходится.
К э л и н. Ну, дай бог, как говорится, дай бог.
Г р у я. Дай бог. (После того как принесли чай.) Как там у вас дела, что нового?
К э л и н. Плохи наши дела, очень плохи. Сеем, когда все сроки выйдут, убираем, когда пора уборки прошла. Кушать садимся, когда весь аппетит перегорел.
Г р у я. Чего так долго раскачиваетесь?
К э л и н. Да потому, что чуждые элементы одолевают. Я вот конефермой заведую. Зерна не хватает — ладно, фураж завозят черт-те когда — ладно, так ведь крыши конюшен протекают! Как только набежит тучка, спины лошадей в конюшнях лоснятся, точно они с пахоты вернулись. Пахоты, однако, не было — просто дождик прошел. Хорошо, когда лето, а поздней осенью я прямо неделями маюсь без сна.
Г р у я. Отчего же не спишь?
К э л и н. Заботы не дают заснуть. Лошадей жалко. Мне кажется, что они знают меня в лицо, знают, какие высокие полномочия на меня возложены. Сквозь сон врываются ко мне табуном и спрашивают: что же ты, товарищ заведующий?! А что заведующий может!
Г р у я. А председатель?
К э л и н. Дак он и есть главный вредитель.
Г р у я. Я понимаю, что он вредитель, но насчет крыш-то для конюшен что он говорит?
К э л и н. А, послушать его — так прямо сам Карл Маркс наказал не перекрывать старые конюшни. Он говорит, что для коллективного хозяйства лошадь бесперспективна. Вместо того, говорит, чтобы потратить сто рублей на крыши, я, говорит, лучше куплю запчасти для тракторов на те же деньги. Чуждые элементы, они, знаешь, умны и начитанны, ну да мы тоже не лыком шиты. Я его проучу. С тем вот и приехал.
Г р у я. Что же ты собираешься предпринять?
К э л и н. Хочу добиться, чтобы лишили его власти.
Г р у я. То есть как — лишить власти?! Отстранить?
К э л и н. Его отстранишь! Там без конвоя ничего не выйдет.
Г р у я. Ну зачем так прямо с ходу калечить человеку жизнь! Можно ведь и поговорить с человеком и поспорить…
К э л и н. Да было, все было! Ничего не помогает. Ты не знаешь, куда мне обратиться по вопросам конвоя?..
Г р у я. Да, понимаешь ли, боюсь, что из этого ничего не выйдет — у них там ремонт идет полным ходом.
К э л и н. Тоже мне, нашли когда ремонтироваться…
Г р у я. Ты где остановился, в какой гостинице?
К э л и н. Туда не пускают. Говорят — сначала в баню сходи, а то конюшней воняет, а баня — что она даст! Сапоги и шинель в бане не оставишь. Так что я устроился на вокзале — часика два за ночь подремлю на скамейке, и тут же тебе — кофе с булочкой по утрам. Выпил кофе, закусил булочкой, закурил и пошел. Чисто, культурно.
Г р у я. И долго ты собираешься баловать себя по утрам кофием да булочкой?
К э л и н. Да как тебе сказать… Сегодня какой день? Суббота?
Г р у я. Суббота.
К э л и н. Ну, денька два я еще побуду…
Г р у я. А почему ты спросил, какой сегодня день?
К э л и н. Вот те на! Раз мы из колхоза, то нам уже не нужно знать ни какой день, ни какое число?..
Г р у я. Что-то ты о Марии долго не заводишь разговор.
К э л и н (после большой паузы, устало). А, живет себе. Здоровая, веселая, такая же красивая.
Г р у я. Что же ты на ней не женишься, раз вон сколько лет прошло, а она все такая же красивая?
К э л и н. Да ну, какой там из меня жених! Война когда кончилась, а на мне та же шинель, те же сапоги. К тому же вокруг нее уже вьется какой-то тип, так что об этом и заговаривать-то уже поздно.
Г р у я. Что за тип?
К э л и н. А бог его знает — не то южанин, не то северянин. Специальность у него тоже какая-то неопределенная — не то санинструктор, не то санинспектор, только не по нашей части, а по линии животноводства. А так — красив собой, хорошо одевается и потрясающе свистит…
Г р у я. То есть как — свистит?
К э л и н. Обыкновенно. Идет по улице и свистит. До того красиво, что, когда он проходит, дети так и висят на заборах. Должно быть, тот свист и вскружил голову нашей Марии. Смотришь — и вечером он там у нее и утром там. Женихались они, женихались…
Г р у я. Да она что, с ума сошла? Ты не мог с ней поговорить?
К э л и н. Пробовал, да было уже поздно. Теперь вон свадьба уже на носу.
Г р у я. Нет, мы эту свадьбу расстроим.
К э л и н. Как же ты ее расстроишь, когда свадебные голубцы уже заложены в горшки и огонь под теми горшками бушует вовсю…
Г р у я. Слушай, ты чего мне голову морочишь? Она что, выходит замуж?
К э л и н (совсем тихо). Выходит.
Г р у я. Когда у них свадьба?
К э л и н. Сегодня у нас какой день? Суббота?
Г р у я. Ты уже спрашивал. Суббота.
К э л и н. Ну если сегодня суббота, то свадьба у них должна быть на следующий день. То есть в воскресенье. То есть прямо завтра.
Г р у я. И ты отсиживаешься по вокзалам, пока не пройдет ее свадьба? Да любил ли ты Марию хоть когда-нибудь?!
К э л и н. Я ее не только любил, она и сегодня для меня, можно сказать, самая что ни на есть самая-самая…
Г р у я. Слушай, на тебе шинель и гимнастерка, а рассуждаешь, точно малое дитя. Если ты ее любишь, то должен был любой ценой помешать этой свадьбе. Ну а раз не сумел, проглоти обиду и поезжай, погуляй на ее свадьбе: ведь Мария, даже выходя замуж за другого, она той же Марией остается.
К э л и н. Да какая там гульба, когда у того свистуна ничего за душой нету. Искали музыкантов, да не нашли. Дали задаток одному гармонисту, дак тот, сукин сын, вернул задаток, потому что в соседней деревне тоже свадьба в воскресенье и ему там больше посулили.
Г р у я. Ну нет, мы Марию выдадим замуж как полагается, по всем канонам и обычаям. (Садится за рабочий стол, достает какие-то засаленные записные книжки, перелистывает, набирает номера телефонов.) Это квартира генерала Стручкова?.. Можно к телефону… А, здравствуйте, очень рад и горд тем, что вы не только мой голос, но и мое имя-отчество запомнили… Нет, я вас тоже запомнил, но, знаете, приличия требуют, чтобы, звоня в дом к замужней молодой женщине, особенно если муж у нее — генерал, делать вид, что не узнаешь ее голос сразу… Скажите, как бы мне связаться с Николаем Андреичем?.. А ему туда нельзя позвонить?.. Записываю… Большое вам спасибо. (Набирает другой номер.) Из ЦК комсомола беспокоят — можно Николая Андреича?.. Товарищ адъютант, дело спешное, так что, если только возможно… Жду… Добрый день, Николай Андреич!.. Вот видите, не зря вы про меня сказали: из молодых, да ранний! Действительно, ранний — не успели вы высказать свое расположение, а я тут как тут… Да дело это, как вы сами понимаете, связано с организацией молодежи… Хочу выпросить на воскресенье хороший полковой оркестр… Нет, не в пределах города. Мероприятие это состоится на севере республики, километров двести… А, нет, пусть вас это не беспокоит — у нас свой транспорт, так что к указанному месту и сроку оркестр будет доставлен… Нет, я бы не сказал, что мероприятие это сугубо политическое, хотя веселая молодежь, танцующая под звуки полкового оркестра, — это тоже политика… Что?.. Да, вот именно. Хорошо. Завтра в восемь утра автобус будет стоять у входа в здание нашего ЦК. Послезавтра выгружаем оркестр у проходной. Без материальных потерь, разумеется. Очень вам благодарен.
К э л и н (в ужасе). Ты что, целый полковой оркестр?
Г р у я. А что?
К э л и н. Да они объедят там всю деревню — мы ведь еле еле очухались после засухи…
Г р у я (набирает еще один номер). Марья Васильевна, голубушка, как перед богом сознайтесь: что есть в нашем буфете такого, чтобы погрузить на машину и поесть в деревне?.. Одна ливерная и ничего, кроме ливерной? А хлеб есть?.. Хорошо. Тогда весь запас ливерной и еще один ящик с хлебом. Ведомость на все эти товары передайте в бухгалтерию, пусть удержат из моих получек.
К э л и н (задумчиво). Боже мой, до чего докатился мир! Пройти всю Европу, водрузить знамя победы над рейхстагом, и все это только для того, чтобы какой-то свистун мог жениться на девушке, которую мы оба любили…