Г р у я (поразмыслив). Понимаешь, мы тут планируем создать несколько механизированных птицефабрик. На днях открываем школу для операторов автоматического управления фабриками. Ты вот все жалуешься, что не повезло, когда направляли на хорошие курсы. Давай, дуй. Жилье и пищу дадут, остальное как-нибудь сам усвоишь.
К э л и н. А документ?
Г р у я. Что — документ?
К э л и н. Дадут и документ, что я действительно окончил, что мне присваивается и так далее…
Г р у я. Дадут, конечно… Только, понимаешь ты… Там принимают со средним образованием, так что в графе «образование» ты просто пиши — не окончил. При разговорах старайся не касаться этой темы.
К э л и н. А если припрут?
Г р у я. Если припрут, скажи: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…»
К э л и н. Это что же — стихи?
Г р у я. Стихи.
К э л и н. Стало быть, поэтам, бедным, тоже доставалось… А с сыном Марии как быть?
Г р у я. Возьми и его с собой. Специальность эта редчайшая, она даже больше, чем техникум. Вы с ним одолеете ее, он по части грамоты будет сильнее, ты — по части житейского опыта…
К э л и н (подумав). Пожалуй, я чай этот допью. Та девушка бросила в стакан два кусочка сахара, а чтобы получить два кусочка сахара, знаешь какой корнеплод надо вырастить и сколько вокруг него надо ползать на коленях!
Ива на берегу речки.
Г о л о с Г р у и. Странный ты человек, Кэлин… Такая хорошая была в тот раз у нас встреча — откуда ты высчитал тот удар в спину?
Г о л о с К э л и н а. Удар тот нанесла мне Мария. Она ухмыльнулась, когда тот поганец высмеивал мое отцовство…
Г о л о с Г р у и. Но ты на Марию не должен обижаться. Мы же с тобой договорились не обижаться на нее. Она и без этого настрадалась довольно, не зря же ее все еще зовут в деревне Святой…
Г о л о с К э л и н а. А я и не обижаюсь. Просто, коротали время с тем мальчиком, зашел разговор о военных операциях, и правда, есть такая операция — удар в спину. А обижаться на Марию я и не думал.
Овчарня в Карпатах. Костер потух, очертания гор растаяли в ночи. Одни звезды ярко мигают, да темень ночи то скатывается, то снова оседает на крутых склонах гор.
К э л и н притих в глубокой задумчивости, а С а н д у, борясь со сном, отдает последние распоряжения.
С а н д у. Рота, слушай мою команду… Унести раненых в укрытие, запастись патронами и приготовиться к последнему штурму…
К э л и н. Ну, положим, командир тоже не может знать, последний ли это штурм или придется еще раз штурмовать.
С а н д у. Ну а тогда как мне им сказать, что — умереть или победить?
К э л и н. Так и говори — к решительному, мол, штурму…
С а н д у. Рота, слушай мою команду… Унести раненых в укрытие, запастись патронами, приготовиться к последнему, к решительному, мол, штурму… А солдат может вот так вдруг, с ходу упасть?
К э л и н. То есть как — упасть?
С а н д у. Ну, поднял я их в атаку, они с криком «ура!» бросились вперед, и вдруг, когда цепь подбиралась уже к позициям противника, один из бойцов рухнул во весь свой, рост…
К э л и н (после паузы). Ранили, что ли?
С а н д у. А ни единой царапинки.
К э л и н. Взрывной волной, может быть?
С а н д у. И никаких взрывов.
К э л и н. Ну, споткнулся, попросту говоря?
С а н д у. Какое там! Споткнувшись, человек тут же встает и несется дальше, а тут вот он лежит, кровь идет горлом, и нету больше солдата.
К э л и н. А что же произошло? Не может солдат вдруг, ни с того ни с сего…
С а н д у. Разрыв сердца.
К э л и н (уклончиво, после долгой паузы). На войне всякое бывает. И разрыв сердца случается.
С а н д у. А доводилось ли вам хоть один раз увидеть, как вот солдат бежал и вдруг, с ходу, с размаху…
К э л и н. Видел.
С а н д у. А расскажите.
К э л и н. Гм… Истории эти всегда запутаны, их не так сразу и поймешь и не так просто о них расскажешь… Только в новой ткани легко проследить, где начало той нитки и где ее конец, а в жизни человеческой, да когда она и без того на закате, — поди да поищи, где начало и где конец… (После долгой паузы, грустно и неохотно как-то.) Ну, закончил я тогда школу операторов, дали удостоверение. Красивое такое, в кожаном переплете, как и у тех, что с высшим образованием. Только значка такого, как у них, не дали. Приехали в район — тут же направление на межколхозную птицефабрику. Работа — ну прямо заново на свет родился. Восемь часов сидишь себе в чистом помещении, в тепле и уюте. Телефон, свежий номер районной газеты, радио тихо наигрывает, чтобы не скучно было. Надеваешь белый халат, садишься в мягкое кресло, которое к тому же еще и вращается вокруг своей оси, и восемь часов смотришь телевизор. Только на экране не исторические битвы, не «Кабачок «Тринадцать стульев», а живые птицы. Тут — цыплята, там — утята, там — куры-несушки. Тем нужно воды, этим нужен подкорм. Утятам надо поплавать, индюкам надо проветрить помещение. Сидишь себе и ублажаешь всех. Кнопки, кнопки, кнопки…
С а н д у. И платили к тому же хорошо?
К э л и н. Мало сказать — хорошо! За один год дом перекрыл шифером, мотоцикл с коляской купил и уже стал на «Москвич» засматриваться, но вдруг опять посылают в Кишинев на слет. Я уже давно заметил, что эти слеты для меня — чистое наваждение. Как только пошлют на слет да еще к тому же наградят приемником, так и жди каверзы какой-нибудь. А тут не успел я толком сойти с поезда, как мне уже суют в руки приемник — малюсенький такой…
С а н д у (снимая из-под застрешья приемник). Вот этот, что ли?
К э л и н. Ну да, он самый. Только был он тогда поновее, и кожа чехла лоснилась, и кнопки все застегивались…
Еще одна приемная в Доме правительства. Огромный кабинет.
С е к р е т а р ш а, девушка в седом парике, сбивается с ног, готовясь к приему иностранных корреспондентов. Цветы, бутылки с минеральной водой, чашечки для черного кофе. Все это вносится из приемной в кабинет, расставляется в нужном порядке.
Телефоны разрываются, но девушке в седом парике не до них.
Г р у я вместе со своими п о м о щ н и к а м и перелистывает какие-то бумаги.
Г р у я (помощникам). Напрасно вы приводите эти цифры. Зачем иностранцам забивать голову конкретными цифрами о нашей пищевой индустрии? У них и без этого забот достаточно. Эти три пункта вычеркните и дайте — пусть быстро перепечатают, так, чтобы к их приходу материалы были уже под рукой.
Д е в у ш к а в с е д о м п а р и к е (пробегая в очередной раз мимо телефонного столика, машинально схватила какую-то трубку). Слушаю, да… Что?.. Министерство внутренних дел? Здравствуйте… Ну задержали, так при чем мы?.. Что-что?.. Одну минутку, подождите у телефона. (Входит в кабинет.) Михал Ильич, звонят из Внутренних дел. Говорят, задержали какого-то вашего родственника из деревни — не то друга детства, не то бог знает еще кого.
Г р у я (рассеянно). Соедините.
Д е в у ш к а в с е д о м п а р и к е. Прямо сейчас, перед приемом иностранцев? Это так важно?
Г р у я. То, что не важно, я обычно пропускаю мимо ушей. (Берет трубку.) Василий Гаврилович, здравствуйте… Да, мне сообщили, что ваши ребята задержали моего земляка. Передайте им, пожалуйста, пусть выпустят и направят его ко мне… Невозможно? А что за тяжкие такие грехи числятся за ним? Не беспокойтесь, я с него взыщу… Не мое это дело? То есть почему это не мое дело?.. (После паузы, побагровев.) Василий Гаврилович! Если я с вами говорю в мягком, вежливом, просительном тоне, то это вовсе не значит, что я собираюсь упрашивать вас сделать для меня что-то не дозволенное законом. И если вы так понимаете вежливость, давайте перейдем на строгий официальный язык. Итак, товарищ Жгутов! Распорядитесь отправить ко мне задержанного. Об исполнении доложите через помощника. Будьте здоровы. (Бросив трубку.) Черт знает что такое! Галя, вынесите эти фрукты и воду в приемную, достаньте пару номеров журнала «Советский Союз» и развлеките там иностранцев, пока я тут разберусь…
Д е в у ш к а в с е д о м п а р и к е. Извините, Михал Ильич, что я вмешиваюсь, но разве это невозможно отложить и распутать уже после приема иностранцев?
Г р у я. Нет. Вопросы чести не откладываются, иначе они перестают быть таковыми…
Секретарша быстро перетаскивает обратно все в приемную, устраивает из маленького столика и нескольких кресел уютный уголок.
Груя взволнованно ходит по кабинету, и вот наконец в приемную заявляются к а п и т а н м и л и ц и и с з а д е р ж а н н ы м.
Д е в у ш к а в с е д о м п а р и к е. У себя.
К а п и т а н (Кэлину.) Проходи, чего застрял.
К э л и н. Надо бы сначала у этих барышень разрешения спросить: они обижаются, если так, самовольно…
К а п и т а н. Вали давай, некогда мне тут с тобой…
Входят. Кэлин встает у самых дверей, а капитан без особой охоты рапортует.
Товарищ член правительства! По вашему приказанию задержанный Кэлин Абабий доставлен.
Г р у я (сухо). Хорошо. Можете идти.
К а п и т а н. То есть… мм… Если я вас правильно понял, мне пока подождать в приемной?
Г р у я. Нет, вы меня не так поняли. Вы свободны и можете вернуться по месту службы.
К а п и т а н. Простите, но задержанный…
Г р у я. Он останется в моем распоряжении.
К а п и т а н. Но, видите ли, случай этот уже занесен в книгу происшествий по городу, так что мы обязаны в графе о принятых мерах…
Г р у я. Так и пишите: передан в распоряжение члена правительства такого-то.
К а п и т а н. А подпись?
Г р у я. Подпишет моя секретарша или помощник. И круглую печать вам поставят, если нужно.
К а п и т а н (задумчиво). Нет, круглая печать, пожалуй, будет уже лишней. (После паузы.)