М у ж ч и н а (до того молчавший, встрепенулся). Ну что вы все за дела да за политику.
П е т р о в. Уже скоро начнем говорить о женщинах.
М у ж ч и н а (одобрительно). Ну! Вот у меня такой случай…
О л ь г а. О женщинах мне неинтересно. Константинов, идемте танцевать.
О л ь г а и К о н с т а н т и н о в уходят.
М у ж ч и н а. Ты вот все объясняешь. Так объясни и мне. У меня трехкомнатная квартира. Спальный гарнитур, кухонный. А она от меня ушла к оборванцу. Как это понять?
П е т р о в. Это понять почти невозможно. Но все-таки попробуем разобрать вашу ситуацию. Во-первых, кто она?
М у ж ч и н а. Как — кто?! Баба!
П е т р о в. Вот! Уже что-то проясняется.
П е т р о в идет по цеху и записывает номера неработающих станков. За ним хмуро наблюдают рабочие.
Б а й к о в. Зачем номера, вы лучше фамилии запишите. Я, например, Байков, токарь высшей квалификации. Сижу, лясы точу. А почему?
П е т р о в. И действительно, почему? (Присел рядом с ним.)
Подготовительный цех.
П р о к о п е н к о у селектора. П е т р о в сидит рядом с ним.
П р о к о п е н к о. Шестьсот сорок четвертый перенести на третью линию, тысячу сто двадцатый — на вторую, пятьсот двадцать седьмой поручается лично товарищу Самсонову. Предупреждаю, если через час не дадим шестьсот сорок четвертый на сборку, остановится конвейер. У меня все. Никаких отговорок и оправданий не принимаю. (Отключив селектор, повернулся к Петрову.) Теперь я готов выслушать ваши вопросы.
П е т р о в. Рабочий день в цехе начался в восемь?
П р о к о п е н к о. Разумеется.
П е т р о в. Протокол дефицита поступил к вам в восемь тридцать?
П р о к о п е н к о. Да. Но, надеюсь, вы понимаете, что это не наша вина?
П е т р о в. Разумеется. Но между восемью тридцатью и девятью пятнадцатью еще не работало двадцать два станка. Итак, потеряно двадцать семь часов тридцать минут, из них по вине руководства цеха — шестнадцать часов тридцать минут. Так?
П р о к о п е н к о. Так. Моя вина. Был на директорском совещании. Когда я на месте, я сразу задаю соответствующий ритм.
П е т р о в. А выход ли это?
П р о к о п е н к о. А у меня нет пока другого выхода. Здесь привыкли раскачиваться. Я применил жесткие меры, даже уволил несколько самых отпетых разгильдяев. Ну и что? Они перешли на нефтехимический — сейчас всюду не хватает людей. Мы можем выправить дело в одном месте, но эти же люди завалят дело в другом месте. (По селектору.) Виктор Степанович, когда вы будете переналаживаться? (Петрову.) И еще психология провинции — обижаться. Не понравилось — уйду в другой цех. И его берут: на одной улице выросли, в одну школу ходили. Здесь все поддерживают друг друга. С этим вы еще познакомитесь. Есть у меня начальник участка Самсонов. Человек с принципами. Так он не берет к себе на участок парней, у которых волосы чуть длиннее, чем его полубокс. Он работает только со стариками.
П е т р о в. А что же вы?
П р о к о п е н к о. А что я? У него один из лучших участков. Убери его — в цехе будет еще одной дырой больше, а у меня их и так хватает. Но я все-таки выведу цех из прорыва. Костьми лягу, но выведу.
П е т р о в. Ну, если костьми ложиться, то у нас вместо новых заводов надо сразу кладбище организовывать.
П р о к о п е н к о. А мне не смешно. Для меня это цель и смысл. Я хочу и дальше жить и двигаться вперед. Цех — для меня это не предел. И в этом нет ничего зазорного. И это не карьеризм. Это — желание принести больше пользы, использовать свои возможности. Знаете, мне вчера понравилась ваша мысль, чего тут скрывать: человек думает не только о производстве, но и о себе тоже. Главное, чтобы эти интересы совместились… А для меня сейчас очень важно наладить работу в цехе. Мне впервые доверили такой большой участок работы. Если я выиграю, я пойду дальше, если проиграю — это меня отбросит сразу на несколько лет назад. У нас ведь долго помнят неудачи, а в провинции об этом помнят всю жизнь. И, честно говоря, я очень рассчитываю на вашу помощь…
Кабинет директора завода.
Б а с о в и П е т р о в.
Б а с о в. Ну, каковы ваши первые впечатления?
П е т р о в. Их еще надо систематизировать… Иван Степанович, а с какой целью нас пригласили на завод? Мы всюду слышим: завод прекрасный, коллектив, традиции… Правда, сейчас модно проводить исследования…
Б а с о в. Понятно. С Константиновым говорили?
П е т р о в. И с Константиновым тоже.
Б а с о в. Между прочим, его точку зрения многие разделяют. Вы об этом еще услышите. Главное что? Работать надо! И все придет. Кое-что, конечно, устарело… Я, например. Хорошо бы заменить более молодым. В эпоху научно-технической революции надо быть молодым и спортивным. (Провел рукой по своему довольно большому животу.) А что такое — устарел? Возраст? Так я знаю людей, которым сегодня нет еще тридцати, а они уже устарели.
П е т р о в. В чем?
Б а с о в. Не знаю… По-видимому, потому что слишком современны… Недавно мы выдвинули на должность начальника цеха молодого инженера. Все при нем: эрудиция, деловитость, знание технологии и проблем управления, а дела с каждым днем идут все хуже. Ведь все данные у него есть, и решения его правильные, а дело не идет.
П е т р о в. Попробуем разобраться…
Б а с о в. Ну а если по существу, то на заводе положение только в общем благополучное. У нас старый завод. Мы жили много лет слишком спокойно. Конкуренции никакой. Единственное крупное предприятие — в Красногородске. У нас весь город кормился. А сейчас вошел в строй нефтехимический, и у нас катастрофически увеличилась текучесть!
П е т р о в. Естественно. У людей появилась возможность сравнивать: где хуже, где лучше.
Б а с о в. А я вот и хочу знать, где у них лучше, а у нас хуже. Я ведь не гений, я организатор. Главная задача — не упустить то, что можно использовать для пользы дела… Сейчас много говорят о научно-технической революции. А революция — это прекрасно! Революция выявляет истинную ценность человека. Раньше на то, чтобы доказать, что дурак есть дурак, требовались годы. А если это был осторожный дурак, на это не хватало и жизни. Сегодня ошибка увеличивается сразу десятикратно, сегодня дураки раскрываются быстрее!
П е т р о в. Это же великолепно!..
Б а с о в. Да. Но только на место одного может прийти другой, и снова государству влетает это в копеечку. Раньше было проще. Главным были анкетные данные, лучше, если было рабоче-крестьянское происхождение, потом добавилось образование. Теперь мы давно все советские, независимо от происхождения, и все с образованием. По каким признакам теперь будем оценивать работника?
П е т р о в. По делу, я думаю.
Б а с о в. Да, все вроде идет к тому…
Отдел кадров.
Л ю д м и л а И в а н о в н а и П е т р о в ведут прием.
Перед ними сидит рабочий, В и к т о р С а м о х и н.
П е т р о в. Виктор, вы уже подыскали себе другую работу?
В и к т о р. Да.
П е т р о в. Мне очень жаль, что вы приняли такое решение.
В и к т о р (с вызовом). А мне нет. Мне всю жизнь внушали, что надо быть честным.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Да какая это у тебя-то жизнь!
В и к т о р. Какая ни есть, она моя. Но, оказывается, неважно, как работаешь, важно, какие у тебя отношения с начальством. У кого хорошие, тому — выгодная работа, а нам — самую трудную. В школе нам говорили: приходите на завод, вас тут ждут. Никто никого не ждет. Да и Самсонову не нужны молодые. Им нужны асы, которые дают план. И за это им — почет, премии, награды. А мы ведь еще не все умеем и тянем участок назад. Чего с нами возиться? Может, это и справедливо с их точки зрения. Простите, но это мое твердое решение. Я ухожу.
П е т р о в. А куда? Если не секрет.
В и к т о р. На нефтехимический. Там уже много наших.
П е т р о в. Счастливо. Но мы будем рады, если вы передумаете и вернетесь.
В и к т о р. Я не вернусь. (Уходит.)
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Надо было его еще поагитировать.
П е т р о в. Этого мы упустили.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Да они сами не знают, чего хотят.
П е т р о в. Они, может быть, и не знают, но нам бы знать не помешало…
В конторке цеха.
С а м с о н о в (кричит в телефонную трубку). Да, требую, да, жалуюсь.(Кладет трубку.)
П е т р о в (входя). На что жалуетесь, Петр Самсонович?
С а м с о н о в. Я лично всем доволен.
П е т р о в. Плохо. Для нашего общества более важна здоровая критика, чем безудержный оптимизм.
С а м с о н о в. Это почему же?
П е т р о в. Если человек всем доволен, он сам не двигается вперед и не помогает двигаться обществу. У нас еще много работы, много недостатков, у нас нет причин быть довольными. Вы со мной не согласны?
С а м с о н о в. Еще не знаю.
П е т р о в. Петр Самсонович, я к вам, собственно, за советом. Сегодня подал заявление об увольнении Виктор Самохин. Мне в сводке надо указать причину, а я из его объяснений не все понял.
С а м с о н о в. А чего понимать? Трудностей испугался.
П е т р о в. А вы ему специально трудности устраивали?
С а м с о н о в. Почему — специально?
П е т р о в. Я просмотрел наряды. Зарабатывал он меньше всех. Работу ему давали какую потруднее.
С а м с о н о в. Конечно, я регулирую. У меня есть рабочие многодетные. Ветераны. Им надо дать заработать. На них и план держится. Надо — они и после работы останутся, чтобы завод выручить, а Самохина никаким рублем не заманишь лишние два часа поработать. Для него, видите ли, личное свободное время дороже денег. Никакого патриотизма, никакого уважения к традициям и нуждам завода.
Входит Ч е р н о в. Он в хорошо сшитом комбинезоне и в берете, из-под которого виднеются длинные волосы. Достает журнал, делает в нем какие-то пометки.