Л ю д м и л а И в а н о в н а. У высокого начальства.
П е т р о в. А высокому начальству тоже иногда надо подсказывать.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Как? Приду я, что ли, к директору завода и скажу: «Иван Степанович, Кашкина надо начальником ставить». Так, что ли?
П е т р о в. Именно так.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Да вы что? Да директор мне скажет: «Ты чего, Людмила, чокнулась, что ли? Твое дело — подготовить документы, а решать будем мы».
П е т р о в. Правильно. Решать будут они. Но подсказывать им надо обязательно.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Вы что, серьезно?
П е т р о в. Вполне.
В гостинице.
П е т р о в лежит на кровати, смотрит в потолок. В дверь постучали. Петров не ответил.
Г о л о с О л ь г и. Я знаю, что ты у себя.
П е т р о в. Если знаешь, тогда входи…
О л ь г а (входя). Мне надо с тобой поговорить.
П е т р о в. Мы уже говорили.
О л ь г а. Что у тебя с этой девочкой?
П е т р о в. Ольга, это мое личное дело…
О л ь г а. Уже не личное. Константинов сказал мне сегодня, что этот парень хочет устроить скандал.
П е т р о в. А это его личное дело.
О л ь г а. Извини меня, но этот командировочный роман несколько затянулся. Не пора ли тебе спустить на тормозах. Не собираешься же ты на ней жениться?
П е т р о в. На этот вопрос я тебе ответить еще не могу. Он у меня в процессе осмысления…
О л ь г а. Может быть, мои доводы тебе в чем-то помогут…
П е т р о в. Давай доводы.
О л ь г а. Ты собираешься ее брать в Москву?
П е т р о в. Такой вариант не исключен.
О л ь г а. Куда? У тебя же нет даже квартиры. В ту клетушку, которую ты снимаешь? Большая для нее будет радость? А что она будет делать в Москве?
П е т р о в. Что делать? Наверное, то же, что и здесь, — работать на заводе.
О л ь г а. Извини за банальность, но так и напрашивается: зачем же в Тулу везти самовар? В Москве восемь миллионов жителей. Половина из них — женщины. Отбрось старух и детей, и то останется не меньше миллиона молодых и прекрасных женщин. Ты только вдумайся: миллион. Какие возможности для выбора. А если серьезно… Я понимаю, каждый может увлечься, но увлечения проходят. Потом остается главное: чтобы с тобой рядом был человек, который бы тебя понимал. А умение варить борщи — это еще не самое главное.
П е т р о в. Я не знаю, как она варит борщи. Хотя мне хотелось бы, чтобы она это делала хорошо. Моя мать готовила великолепно.
О л ь г а. Ну, опыт наших матерей, к сожалению, не очень годится.
П е т р о в. Годится, годится. Этот опыт проверен веками! Как бы вы ни эмансипировались, мы по-прежнему любим добрых, нежных и верных… А кстати, умение готовить совсем немаловажно в нашей мужской жизни, учитывая, что общепит у нас еще на недосягаемой высоте, а язвенников становится все больше.
О л ь г а. Я-то думала, что понятие «любовь» в наше время чуть сложнее и многозначнее.
П е т р о в. Не верь тому, кто это говорит. Все даже проще и однозначнее: хочется или не хочется…
О л ь г а. Ну а тебе…
П е т р о в. Эту проблему я буду решать все-таки один на один с собою.
О л ь г а. Ну что же… мне почти все ясно, хотя, честно говоря, я этому вначале не придавала особого значения.
П е т р о в. Я тоже… (Уходит.)
О л ь г а (подходит к телефону, набирает номер). Подготовительный? Позовите Таню Елкину… Она в другой смене? (Снова набирает номер.) Таня?.. Это Ольга Петровна Бурцева. Мне надо с вами срочно поговорить.
Вечер. П е т р о в провожает Т а т ь я н у.
Т а т ь я н а. Как ваши исследования продвигаются?
П е т р о в. Заканчиваем. Через два дня будут слушать нас на парткоме.
Т а т ь я н а. Вика говорила, что вам уже билеты заказаны на воскресенье.
П е т р о в. На воскресенье? Раз, два, три, четыре, — пожалуй, успеем закруглиться.
Они подошли к дому Татьяны.
Ты меня не приглашаешь?
Т а т ь я н а. Нет… В восемь часов мы с Федором в кино идем. Я прошу тебя больше не приходить сюда.
П е т р о в. Очень интересно! Что случилось?
Т а т ь я н а. Ничего не случилось. Я так решила. То, что между нами было, не имеет никакого значения. Я уже забыла.
П е т р о в. Но я не забыл.
Т а т ь я н а. И ты забыл. За восемь дней ты даже не вспомнил обо мне…
П е т р о в. Извини. Все как-то навалилось, одно за другим.
Т а т ь я н а. Если хочешь знать, это самое оскорбительное, когда тебя ставят в очередь со всеми делами… Я все обдумала. Никаких обязательств мы друг другу не давали. А мне пора думать, как жить дальше. Мне ведь уже двадцать пять. И если не получилось большой любви, пусть будет хоть крепкая семья. А мне очень хочется, чтобы была семья. И у нас с Федором она будет. Дерево рубят по себе. Я ведь нормальная, обыкновенная баба с восьмилетним образованием и учиться дальше не хочу. Что бы ни говорили, у всех наших инженеров жены с высшим образованием. Да это и понятно. Больше общих интересов. И ты женишься на образованной. Будете вместе исследовать, обсуждать…
П е т р о в. Ну, женятся в основном не для обсуждений. О делах можно поговорить на работе и совсем не обязательно — в постели.
Т а т ь я н а. Прости меня… Мне было с тобой и приятно и интересно, но я, дура, замуж хочу…
П е т р о в. Ты хочешь сказать, что я должен тебе сделать предложение?
Т а т ь я н а. Вот видишь — должен! А никто никому и ничего не должен. Человек хочет или не хочет… Так вот: нам надо сегодня разойтись. Так будет лучше для меня. Ты же знаешь, у нас в городе все и про все знают. Пусть лучше люди не думают, что ты меня бросил, со мной такое уже один раз случилось, а если еще раз случится, мне отсюда уезжать надо. Люди как ведь рассуждают: если у нее с двумя не получилось, наверное, у нее дефект какой есть. А мне и вправду замуж пора… Спасибо тебе за все. Только больше никаких действий не надо. Я тебя очень прошу об этом… Двадцатого мы с Федором подаем заявление в загс. О тебе я ему рассказала. Он мне простил. (Убегает в дом.)
В отделе кадров.
П е т р о в занят подсчетами на обычных конторских счетах, В кабинет врывается Л ю д м и л а И в а н о в н а.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Михаил Петрович, скандал. Надо милицию вызывать. Пусть их проучат на пятнадцать суток. Это же мелкие хулиганки.
П е т р о в. А что случилось?
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Три дня назад мы двух абитуриенток приняли — Лукашину и Тимакову.
П е т р о в. Как же, помню! Тимакова, блондинка с хорошенькими ножками.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Так вот, эта, с хорошенькими ножками в Самсонова пепельницей запустила.
П е т р о в. Я ее понимаю. Мне самому очень хочется в Самсонова пепельницей запустить. Давайте их сюда.
Л ю д м и л а И в а н о в н а вводит д е в у ш е к в комнату и встает за ними.
(Девушкам.) Вы совершенно правы.
Л у к а ш и н а. Вы же не знаете, чего мы требуем?
П е т р о в. Знаю. В подготовительном надо наводить порядок. Я с вами совершенно согласен.
Т и м а к о в а. Конечно, мы как угорелые кошки бегаем за тарой по площадкам. А пришли к Самсонову — он начал на нас кричать и топать ногами. На меня в жизни еще никто не кричал. Какое он имеет право?!
П е т р о в. Никакого! Это позор!
Т и м а к о в а. Поэтому мы требуем нас уволить. Мы не намерены работать с таким хамом.
П е т р о в. Вы совершенно правы. Давайте ваши заявления.
Девушки протянули заявления.
А теперь идите работать. Через две недели мы вернемся к этому вопросу.
Т и м а к о в а. Мы протестуем! Мы требуем нас уволить немедленно.
П е т р о в. Это невозможно. Есть закон. (Достает сборник постановлений КЗОТа, раскрыл его и показал девушкам.) Только через две недели с момента подачи заявления.
Л у к а ш и н а. Мы этого не знали… Но мы все равно уйдем.
Д е в у ш к и вышли.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Удивительные вещи. Вот Самсонов — работник ведь хороший, а характер у него дурной.
П е т р о в. Дурной характер товарища Самсонова обошелся заводу за прошлый год в семь тысяч рублей. Академик обходится государству дешевле, чем товарищ Самсонов. (Набрал номер телефона.) Константинова, пожалуйста. Это Петров. Мне надо с вами поговорить. Хорошо. Я буду на месте. (Повесил трубку, и тут же раздался телефонный звонок. Послушал.) Это вас, Людмила Ивановна.
Л ю д м и л а И в а н о в н а (в трубку). Да!.. А какие?.. Бегу!.. (Вешает трубку.) Михаил Петрович, можно я отлучусь минут на двадцать?
П е т р о в. Можно. А что случилось?
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Сосиски привезли. Молочные. Вам взять?
П е т р о в. Спасибо, не надо.
Входит К о н с т а н т и н о в.
Л ю д м и л а И в а н о в н а. Я вам нужна, товарищ Константинов?
К о н с т а н т и н о в. Это вы с Михаилом Петровичем решайте.
П е т р о в. У нее срочное производственное задание.
Л ю д м и л а И в а н о в н а благодарно улыбнулась Петрову и исчезла.
К о н с т а н т и н о в. Побольше бы таких работников. Я ее буквально отвоевал в заводском музее.
П е т р о в. Конечно. Все завоеванное дорого.
К о н с т а н т и н о в. Ты что, недоволен ею?
П е т р о в. Доволен — не доволен. Не в этом суть. Вопрос надо ставить точнее: годится или не годится.
К о н с т а н т и н о в. Тогда я не знаю. Кому же, как не учительнице, здесь работать. А она — учительница, значит, воспитатель.
П е т р о в. Именно поэтому.
К о н с т а н т и н о в. Разве это плохо?
П е т р о в. Это не плохо. Но когда человека воспитывают непрерывно, это раздражает. А раздраженный человек очень часто поступает наоборот. Она учительница и говорит истинами. Она привыкла иметь дело с детьми, а здесь взрослые, которые сами знают, что можно и чего нельзя, что хорошо и что плохо. Но не получается иногда. И у меня не получается и у тебя. И надо хотя бы понять — почему? А это, между прочим, самое сложное. А у нас часто работают с людьми те, которым просто противопоказано работать именно с людьми. Машину не доверяют человеку, у которого нет шоферских прав, даже перекрывать вентили в котельной и то нужны специальные знания. Людмила Ивановна — добрая, порядочная женщина, но она не подготовлена, чтобы р