Д о л г о в. Я имел в виду нечто другое.
Л е н и н. Ничего другого вашим «идеальным» методом построить нельзя. Если замечательную идею осуществлять негодными средствами — знаете, что вы получите? Люди могут усомниться в идее и, не разобравшись, обвинить ее, а не средства — вот в чем гвоздь! (Ходит по кабинету.) Я только одного не могу понять, Саша, — откуда у вас, молодого человека, этакое барское, презрительное отношение к человеку, как к вещи? Если для коммуниста человек — это вещь, ленивое животное, тогда возможно все — от мировой революции с помощью штыков Красной Армии вплоть до мечты о коммунизме из-под палки! Но тогда, простите, это не коммунист! (Наливает из графина в стакан воду, пьет.)
Д о л г о в. Я вас очень расстроил, Владимир Ильич? Я понимаю. Но поверьте, было бы в тысячу раз хуже, я бы просто оскорбил вас, если бы стал поддакивать.
Л е н и н. Саша, я ненавижу поддакивающих. Будь моя воля, я бы во всех кабинетах повесил лозунг: «Да здравствует гибкость ума, а не гибкость поясницы!»
Д о л г о в. Я должен все это продумать, понять, а не просто запомнить.
Л е н и н. Браво, Саша! Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа! Коммунизм не может быть заучен! Выстрадан, продуман, понят, освоен! Без работы мысли — это всего лишь вывеска.
Д о л г о в. И если я не приду к согласию с вами, я сам сделаю все необходимые выводы.
Л е н и н. Это какие же?
Д о л г о в. Очевидно, при таком несовпадении наших позиций я не смогу оставаться на своем посту.
Л е н и н (погасив улыбку). Какое у вас образование?
Д о л г о в. Неоконченное реальное, вытурили за листовки, потом — самообразование.
Л е н и н (обрадованно). Все дело в этом! Надо учиться, срочно, немедленно! Такая мешанина в голове…
Д о л г о в. Учиться? Сейчас? Кто меня отпустит?
Л е н и н. А вы скажите своему начальству: мне надо стать коммунистом, мне надо сесть за парту.
Д о л г о в. Я с пятнадцатого года большевик.
Л е н и н. Ну-ну, только не обижаться. У меня поводов для обид сегодня было гораздо больше. Я столько лет знаю вас, Саша, слежу за вами с откровенной симпатией, дома смеются, говорят, что влюблен… Неужели ваша чистая душа не подсказала вам, что все, что вы сегодня предлагали, — да, да, все от начала до конца! — противно большевизму, противно человеческому чувству?
Д о л г о в. Но почему?
Л е н и н. Потому что вы признаете и утверждаете единственное средство в отношениях с массой — насилие, вместо убеждения и примера.
Д о л г о в. Извините, Владимир Ильич, мы насилия не отменили и отменять не собираемся.
Л е н и н. Дорогой Саша, мы в идеале против всякого насилия. Насилие, к сожалению, может быть оправдано сейчас единственно как способ противодействия насилию, развязанному против нас, как насилие над насильниками, а не как способ управления народными массами. Неужели вы сами не чувствуете безнравственность вашей постановки вопроса?
Д о л г о в (сокрушенно). Нет, Владимир Ильич, не чувствую.
Л е н и н (после паузы). Саша, надо не просто учиться, не просто поглощать какие-то знания. Без воспитания в себе на основе этого знания коммунистической морали, коммунистической нравственности дело не пойдет. А одно лишь знание, без морали порождает то, что Маркс называл «профессиональным кретинизмом».
Д о л г о в. Владимир Ильич, а что такое коммунистическая нравственность? Как вы это понимаете?
Л е н и н (помолчав). Один мой адресат назвал свою картину, посвященную коммунизму, «Синие кони на красной траве». Так поэтически видит он будущее. (Улыбнулся.) Синие кони на красной траве… Придумают же такое… А впрочем, это право автора. Лично я — за коричневую лошадь, и на зеленой траве, но не будем из наших художественных симпатий и антипатий делать руководящие идеи, вдумаемся в суть: художник говорит о коммунизме. Человечество, сколько оно себя помнит, всегда мечтало о царстве разума, справедливости и правды. Пролетариат взял на себя великую миссию построить это царство. Из его борьбы за это общество мы выводим наше коммунистическое понятие нравственности. Все, что помогает утверждению на земле человеческой мечты о правде и красоте, — нравственно. Все, что мешает, — аморально. И каждый раз, решая для себя этот вопрос, делая выбор, коммунисту стоит вспомнить слова Маркса о том, что «цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель».
Д о л г о в (после молчания). Извините, я отнял у вас очень много времени. До свидания.
Л е н и н. До свидания, Саша.
Д о л г о в уходит, появляется Н а т а ш а.
Наташа, сколько у нас завтра вопросов на Совнаркоме?
Н а т а ш а. Двадцать три и еще деньги Красина — двадцать четыре.
Л е н и н. Дайте мне, пожалуйста, повестку.
Н а т а ш а. Пожалуйста.
Л е н и н. Так… так… К этим двум вопросам я, пожалуй, еще не готов. Будьте так добры, свяжитесь с Румянцевской библиотекой и попросите у них (передает записку) вот эти книги — на ночь. Рано утром они будут на месте.
Н а т а ш а. Хорошо, Владимир Ильич. Звонили комсомольцы, очень расстроились, что вы не сможете их принять. Они говорят, что очень надеялись на ваше выступление.
Л е н и н (помолчав). Нет, нет, в Оргбюро, в Оргбюро. Одну минуту, Наташа. Будьте так добры, узнайте, пожалуйста, сколько сегодня стоит хлеб на Сухаревке.
«ПОМНИТЕ О НЕДОБИТОМ ВРАГЕ, ПОМНИТЕ О ВРАНГЕЛЕ!»
«В РАБОЧИЕ РУКИ МЫ КНИГИ ВОЗЬМЕМ, УЧИСЬ, ПРОЛЕТАРИЙ, ТЫ БУДЕШЬ УМЕН!»
«ВСЛЕДСТВИЕ ТЯЖЕЛОЙ МЕДИЦИНСКОЙ УСТАЛОСТИ ОРАТОРОВ НИКАКИХ МИТИНГОВ НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ НЕ БУДЕТ!»
На вопросы отвечал т. Ярматов.
В о п р о с. Как у нас сейчас обстоит дело о культурой?
О т в е т. С культурой у нас, товарищи, обстоит очень хорошо. Мы разрушили старый мир. На его обломках идет строительство величественного дворца Труда и Свободы, составной частью которого является классово чистая пролетарская культура.
В о п р о с. Что такое пролетарская культура?
О т в е т. Это культура, созданная самим пролетариатом. Пролетариат сейчас выделяет из своей среды новых художников и писателей, кстати, желающие могут в конце у меня записаться. Эти пролетарские писатели и художники должны быть самостоятельны в своем творчестве и находиться вне вредных на них влияний со стороны буржуазных и крестьянских писателей. Посудите сами, товарищи: рабочий, если он владеет кистью или словом, передает нам свои впечатления непосредственно. Правильно? А интеллигент передает не непосредственные переживания, а наблюдения за тем, что переживает рабочий у своего станка. Так зачем нам эти переживания из вторых рук? Новая пролетарская культура будет создаваться и уже создается рабочими без отрыва от производства. Пролетарская культура ведет дело к тому, чтобы профессиональных архитекторов заменили строительные рабочие, живописцев — рабочие-маляры, а писателей и поэтов — рабочие-печатники.
В о п р о с. А как быть с крестьянством?
О т в е т. Крестьяне не могут создавать пролетарскую культуру, и мы должны от них отгородиться решительно и навсегда.
В о п р о с. А как же политика смычки с крестьянством?
О т в е т. На создание пролетарской культуры она не распространяется. Поймите, товарищи, мы должны создать культуру абсолютно классово чистую, без всяких деревенских примесей и влияний. Именно этим объясняется и наше отношение к культуре прошлого, которую мы отрицаем решительно и безоговорочно!
В о п р о с. Всю целиком?
О т в е т. Всю целиком! Если мы сейчас прикоснемся к культуре прошлого, не будучи сильными и крепкими, не пролетариат овладеет культурой прошлого, а она овладеет им как человеческим материалом для своих классово чуждых нам задач. Приведу пример. Что произойдет с вами, если вы начитаетесь всяких там Тургеневых и Толстых, Чеховых и Достоевских с их слезливо-мещанской рефлексией? Ваше сознание поддастся влиянию этих людей, выходцев из чуждых классов, начнется процесс переоценки пролетарских ценностей, начнется рефлексия, и прекрасный строительный материал, каким вы являетесь и из которого должно возводиться новое общество, будет загублен.
В о п р о с. Правильно ли это с марксистской точки зрения?
О т в е т. Абсолютно правильно. Наше марксистское отношение к культуре прошлого прекрасно выразил поэт Кириллов, наш первый пролетарский классик. Вслушайтесь в эти строчки!
«Мы во власти мятежного, страстного хмеля,
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты!»
Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы!»
В о п р о с. А как же тогда понимать декреты Совнаркома о сохранении памятников старины? Говорят, что сам товарищ Ленин составил список, кому из писателей и художников предыдущей эпохи ставить памятники.
О т в е т. Товарищ, не давите на нас авторитетами. Вопрос о пролетарской культуре в наших партийных кругах и в кругах Советского правительства еще не пользуется полным гражданством, а только терпится. Но мы уверены, что и они дозреют. Товарищи, возьмите буржуазных писателей девятнадцатого века. Кого ни возьмешь — или сам граф и помещик, или подпевала. Чему они вас могут научить?
Выкрик с места: «Правильно! Нам «Евгении Онегины» в зубах навязли!»
Неужели вы, пролетарки, будете рыдать над страданиями какой-то графини Анны Карениной, этой сексуально-пресыщенной дамочки? Да что у вас общего? Вот у вас конкретно, что общего с этой тигрицей, ищущей полового удовлетворения среди гвардейских офицеров, верного оплота царизма?
Ответ с места: «Я не знаю. Наверное, она человек и я человек».