Когда подбежали мы с Марком, Анатолий сидел на земле, виновато улыбаясь, Васька отсасывал кровь из пораненного пальца, а Павлик топтался тут же и подавал советы. Мгновенно сообразив, что случилось, Марк сделал пострадавшему два укола сыворотки «Антигюрза», Ваську погнал на станцию за машиной, а мы, перетянув Анатолию руку выше локтя, понесли его в поселок.
Анатолия доставили в больницу, где врачи, порядочно повозившись, спасли ему жизнь. Обычно от укусов гюрзы погибает более тридцати процентов укушенных. Многое в таких случаях зависит от принятых мер и того, куда нанесен укус. Толя, к счастью, не вошел в число этих тридцати процентов, но провалялся парень в больнице месяца четыре и едва не лишился руки.
Когда молодой врач-туркмен заверил, что предпримет все, чтобы спасти нашего товарища, мы пришли в себя и, немного успокоившись, обрели возможность рассуждать и поступать в какой-то степени логично. Собравшись у палатки, мы тщательно обсудили происшествие, разобрались в некоторых деталях и пришли к единодушному решению, которое тотчас же было выражено Васькой — самым горячим и нетерпеливым из нас. Виноват в случившемся конечно же был Игорь, малодушно уклонившийся от схватки со змеей. Мало того, что сам струсил, но он не помог в трудную минуту товарищу — это не укладывалось в голове, было чудовищно! Васька, не привыкший сдерживать свои порывы, подошел к побледневшему Игорю вплотную, тряхнул его за грудь:
— Проваливай отсюда, подлый трус! Катись на третьей скорости!
Игорь порывался что-то сказать в свое оправдание, но Васька сжал кулаки. Марк схватил его за руку.
— Так нельзя, — проговорил он, хотя и сам дрожал от волнения.
— Так, значит, нельзя, а так, как поступил этот козел, значит, можно?
Мы одернули Василия, но нам самим очень хотелось высказать Игорю все, что мы о нем думаем. Почувствовав это, Игорь на всякий случай отодвинулся от Василия и примирительно проговорил:
— Незачем ссориться. Бывает…
— Бывает, — согласился Васька. — Но больше не будет. Сматывай удочки, и поскорее.
Игорь ушел. Больше мы его не встречали.
И снова мы ловим гюрз. Гюрзы, гюрзы, гюрзы — нет им конца. Толстые, обросшие бородавками, грязно-серые. Павлик уверяет, что стал видеть их во сне, Васька откликается на это сообщение ехидным замечанием, смысл которого в том, что было бы для всех лучше, если бы Павлик видел их наяву. Павлик сделал вид, что намека не понял: гюрзы — змеи серьезные, и после случая с Анатолием Павлик уяснил это достаточно хорошо.
К сожалению, гюрзы по-прежнему встречаются редко. Вероятно, мы выбрали неудачное место для охоты, либо просто-напросто наступила для нас полоса невезения. Марк хмурится, а Васька называет гюрз подлыми душами. По-моему, он прав: коварнее змей я не встречал. От гюрзы змеелов должен ожидать любой пакости. Змеи эти настолько злобны, что в порыве ярости кусают сами себя и погибают от собственного яда. Гюрзы обладают отвратительными свойствами — они совершенно непредсказуемы, причем возраст змей совершенно не влияет на их характер. Маленькие змееныши, едва вступив в жизнь, становятся такими же злобными и коварными, как их родители. Рассчитывать на неопытность или миролюбие змеенышей наивно, они так же молниеносно наносят укус, как и взрослые гюрзы.
Пожалуй, кроме человека, взрослая гюрза не боится никого. Тем не менее, несмотря на это обстоятельство, гюрзы стараются поселиться неподалеку от людей. Бывали случаи, когда гюрзы обосновывались где-нибудь в саду или в огороде, иногда они заползают в дома и прочно утверждаются на чердаке, под лестницей, в подполье, и выкурить незваных гостей оттуда не так-то просто.
В Туркмении гюрзы нередко селятся прямо на хлопковых полях. В зарослях снует много мышей, ночами гюрзы устраивают на грызунов подлинные облавы.
Во время хлопкоуборочных работ дехканам приходится внимательно следить, не мелькнет ли поблизости змея, то и дело поглядывать под ноги, чтобы не наступить на пригревшееся на солнце пресмыкающееся. Прокладчики арыков рассказывали, что им не раз приходилось пускать в ход тяжелый кетмень, расправляясь с гюрзами, не желавшими покинуть район работ.
Гюрзы — наглые воры. В поисках пищи они забираются в курятники, лакомятся яйцами, цыплятами, а иногда не прочь погубить и кур. Домашние животные в Туркмении очень боятся и остерегаются змей и тем не менее частенько подвергаются укусам. Особенно страдает крупный рогатый скот, находящийся на выпасе. Прячущиеся в траве гюрзы наносят животным укусы в голову, что в большинстве случаев приводит к печальным последствиям…
Берег реки зарос невысокими деревьями, приземистый колючий кустарник приносил нам немало неприятностей — колючки рвали одежду, царапали кожу. Мы кляли их на чем свет стоит и очень обрадовались, увидев впереди зеленый оазис. Столько дней провели в пустыне, среди сплошных песков, и вот судьба нас вознаградила за все тяготы и лишения.
Мы остановились на опушке леса, на ветвях деревьев перекликались птицы, удивительный лес, среди жаркого марева песков, словно возник из сказки, жара почти не чувствовалась, веяло прохладой, где-то поблизости мелодично журчал ручей.
Над развесистым, отдельно стоящим деревом кружилась, попискивая, стайка пестрых пичуг, другие носились взад и вперед, оглашая окрестности тревожными криками.
— Похоже, на дерево кто-то залез. — Васька сдвинул на лоб фуражку с большим козырьком. — Уж не кот ли озорует?
Дикие коты действительно водились в этих местах — злобные, кровожадные хищники, сильные и ловкие. Им ничего не стоило залезть на дерево и опустошить гнездо. Коты большей частью выходили на промысел по ночам, разбойничали под покровом темноты, исчезая на рассвете в своих укромных логовах, но иногда хищники нарушали свое расписание: очевидно, так случалось, когда ночная охота бывала неудачной.
Прикрыв глаза ладонью, мы смотрели вверх, но ничего подозрительного не увидели. Павлик снял рюкзак и подошел к дереву.
— Влезу, проверю…
— Подожди, лучше я, — остановил его Васька. — Я проворнее, быстрей управлюсь.
Павлик проворчал что-то под нос, но послушался, а Васька сбросил ботинки и белкой вскарабкался на дерево. Птицы с писком носились над самой макушкой дерева. Васька встал на толстый сук и что-то разглядывал, его рыжая голова пламенела, как маленькое солнце.
— Тут ничего нет! — крикнул он. — Заберусь повыше.
Василий полез к вершине и исчез в густой листве. До нас доносилось лишь кряхтение и негромкая ругань.
— Ты чего, Вася?
— Поцарапался, — перевел дыхание Василий. — Я сейчас слезу. Душно в этой листве, дышать нечем.
Мы с Павликом отошли от ствола, чтобы лучше видеть Василия. Слева над головой у него чернело птичье гнездо. Павлик крикнул, чтобы Васька заглянул в гнездо, а я попросил его — птенцов ни в коем случае не трогать.
— Есть не трогать! — донеслось с дерева.
Васька забрался повыше, полез по толстому суку, оперся ногой о развилину. Гнездо находилось теперь прямо над его головой, и Василий старался дотянуться до него рукой, однако безуспешно. Мне наскучила возня с гнездом, нужно было идти дальше, и я уже собирался сказать об этом Ваське, когда странная тень в листве привлекла мое внимание. Справа от Василия торчал толстый обломанный сухой сучок, Васька повернулся, и сук оказался у него за спиной. Неожиданно «сучок» дрогнул, заколебался и словно поплыл в воздухе. Я подумал, что приятель неосторожно задел его плечом или рукой, но «сучок» вдруг резко изогнулся в характерной угрожающей позе. Гюрза!
Что делать? Крикнуть Ваське, чтобы побыстрее спускался вниз — не послушается. Сказать правду — перепугается, от неожиданности, чего доброго, упадет с дерева и разобьется. Но медлить нельзя, змея может напасть в любую секунду. Стараясь говорить как можно спокойнее, я сказал:
— Вася. Быстро слезай!
— Это еще зачем? — не поворачивая головы, осведомился Васька, не отрывая взгляда от манившего его гнезда. — Шуточки? То влезай, то слезай! Что я, рыжий, что ли, чтобы по деревьям в такую жару лазить, как обезьяна?
— Слезай, тебе говорят, и побыстрее! На дереве змея.
— Брось заливать, мастер художественного свиста!
Васька захохотал так, что дерево закачалось. Гюрза подползла ближе, свесилась, изогнулась, еще несколько мгновений — и она нанесет молниеносный удар ядовитыми зубами Ваське в голову, в шею… Кричать бесполезно, да и поздно, я схватил двустволку, заряженную бекасинником, и выстрелил навскидку из одного ствола, а затем из другого.
Трах! Трах!
Дробь хлестнула по сухой листве, застучала по сучьям. Обомлевший Васька сорвался с сука, на котором стоял, ухватился за ветку, повис, беспомощно болтая в воздухе босыми ногами, с трудом подтянулся и, одним духом добравшись до ствола, разразился страшными проклятиями. Подождав, пока товарищ успокоится, я предложил ему слезть с дерева. Васька тотчас же согласился, обуреваемый жаждой мести. Покуда он слезал, обдумывая, каким образом мне отомстить за глупую шутку, Павлик обследовал сбитую выстрелами змею и, когда Васька очутился на земле, лаконично, по-военному, отрапортовал:
— Пресмыкающееся — гюрза, длина сто восемьдесят один с половиной сантиметр.
Тут только Васька опомнился и, увидев, что ему угрожало, испугался. Горячо поблагодарил меня, вытер платком багровое лицо:
— Вот подлая душа! На дереве сидела, видать, птиц караулила. И замаскировалась как — даже я не заметил!
— Вот почему птицы переполошились: змея разоряла гнезда.
Василий осмотрел змею, брезгливо перевернул ее палкой, покачал головой. Обычно веселый и шумный, он задумчиво стоял возле убитого пресмыкающегося.
— Мне думается, — сказал Марк, — мы должны сделать из этого случая выводы: нужно быть осмотрительнее. Змея может появиться там, где вовсе не предполагаешь ее встретить. Змеелов всегда должен быть начеку. В противном случае…
— Ясно, ясно, — поспешно согласился Васька.
Солнце клонилось к западу, когда мы вошли в прибрежный лес, совершенно лишенный листьев. Очевидно, здесь похозяйничали гусеницы или другие вредители — листва была начисто уничтожена. Странное, мрачное зрелище являл собой лес, лишенный листвы. Извилистые, изогнутые ветки темнели на светлом фоне предвечернего неба. За лесом виднелись нескончаемые хлопковые поля. Там мы должны заночевать и утром вернуться обратно. Покуда, к сожалению, успехами похвастаться мы не могли — никаких пресмыкающихся, кроме подстреленной на дереве гюрзы, мы не встретили.