вали за ней.
— Понимаю, понимаю, — нарушил тишину Васька. — Твоя коллекция, Юрка, пополняется, ты козла купил. Неужто в Москву его возьмешь? Если так, то трудностей в дороге не оберешься — в багаж козлов не принимают, а провести его в купе не удастся: проводники нынче пошли бдительные.
— Помолчи, дорогой, — недовольно попросил Тигран. — Помолчи, пожалуйста. Сейчас изгонять будем!
Старуха трижды протащила козла по комнате, невнятно бормоча что-то несуразное, бросила на пол снопок пахучей травы и исчезла. Козел постоял, постоял и, стянув со стула Васькину соломенную шляпу, меланхолично принялся ее жевать. Васька грубо вырвал шляпу, наградив нахала пинком. Тигран неодобрительно покачал головой, однако на Ваську это должного впечатления не произвело.
— Значит, бабушка по профессии ведьма? Приятно было познакомиться.
— Не говори так, дорогой, — всполошился Тигран. — Не обижай старый женщин. Нехорошо…
После ухода хозяина я рассказал Ваське о ночных приключениях, Васька посмеивался:
— Брехня! Чушь собачья!
— Брехня?! Сегодня же ночью повторится. Спорим?
Мы поспорили, и я позорно проиграл: ночь и две последующих прошли спокойно, загадочный невидимка исчез, вероятно, старуха и козел соединенными усилиями сумели отпугнуть его, так или иначе ничего экстраординарного не произошло, а старый Тигран уверился в чудодейственной силе соседки. Васька поддержал хозяина, делая это с единственной целью позлить меня:
— Что с того, что сейчас атомный век? А колдуньи все-таки не перевелись. И пожалуйста, не возражай: прогнала бабка нечистую силу? Прогнала. А ты не смог, несмотря на высшее образование.
Я запустил в насмешника патронташем, хотя и понимал, что патронташ — слабый аргумент в полемике. Васька хохотал до слез, я же негодовал, но поделать с ним ничего не мог и подвергался изощренным издевательствам до позднего вечера. А ночью Васька попал в такой переплет, что ему было уже не до смеха.
Мы проснулись от шума в соседней комнате. Тревожно перекликались птицы, клекотал и вскрикивал филин. Я тряхнул Рыжего за плечо:
— Вставай! Старухины чары перестали действовать. Невидимка вернулся, и тебе представляется возможность его сцапать.
— Сейчас, — сладко зевнул Васька. — Сейчас я ему врежу. Я ж ему, разбойнику, по организму!
В этот момент за стеной так ужасно завопили, что мы вздрогнули.
— Вот это да! — Пораженный Васька остановился, попятился от двери.
— Не бойся, это филин.
— Филин?! Ну и голосок у него!
Хлопнула дверь, и мы ворвались в комнату. По стенам заметались тени, лучи карманных фонариков рассекли ночной мрак.
— Никого, — растерянно протянул Васька. — Вот история…
Птицы притихли, только филин, порываясь взлететь, неистово хлопал крыльями. Я торопливо оглядывал помещение и вдруг едва не вскрикнул…
Электричества в деревне не было, в горах заканчивалось строительство гидроэлектростанции. На улице врыли столбы, натянули провода. В нашем доме проводка имелась, и кусок шнура свешивался с потолка прямо над Васькиной головой, а на шнуре, обвив его толстым телом, висела большая змея. Тупая, треугольная голова мерно покачивалась в каком-нибудь полуметре от буйной Васькиной шевелюры. В неверном свете фонариков я безошибочно определил: гюрза!
Раскачиваясь вместе со шнуром, змея изгибалась, готовясь к броску. Раздумывать было некогда, все решали секунды, и я с силой толкнул Ваську в плечо. Не удержавшись от неожиданности на ногах, Василий упал, опрокинув клетки с перепуганными птицами.
«Нокаутировав» приятеля, я обронил фонарик, Васькин самодельный «прожектор» при падении разбился, и мы очутились в полной темноте. Стараясь отойти подальше от «ожившего» провода, я споткнулся о перевернутые клетки и растянулся на полу, уткнувшись носом в солому, едва не задавив ошалевшего от страха хомячка.
Из противоположного угла на меня полился поток проклятий. Обозленный Васька костерил меня почем зря, уверенный, что я разбудил его напрасно, чтобы разыграть, для чего нарочно устроил переполох в своем зверинце. Шум разбудил хозяина; прихватив большой фонарь типа «летучая мышь», Тигран вошел в комнату:
— Что такой, слушай? Стучал, кричал — зачем?
— Не волнуйся, дедуля, мы играем, — объяснил Васька. — Ночные тревоги устраиваем. Друзей разыгрываем.
Выхватив у старика фонарь, я поспешно осмотрел комнату: змеи нигде не было. Только качающийся шнур напоминал, что минуту назад его обвивала ядовитая гадина. Я рассказал о том, что видел, Васька на сей раз поверил, заметался по комнате, испуганно озираясь:
— Где?! Где она?
Тигран, напротив, воспринял услышанное на редкость спокойно:
— Змей — это хорошо. Будет мышей ловить. Вместо кошки.
— Но гюрза смертельно ядовита!
— Очень хорошо. Мышка сразу помирать будет.
Тщательно осмотрев все щели, я пришел к выводу, что пресмыкающееся появилось с чердака: в потолке, рядом со шнуром, чернело небольшое отверстие.
— Неужто она в эту дырку просунется? — усомнился Васька.
— Змея хитрый, — сказал Тигран. — Захочет — пролезет.
Васька помолчал, оценивая убедительность ответа, сокрушенно вздохнул:
— А я, дурак, сюда в отпуск приехал. Отдыхать. Хорошенький отдых — по ночам змей гонять!
Утром мы еще раз обшарили весь дом и, удостоверившись, что змея могла укрыться только на чердаке, решили изловить пресмыкающееся. Тигран, однако, запротестовал:
— Не надо. Пусть живет. — И добавил, что чердак завален всяким хламом, на разборку которого уйдет немало времени и сил.
— Мы поможем, — сказал Васька. — Ради такого дела что угодно разберем. Нам даже полезно поработать.
Но Тигран продолжал упорствовать. Обиженные странным отказом, мы обсудили создавшуюся ситуацию. Василий считал, что нужно немедленно убираться, пока гюрза не добралась до нас. Мне уезжать не хотелось, но разговор со стариком оставил неприятный осадок. В конце концов мы решили поскорее закончить все дела и ехать в Степанаван, а пока еще раз сходить в лес.
Я возился с рюкзаком, а Василий вознамерился побриться, примостился на бревнах, завезенных недавно для постройки сарая, разложил свои приспособления, намылил лицо и принялся ожесточенно скоблить отросшую рыжую щетину, то и дело заглядывая в карманное зеркальце. Он уже почти заканчивал привычную процедуру, когда кто-то подошел к нему сзади и невежливо толкнул в спину. Василий оглянулся: рядом стоял давешний козел, потряхивал неопрятной длинной бородой и с любопытством разглядывал блестящую мыльницу. Васька весело приветствовал его поднятой рукой, жест этот, так почитаемый в Древнем Риме, козлу явно не понравился. Наклонив крутые массивные рога, он изготовился к атаке. На свою беду, козел и представить себе не мог, на кого он собрался напасть, — кто-кто, а московские таксисты умеют за себя постоять.
Не желая, однако, начинать военные действия, Васька хладнокровно отвернулся; обиженный таким невниманием козел почесал Васькину спину рогами. Васька стерпел и это, но темп бритья заметно ускорился. Козел легонько ткнул Рыжего кончиками рогов и заблеял, вызывая Василия на честный поединок. Васька быстро обернулся, встал на четвереньки и глухо зарычал. Козел опешил, затряс головой, опустил рога для решительного удара. Исчерпав дипломатические средства предотвращения конфликта, Васька схватил металлический стаканчик, плеснул горячую воду в ненавистную физиономию, ошпарив козлу нос. Осатаневший бородач ринулся в бой, Васька мигом покрыл расстояние, отделявшее его от дома, и влетел на крыльцо. За ним скачками несся козел.
Я вышел на крыльцо, козел кружил поблизости, грозя противнику рогами, одновременно что-то усердно жуя. Васька добривал подбородок и вдруг спохватился:
— Юрка! Этот гад мой мыльный крем слопал!
Подтверждая эти слова, козел победно мемекнул, и над его мефистофельской мордой закружились разноцветные мыльные пузыри…
Извилистая, протоптанная козами тропинка круто поднималась в гору. Склоны покрывал густой буковый лес, на красноватых скалах рос низкорослый, колючий кустарник. Мелодично журчали прозрачные ручейки, посвистывали, перекликались птицы.
Узкая тропа была завалена острыми обломками камней. Резкая смена температуры подтачивала вековые утесы, скопившаяся в трещинах вода, замерзая, рвала и корежила камень. На больших валунах грелись в солнечных лучах серые и зеленые ящерицы. Заслышав шаги, они приподнимались на тонких лапках, высматривали неведомого врага, готовые в любую минуту удрать. Любопытство, присущее многим животным, да и не только им, удерживало ящерок до тех пор, покуда из-за поворота не показывались наши неуклюжие (вероятно, по мнению ящериц) фигуры. Завидев нас, узкотелые длиннохвостые создания соскакивали с насиженных мест и исчезали с космической скоростью.
Впереди открылась широкая каменная терраса, в конце ее виднелся вход в большую пещеру. Передохнув немного, мы зажгли фонарики (Васька предусмотрительно починил свой, поврежденный во время ночной суматохи) и вошли в пещеру. Фонари не понадобились, пещера была ярко освещена, свет проникал через дыры в куполе и небольшие проломы в стенах. Известковые стены и пол покрывал толстый слой пыли, ноги утопали в ней по щиколотку. Пещера была невелика.
— Пусто, — констатировал Васька, и удесятеренное мощным эхо слово прогремело как гром: «Пусто, пусто, пусто».
Но Васька ошибся, пещера отнюдь не пустовала. Пыль у привалившегося к противоположной стене большого камня зашевелилась, блеснули толстые, отливающие металлом тела. Издали они напоминали извивающиеся водопроводные трубы. Одна «труба», опередив остальных, быстро поползла нам навстречу, рассерженно шипя.
— Да это гюрза! — вскричал я, и снова под потолком заголосило оглушительное эхо: «Гюрза! Гюрза! Гюрза!»
Васька еще в период наших среднеазиатских экспедиций проникся к этим змеям лютой ненавистью. Завидев приближающийся «ужас ночи» — в Туркмении гюрз называли именно так, — Василий мгновенно утратил интерес к красотам горной пещеры, приготовился к отступлению, но вдруг остановился: