— А она… ядовита?
— Других не держим. Страшнее Черной Мамбы, валит наповал. В западных странах используется как сторож, охраняет ювелирные магазины. Обратите внимание на характерный цвет спинки — он означает, что запас яда не израсходован. Вам хорошо видна расцветка?
Васька протянул змею через стол, мохнатые бровки врача встали вертикально. Большим усилием воли доктор все же сумел сохранить спокойствие и церемонно откланялся. Когда врач ушел, я набросился на Ваську и высказал все, что о нем думаю. Досталось Рыжему изрядно, но Васька принадлежал к породе непробиваемых, увещевания на него не действовали. Тряхнув буйным чубом, Васька широко улыбнулся:
— Ну чего ты на меня взъелся? Что я такого особенного натворил? Просветил человека, пробудил у него интерес к живой природе, расширил его кругозор. За это меня благодарить нужно, а не ругать…
— А ты не находишь, что твои шуточки порой граничат с самым настоящим хулиганством?
— Хулиганством?! Ничего подобного! Обыкновенная психотерапия. Очень результативное средство!
Васька был неисправим, но сердиться на него невозможно…
Длительное общение с такими малосимпатичными существами, как пресмыкающиеся, постоянно сопровождалось разными смешными и не очень смешными историями, в которых так или иначе, прямо или косвенно были замешаны как мои товарищи, так и я сам. Но однажды змеи сыграли свою роль самостоятельно, хоть и произошло это не без помощи людей.
Жаркое июньское утро. Заваленная цветами аудитория вечернего Редакционно-издательского техникума, где автор этих строк имел честь быть в то время директором, находилась на четвертом этаже. Длинный стол покрыт зеленым сукном, на стенах развешаны диаграммы, ученые плакаты, схемы и иные наглядные пособия. Экзаменационная комиссия скучает — до начала экзаменов полчаса.
Спускаюсь вниз, к студентам, ведем речь о выпускном вечере, настроение у всех приподнятое, праздничное. И вдруг наверху крики, топот — по лестнице с диким визгом и воплями промчалась почтенная комиссия в полном составе, стремительно пробежала по первому этажу, вылетела во двор и, проскочив сквозь толпу удивленных студентов, скрылась за углом здания техникума.
Догадавшись, в чем дело, я поспешил наверх. На работу я ходил с маленьким черным чемоданчиком, носил в нем нужные бумаги, рукописи, книги, а иногда и взятые из прачечной свеженакрахмаленные сорочки. Сослуживцы не раз подтрунивали над заветным чемоданчиком и его содержимым. И вот председатель экзаменационной комиссии — дама энергичная, веселая, томясь от скуки, уговорила коллег шутки ради изъять содержимое директорского чемоданчика и положить туда что-нибудь другое, например, кирпич, уверяя, что подмену я обнаружу только дома. Обрадованные педагоги быстро отыскали на задворках кирпич, обернули его газетой и открыли чемоданчик, благо он никогда не запирался на ключ. В следующее мгновение озорники уже мчались по лестнице, обгоняя друг друга. И неудивительно — в чемоданчике сорочек не оказалось, вместо них там сидели два полоза, которых я накануне привез из очередного путешествия по Дальнему Востоку и которых после экзаменов я должен был отвезти знакомому биологу в качестве подарка. Полозов в чемодане основательно растрясло, и настроение у них было неважное…
С большим трудом удалось собрать разбежавшуюся комиссию, взволнованные педагоги ни за что не хотели возвращаться в аудиторию, им чудились десятки ползающих под столами пресмыкающихся, причем никто не верил, что полозов было всего только два.
— Интеллигентный человек, директор техникума носит в учебное заведение змей! Кто бы мог подумать!
Экзамены тем не менее все же состоялись, правда, с небольшим опозданием…
Глава одиннадцатаяНепростые истории
Общаясь с ядовитыми змеями, люди надолго запоминают связанные с ними происшествия. Такое бывает и со змееловами, хотя вся их профессиональная деятельность состоит из длинной цепи разного рода эпизодов, так или иначе связанных с поимкой и содержанием пресмыкающихся. Некоторые звенья этой цепи, наиболее яркие и колоритные, остаются в памяти на всю жизнь.
…Юг Туркмении, бескрайняя пустыня, бесконечные, тянущиеся до самого горизонта невысокие дюны. Наша экспедиция, достигнув конечной точки маршрута — затерянной в песках железнодорожной станции, закончила свою работу. Поезд придет лишь на следующий вечер, времени у нас полно, а дел никаких, поэтому, оставив вещи в стоявшей на окраине поселка гостинице, мы устремились в единственное в этом захолустье злачное место, по недоразумению именуемое рестораном. Отвыкшие за долгое путешествие и длительное пребывание в пустыне от человеческого общества, мы крайне обрадовались ожидавшему нас сюрпризу — Николай повстречал в ресторане сокурсника по художественному училищу, и это событие было тут же должным образом отмечено.
Далеко за полночь, в самом радужном настроении, распевая во все горло студенческие песни, мы возвратились в гостиницу. Марк — натура деликатная, всю дорогу упрашивал нас не напрягать голосовые связки, говоря, что мы разбудим всех обитателей гостиницы.
— А они и так бодрствуют. — Николай указал на залитую ярким электрическим светом гостиницу, напоминавшую на фоне погруженного в мрак поселка одинокий корабль в безбрежном ночном океане.
— Странно, — протянул провожавший нас сокурсник Николая. — Обычно у нас ложатся спать очень рано.
Несколько минут спустя удивляться пришлось уже всей нашей подгулявшей компании — дорогу преградил милицейский пост: проход воспрещен!
— Извините, нам в гостиницу нужно. Мы там живем.
— Запрещено, — строго проговорил страж порядка. — У меня приказ никого не пропускать.
Милиционеры выглядели озабоченными; потолковав с одним из них, приятель Николая вернулся обескураженный.
— Произошла большая неприятность. Из районного центра вызваны сотрудники органов госбезопасности.
Мы мигом протрезвели, в те благословенные годы к вышеупомянутому ведомству относились всерьез. Возле гостиницы толпился народ. От командовавшего нарядом милиции офицера мы узнали, что администрация и служащие гостиницы, равно как и все проживающие там, срочно эвакуированы. Удостоверившись, что мы являемся постояльцами гостиницы, милиционеры нехотя пропустили нас, и мы присоединились к взбудораженной полуодетой толпе. Испуганные люди возбужденно переговаривались:
— Специально подстроено. Голову даю на отсечение, специально!
— Конечно, умышленно! Чтобы посеять панику, вывести из строя специалистов, сорвать хлопкоуборочную кампанию!
— Диверсия!
— И что придумали, мерзавцы, — диких змеев распустили!
Мы завертелись как ошпаренные, было ясно, что наш улов, тщательно упакованный в большие корзины, каким-то образом вырвался из заточения и, очутившись на свободе, расползся по всей гостинице!
Оглушенные этой новостью, мы не знали, что предпринять: рано или поздно «компетентные органы» выяснят, кто имеет самое непосредственное отношение к происшедшему, и мы будем немедленно арестованы — с диверсантами в нашей стране не церемонятся. Доказать же свою непричастность к случившемуся мы просто не сумеем, никто нам не поверит. Кроме того, поднятые среди ночи испуганные и злые постояльцы, растерявшаяся администрация гостиницы устроят нам нечто вроде суда Линча.
Существует и другая опасность: добыча наша состояла из ядовитых и неядовитых змей, размещенных, естественно, в разных корзинах, мы не знаем, из какой именно корзины змеям удалось выбраться, но по закону подлости, вероятно, это посчастливилось ядовитым. Если расползлись безвредные удавчики, особой беды не будет, но ежели удрали кобры, гюрзы или эфы — тогда, как говорится, другой коленкор. В данном случае постояльцы и обслуживающий персонал гостиницы подвергаются смертельной опасности, и, если змеи кого-либо укусят, последствия будут ужасными не только для пострадавшего, но и для нас — возмездие последует незамедлительно.
— Надо идти признаваться, — сказал Марк. — Другого выхода из создавшейся ситуации я не вижу.
— Вот еще! — возмутился Васька. — Сознаемся, а нас за шкирку — и в кутузку! Я добровольно садиться в тюрьму не желаю.
— Давайте сначала выясним, есть ли пострадавшие? — предложил я. — А потом решим, что делать дальше.
Марк возражал, но ребята меня поддержали. Васька вызвался прозондировать почву, подошел к одному из милиционеров, угостил его папироской, поболтал о том о сем и повеселел:
— Значит, покусанных нет? Вот здорово!
— Здорово, да не очень, — нахмурился милиционер. — На верхнем этаже люди остались, в коридор отказываются выходить, боятся. Отрезаны, так сказать, от всего мира.
Услышав об оставшихся в гостинице постояльцах, мы приуныли: змеи протиснутся в любую щелку, незаметно заползут в комнаты, от них не укроешься. С этим согласился и Васька.
— Так и быть, идем сдаваться властям. Будь что будет!
Разыскав командовавшего милицейским нарядом лейтенанта, мы честно поведали о себе, не скрывая, что надолго отлучались из гостиницы, проведя время в местном ресторане, что может подтвердить находившийся с нами гражданин, проживающий в вашем поселке, — с этими словами мы повернулись к приятелю Николая, но того и след простыл, видимо, человек посчитал, что с милицией ему лучше не связываться. К счастью, лейтенант попался толковый, слушал нас, ухмылялся, потом отвел к стоявшему поодаль в окружении своих подчиненных представителю районной госбезопасности.
Сухощавый, мрачный субъект с острыми щупающими глазками испытующе воззрился на нас. Марк, заметно волнуясь, начал объяснять, кто мы, откуда и зачем приехали, но начальник грубо перебил его:
— Подробности выясним на допросе, а сейчас подумайте, как собрать ваш разбежавшийся зверинец. Потом установим вину каждого. Вам известно, сколько змей у вас было?
— Конечно. Около четырехсот.
— Что значит «около»? Назовите точную цифру.
— Триста девяносто восемь.
— Ясно. Теперь ступайте их ловить. Чтобы все были налицо. И если хоть одной недосчитаетесь, пеняйте на себя. С волей лет на десять распрощаетесь.