Обливаясь потом, шагаем по дну исчезнувшего ручья, местами оно каменистое, большие камни, между которыми пробивается чахлая трава, навалены грудами. Колючие карликовые кусты рвут одежду, царапают кожу.
Внезапно — крик. И бешеный топот — с пологого склона холма кубарем катится Васька. Глаза — как блюдца.
— В чем дело?
— Там! Длинная, толстая…
— Укусила?
— Не успела, подлая. Едва спасся.
Мы карабкаемся наверх. Там спокойно стоит Курбан, держа в руках крупную темно-желтую змею. Марк смело взял пресмыкающееся.
— Желтопузик. Совершенно мирное существо. Впрочем, это даже не змея, а безногая ящерица.
— Милое создание, — согласился смущенный Васька. Ему было стыдно за столь стремительное отступление.
— Нравится, Вася? — улыбнулся Курбан. — Бери, пожалуйста. Подарка…
— Спасибо, дорогой. Подари-ка ты ее своей теще…
Мы двинулись дальше, вскоре поймали еще двух желтопузиков, но тут же выпустили — подобная добыча нас не устраивала.
— А ведь это совсем легко, — разглагольствовал расхрабрившийся Васька. — Курбан, за что тебе большие деньги платят? Смотри, я сейчас вон ту змейку поймаю. За шкирку ее — и в мешок!
— Стой! — Курбан схватил Ваську за руку. — Не подходи, пожалуйста.
На серой потрескавшейся скале лежала большая змея. Она была абсолютно неподвижна, и только черный, раздвоенный язык на секунду появлялся из полуоткрытой пасти. Рядом сидела на задних ножках крошечная песчанка и, раскачиваясь, неотрывно смотрела на змею темными бусинками глаз.
— Кажется, мы помешали змее завтракать, — сказал Николай. — Сразу видно, что у нее плохое настроение.
Курбан приготовил палку-рогульку, змея оставила песчанку в покое, зашипела и, повернув голову, пристально следила за Курбаном. Охотник шагнул вперед, змея, контролируя его движения, туже скручивала кольца. Ее блестящее тело переливалось в солнечных лучах. Снова послышалось рассерженное шипение.
— Все назад! — приказал Курбан. — Возможен бросок!
Никто не шевельнулся: наступал опасный момент, а оставлять товарища в беде было не в наших правилах. Окружив змею со всех сторон, мы выставили вперед рогульки.
— Берегись!
Змея метнулась вперед, развертываясь, как китайская лента. От неожиданности мы отпрянули. Воспользовавшись нашим замешательством, змея увернулась от двух рогулек, проползла между зоологом и художником. Николай попытался придавить ее к земле, но промахнулся, и в ту же секунду разъяренное пресмыкающееся вцепилось в голенище брезентового сапога художника.
Оттолкнув кого-то из нас, Курбан упал на землю, ловко ухватил змею за шею позади головы, оторвал от побледневшего Николая. Сильные пальцы Курбана сдавили змею, она разинула пасть, в верхней челюсти торчал длинный зуб.
— Коля, цел?
— Кажется…
— Нога не болит? Скажи скорей, пожалуйста!
— Вроде нет…
— Не двигайся. Я сейчас! — гортанно крикнул Курбан и забросил змею в кусты.
— Зачем? — недоуменно спросил я. — Ведь это, наверное, ценный экземпляр?
— Уже нет. Ничего не стоит. Зуб сломал. Зуб нет — денег нет.
Курбан осторожно стянул с Николая сапог, внимательно осмотрел ногу и облегченно вздохнул — следов укуса не обнаружил. Потом показал нам сапог: в зеленом пыльном брезенте торчала тонкая щепочка.
Марк пинцетом извлек из голенища изогнутый зуб.
— Счастливый ты, Николай, — сказал Курбан. — Пляши скорее, пожалуйста. Еще немного — и был бы бо-ольшой неприятность.
— Кранты? — не удержался Васька.
— Не смейся, — одернул его Марк. — Ведь это эфа!
Курбан рассказал, что эфа причиняет немалый вред животноводам. Бараны гибнут через несколько минут после укуса, даже крупные животные — волы не выдерживают действия яда и погибают.
— А люди?
— Были очень неприятные случаи, — уклончиво сказал Курбан, поглаживая острую бородку, предоставляя нам самим оценивать убедительность ответа.
Солнце клонилось к горизонту, пора было подумать о ночлеге. Мы поспешили к намеченному пункту и еще засветло добрались до руин древнего поселения. Развалины городища окружала крепостная стена. Мы поставили палатку, Васька с художником пошли ломать саксаул для костра. Курбан, напевая вполголоса, помогал Марку сооружать вольер.
Ночь наступила внезапно, словно кто-то набросил на пустыню огромную черную кошму. В усыпанном яркими звездами небе плыл серебряный месяц. Мы с наслаждением пили душистый зеленый кок-чай, отблески пламени костра играли на наших обожженных солнцем лицах. Откуда-то с развалин доносились печальные протяжные крики ночных птиц. Глаза слипались, и я не заметил, как уснул. Разбудил меня встревоженный голос художника:
— Юрка, Юрка, проснись!
— Тебе чего?
— Знаешь… По ногам что-то проползло… В углу брезентом шуршит.
Я прислушался, но ничего не услышал.
— Тебе приснилось, должно быть, — неуверенно предположил я, содрогаясь при мысли, что наши симпатичные питомцы вырвались из вольера и резвятся где-то поблизости.
Сон сразу исчез. Светало. Я осторожно приподнялся на локтях и замер: у самой головы мирно похрапывающего Васьки ползла крупная степная гадюка. Я молча толкнул Василия в плечо, тот мгновенно открыл глаза, несколько секунд внимательно разглядывал то, что он принял за кусок толстой веревки. Когда же «веревка» вдруг ожила и заскользила мимо, Васька с воплем вскочил, и началось нечто невообразимое.
Забыв спросонья, что он лежит в спальном мешке, Васька тотчас же упал на Курбана и основательно его напугал. С лихорадочной поспешностью Василий снова вскочил и ринулся к выходу с такой силой, что свалил палатку.
— Змеи! Змеи! — орал Васька, барахтаясь в брезенте.
Когда все выбрались из палатки, Марк отбросил брезент и обнаружил виновницу переполоха. Гадюку тотчас же водворили на место, после чего мы долго силились понять, как могла змея удрать из плотно задраенного вольера.
— Эх, ученые люди, — сердито сказал Курбан, поражаясь нашей несообразительности. — Это не наш змея. Наш никуда не бегал, лежит, отдыхает. Это новый змея пришел. Ночью в песках холодно, вот и залез в палатку погреться.
Мы бросились к вольеру, пересчитали змей. Курбан оказался прав.
Утром Курбан повел нас к разрушенной крепости. Приходилось пробираться по узким, извилистым проходам, залезать на огромные камни. Местные жители, по словам Курбана, сюда не ходили, делать тут людям совершенно нечего, поэтому змеи здесь, очевидно, водятся. В этом мы вскоре убедились. Однако поймать их было трудно — заслышав наши шаги, пресмыкающиеся быстро ускользали в расселины. Одну беглянку Николай, несмотря на полученный накануне урок, попытался схватить за хвост, но пресмыкающееся выскользнуло у него из рук и исчезло под камнями.
Курбан, видевший всю эту сцену, негодовал, Марк тактично промолчал, а Васька напомнил художнику о емком, вобравшем в себя столько понятий слове «кранты».
Около часа мы лазили по развалинам, время от времени переворачивая небольшие камни; вокруг сновали юркие ящерицы. Васька к камням не притрагивался, спустившись вниз, бродил по песку вдоль стены.
— Мать честная! Крокодил!
Мы с Николаем расхохотались, однако Марк и Курбан поспешили к Василию.
— Варан! — крикнул на бегу зоолог. — Лови его, ребята!
На холме у самой стены стоял в угрожающей позе здоровенный варан, настоящий крокодил пустыни. Варан был испуган и озлоблен. Разинув пасть, усаженную острыми зубами, он смотрел на приближающихся людей, готовясь отразить нападение. Варан был слишком велик, чтобы придавить его рогулькой, однако Марк все же попытался прижать его к земле, но варан ловко увернулся.
— Схватим его руками, — скомандовал Марк. — Хватайте за шею. Осторожнее! Это очень крупный экземпляр. И не забывайте о хвосте…
— Такого дядю ухватишь, как же, — опасливо отодвинулся Васька. — Ишь какой здоровущий. — Васька помедлил и вдруг прыжком кинулся на варана.
Увернувшись от преследователя, варан перепоясал его метровым хвостом. Раздался хлесткий удар, и Василий покатился по песку. Изловчившись, Марк сгреб варана за загривок, началась яростная схватка. Варан отчаянно сопротивлялся, пытаясь сбросить навалившихся на него врагов. Мы барахтались в песке, задыхаясь в тучах едкой пыли. На лапах варана были изогнутые, крепкие, как железо, когти, притом достаточно острые. В пылу сражения нам удалось перевернуть варана на спину, я ухватил его поперек желтоватого, в коричневых крапинках брюха, и тотчас варан нанес сильный удар задними лапами, располосовав мне руку от плеча до локтя. От неожиданности и боли я выпустил варана, он молниеносно перевернулся, но тут на обезумевшее животное грудью навалился Васька, а Курбан схватил варана за хвост.
— Держим! Держим! — орал Васька. — Не уйдет!
Варан затих, и тогда, задыхающиеся, грязные, исцарапанные, мы услышали спокойный голос Марка:
— А меня он держит…
Только теперь мы заметили, что злобная тварь жует руку зоолога. Николай замахнулся рогулькой, тут же опустив ее: разве этого злюку проймешь какой-то тросточкой?
— Нож! Разожми челюсти ножом!
С большим трудом мы заставили рассвирепевшего варана отпустить свою жертву, связали ему пасть, запихнули в мешок. После этого «считать мы стали раны, товарищей считать». К счастью, варан не ядовит, но на его острых и длинных зубах остаются гниющие кусочки пищи, поэтому укус может вызвать заражение крови.
В перевязке нуждались все, но особенно сильно досталось зоологу: варан основательно пожевал ему кисть. У меня на предплечье темнели подсохшей кровью глубокие порезы, рубашка висела клочьями, у Курбана было сильно поцарапано лицо, художник потирал зашибленную ногу, Васька, болезненно морщась, разглядывал широкую багровую полосу на теле — след удара хвостом.
— Еще парочка таких ящериц, и нам кранты! — печально вздохнул Васька. — Марк, ты, надеюсь, не за варанами сюда приехал?
Поединок с вараном сорвал наши планы. Пока мы промывали и перевязывали раны, солнце поднялось высоко над головой, и жара заставила нас укрыться в ближайшей пещере.