Предстояла длительная борьба за жизнь животного. От пищи медвежонок отказывался, он настолько ослабел, что, очнувшись от бессознательного состояния, не мог шевельнуться, лежал совершенно без движения, только маленькие ушки чуть заметно вздрагивали. Усманов подоил козу, раздобыл у соседки соску, взял медвежонка на руки.
— Пей, Уланчик, пей…
Поместив медвежонка в клетку, уложив его на подстилку из мягкого, душистого сена, Усманов отправился в горы. Карабкался на крутые склоны, заглядывал в расселины скал, собирал лекарственные растения и травы. Вернулся затемно и, не отдохнув, принялся готовить настойку, варить отвар. Шесть недель возился с медвежонком — лечил, отпаивал козьим молоком, кормил с ложки манной кашей, в которую подмешивал сдобренное медом целебное снадобье. И труды увенчались успехом, Улан выздоровел.
Прошли годы, Улан стал громадным, могучим зверем — когда он вставал на задние лапы, головой упирался в потолок своей клетки. Добротная, она была сработана из толстых металлических прутьев, надежно сваренных, — удержать натиск такого гиганта непросто. Глядя на матерого медведя, вряд ли кто-нибудь мог подумать, что его вернули с того света, вырвав у «человечьей болезни» — воспаления легких, и сделал это простой человек в рабочей спецовке с обожженным солнцем лицом и добрыми карими глазами…
Оставим ненадолго могучего Улана и познакомимся с другими питомцами Эксонджона Усманова. Но к Улану мы еще вернемся, бедному медведю пришлось немало испытать…
Какой же зоопарк без обезьян? Все началось с того, что возвратившийся из зарубежной командировки инженер привез в подарок жене двух обезьянок. Женщина не смогла по достоинству оценить столь ценный дар, так как проворные обезьянки переколотили дома всю посуду, а затем вообще поломали все, что можно было сломать. В результате возник семейный конфликт, запахло разводом, и инженер заметался по городу, умоляя знакомых выручить его из затруднительного положения. Все инженеру очень сочувствовали, но от обезьян решительно отказывались. Выручил беднягу Усманов, обезьянок забрал, и самое удивительное, что у него проказницы вели себя образцово, ничего не ломали, не портили. По всей вероятности, потому, что Усманов, к этому времени поселившийся в пригороде Ходжента, крупного областного центра, жил в просторном собственном доме, а свой «Живой уголок» разместил в большом, огражденном высоким дувалом саду, где многие питомцы Усманова получили возможность резвиться среди деревьев и густого кустарника, купаться в протекавшем через сад арыке, то есть находились как бы в естественных условиях.
«Живой уголок» Усманова тем временем расширялся и пополнялся. Эксонджон купил третью обезьянку, четвертую ему привезли знакомые из Африки. Были среди питомцев Усманова беркуты и грифы, павлины, королевские фазаны, куры-бентамки, страусы, черные и белые лебеди, дикие утки, улары, на редкость беспокойное семейство лис, куницы и бобры. Появился даже крокодил, которого привезли с Кубы. Усманов выкопал в саду еще один хауз, зацементировал его, обнес высокой сеткой, крокодил с наслаждением плавал и нырял, взбаламучивая хвостом воду, а в перерывах между купаниями грелся на солнышке.
Постепенно Усманов установил контакты со многими передвижными и стационарными зоопарками страны, обменивался с ними животными, пополняя свою коллекцию, раздобыл бухарских оленей, крупных попугаев ара, пони.
— Все у тебя есть, Эксонджон, — говорили друзья. — А царя зверей нет!
Усманов задумался и, когда в Ходженте появился очередной передвижной зоопарк, после долгих дипломатических переговоров совершил обмен — зеленую мартышку, павлина и пони обменял на двенадцатидневного львенка. Вот с кем пришлось повозиться!
Львенок попался хилый, никудышный, вскоре он заболел и едва не погиб, пришлось Усманову мобилизовать все свои знания и силы, вновь и вновь перечитывать верного своего советника Брема, консультироваться с ветеринарами — и болезнь удалось победить, львенок поправился. Несколько месяцев спустя он весело носился по двору наперегонки с собаками и козлятами. Вскоре Усманов перестал выпускать льва из клетки, изредка водил его по кишлаку на толстой цепи, возил в своем «Москвиче» в находящийся на окраине города гараж, в котором Усманов работал.
Иногда приходилось по делам приезжать в центр города со львенком. Такие поездки Усманов не любил, не хотел привлекать к себе внимания, однако поделать с человеческим любопытством ничего не мог: завидев за задним стеклом машины не раскрашенную дурацкую куклу, не львенка из папье-маше, а настоящего, живого, с блестящими зелеными глазами, водители обалдевали; за обшарпанным красным «Москвичом» выстраивался длинный хвост, машины сопровождали Усманова повсюду и не раз задерживали движение, способствуя возникновению «пробок».
Когда львенок подрос, подобные поездки прекратились — появляться с хищником на людях Усманов не рисковал. Он вообще осуждал любителей, которые держат у себя дома диких животных, подвергая риску и себя и окружающих, не уставая повторять всем, что легкомысленное, панибратское обращение с дикими животными может быть чревато серьезными последствиями. Сам Усманов никогда не выпускал из клеток взрослых животных и никому, даже членам своей многочисленной семьи, не разрешал общаться с ними, оставляя безраздельное право контакта с животными только за собой. Кормили обитателей «Живого уголка» дети Усманова с соблюдением разработанных отцом правил и норм техники безопасности.
Численность населения «Живого уголка» продолжала возрастать, появились еще два львенка, антилопа сайга, камышовые коты. Однажды Усманову привезли… дельфиненка. Для него приготовили просторный хауз, наполненный чистой и холодной водой, дельфин долго плавал и резвился в бассейне, но Усманов вовремя понял, что сырдарьинская вода хороша не для всех, и с дельфиненком пришлось расстаться.
С питанием животных у Усманова особых проблем не было: щедрая земля Таджикистана в изобилии поставляла различные овощи и фрукты, плоды и растения, что же касается хищников, то они довольствовались тем, что Усманову удавалось получить на бойне. На содержание зверинца Усмановы расходовали немалые деньги, каждый работающий член большой семьи отчислял в фонд «Живого уголка» часть своего заработка.
Слухи о шофере, создавшем собственный зоопарк, распространились по республике, а вскоре Эксонджон стал известен и далеко за пределами Таджикистана. Произошло это вскоре после того, как Усманов организовал по просьбе своих земляков выставку животных в городском парке, на омываемом Сырдарьей островке Чумчук-Арал. Здесь, в тени развесистых чинар и тополей, и разместилась первая в Советском Союзе частная выставка животных из коллекции простого шофера.
Маленький островок преобразился. Еще недавно значительную часть его занимало зловонное болото, многочисленные отдыхающие сюда не заглядывали, устраивались на галечном пляже. Рыболовы облюбовали кривую песчаную косу, спортсмены, тренировавшиеся на байдарках и каноэ, занимались на противоположном берегу реки. Большая же часть земли пустовала, пока не пришел сюда фронтовик Турсунбой Бегматов, приятель Усманова, потерявший под Сталинградом весь свой полк. В память о погибших товарищах ветеран посадил на острове тысячу двести тополей, гранатовых, персиковых, абрикосовых деревьев, яблонь, черешен, слив, высадил тысячи и тысячи розовых кустов. Вместе с помогавшим ему Усмановым Бегматов осушал заболоченную землю, вспахивал, рыхлил и удобрял почву, вновь и вновь сажал деревья и цветы, заботливо поливал их дважды в день и создал уникальный мемориал, назвав его «Вечно живые».
На Чумчук-Арал хлынули туристы, в воскресные дни здесь было особенно многолюдно. Дети и взрослые толпились вокруг клеток с животными, смеялись, фотографировались рядом с ними, местные художники приезжали сюда на этюды, многие приезжали издалека, всем хотелось посмотреть на зоопарк, созданный трудом одного человека. Добровольные помощники Усманова — школьники и студенты — ухаживали за животными, чистили клетки; завели специальную книгу отзывов и предложений, она заполнялась восторженными записями:
«Только человек, любящий природу, может сделать то, что сделал Усманов. Ведь сохранить фауну в непривычных для ее представителей условиях не так-то легко. Это чудо-уголок! Усманов может разговаривать с животными, они его понимают и любят. Сколько радости доставило нам это незабываемое посещение!
«Нас поразило то обстоятельство, что звери любят Усманова! Все, включая медведя и льва!
«Нас до глубины души тронула любовь человека к животным и животных — к человеку.
И таких записей много, очень много…
Солнечным воскресным утром Воробьиный остров особенно многолюден: посетители подолгу простаивают у каждой клетки, особенно задерживаются возле обезьянника, с улыбкой наблюдают за ужимками и гримасами макак, прыгающих по перекладинам, рассматривают дикобразов, павлинов, останавливаются у клетки льва, молодого красавца Руслана.
Когда безжалостное полуденное солнце зависает над головой и жара становится нестерпимой, разумнее всего укрыться под зеленым шатром деревьев, но люди все же не расходятся в надежде, что им повезет: в этот час на остров приезжает потрепанный красный «Москвич». Завидев знакомую машину, животные прыгают и мечутся в клетках, воют, визжат, скулят, пищат — в общем, всеми доступными способами проявляют неподдельную радость, встречая прежнего хозяина. (Год от года сдавало здоровье, и Усманов подарил свою коллекцию городу.) Эксонджон переходит от одной клетки к другой и для каждого зверя находит ласковое слово, для каждого припасен в большой брезентовой сумке лакомый гостинец.
А потом начинаются чудеса. Усманов входит в клетку льва, Руслан ластится, кладет Эксонджону на плечи тяжелые лапы. То же самое делают волки и могучий великан Улан. Восхищенные посетители восторженно аплодируют простому шоферу, сумевшему не только вырастить и приручить диких зверей, но и привить им любовь и нежность к человеку.