интересом, услышав знакомое название.
— Но ведь я знаю эту местность, я проезжал через нее на пути из Лондона в Портсмут.
Скоро лицо его снова сделалось озабоченным и на высоком лбу резче обозначились глубокие морщины… Очевидно, в голове адмирала мелькнуло какое-нибудь важное соображение, вызванное лежавшей на нем громадной ответственностью.
Зная, как ценно его время, я два раза его спрашивал, не задерживаю ли я его, но он всякий раз отвечал:
— Нет, прошу Вас, продолжайте!
Я набрасывал в это время эскиз его портрета, и он прибавил:
— Я боюсь, что доставил Вам большое беспокойство, пригласив приехать сюда.
Я возразил ему:
— Это большая для меня честь и большое удовольствие, и я надеюсь, что Вы позволите мне еще раз приехать к Вам.
— Пожалуйста, приезжайте всегда, когда Вы захотите, — ответил адмирал. — Миноносец может всегда вас доставить.
Набросок с натуры адмирала Того, сделанный автором на броненосце «Микаса»
Радушный прием знаменитого адмирала доставил мне глубокое удовольствие, но все же я встал, чтобы откланяться, опасаясь злоупотребить его любезностью. Того же просил меня остаться, положив свою руку на мою. По его звонку вошел секретарь в сопровождении буфетчика, несшего на лакированном подносе три бокала с шампанским. Мы выпили за здоровье друг друга. Адмирал, обмахивавший себя веером в продолжение всего моего визита, попросил меня на память нарисовать что-нибудь на веере. Но нового веера не нашлось и поиски за таковым оказались тщетными. Тогда, достав альбом, он попросил меня нарисовать утес, казавшийся точно оправленным в рамку двери. Принявшись за работу, я в несколько мазков сделал набросок острова, по-видимому очень ему понравившийся. При расставании адмирал выразил уверенность вскоре опять со мной увидеться, и я простился с ним, сопровождаемый его сердечными пожеланиями. Когда я уже был в дверях, он повторил:
— Не забудьте же… Приезжайте ко мне, когда только пожелаете со мной повидаться.
На обратном пути, приблизительно на половине дороги между базой и Дальним, мы увидели пробиравшуюся под берегом джонку очень невинного вида, но команда которой гребла изо всех сил. Всякому, знающему полное отвращение китайцев к каким бы то ни было физическим усилиям, — самая ярко выраженная черта национального характера, — становится весьма подозрительным такое чрезмерное усердие. Капитан Мори обратил внимание нашего командира Таира на необыкновенную энергию всегда апатичных китайцев, предоставляющих судьбе решение всех своих дел. После короткого разговора капитан приказал дать выстрел по направлению джонки. Ядро упало в воду за полмили впереди китайцев, но они моментально подчинились деликатному приглашению подойти ближе. Мало того, казалось, они так жаждали скорее выяснить это недоразумение, что с удвоенной энергией принялись грести по направлению к нам. Как только джонка подошла на расстояние оклика, мы пригласили достопочтенного капитана украсить своим высоким присутствием наш маленький презренный миноносец. Китаец всячески старался подчеркнуть свою боязнь подойти к борту ближе, с ужасом указывая на наведенную на джонку 12-фунтовую пушку и делая умоляющие жесты по направлению молчаливо угрожавшего орудия. Когда джонка поравнялась с нашим бортом, на нее соскочили два матроса с примкнутыми штыками и арестовали ее именем Японии. Капитан, который прежде так стремился приблизиться к миноносцу, теперь выказывал странное нежелание бросить руль, вдруг потребовавший основательного осмотра. Для улажения дела к нам явился его первый штурман. На губах капитана Мори змеилась веселая усмешка, когда он сказал ему: «Мне бы хотелось видеть капитана, если его не очень затруднит объяснить мне, откуда и куда он везет этих прекрасных молодых ослов. На джонке их было около 50 штук. Капитан, нервно наблюдавший только углами глаз за своим помощником, начал еще усерднее хлопотать над непослушным рулем, делая вид, что не замечает его приближения. Кроме того, при первых словах штурмана о том, что приглашение явиться на миноносец относится лично к самому капитану, с ним случился внезапный припадок полнейшей глухоты.
Наконец, с нетерпеливым жестом он бросил начатую ненужную возню с рулем и с любезной улыбкой быстро поднялся па борт миноносца. Давая объяснения капитану Мори, он между прочим заметил, — «что, собственно говоря, он торопится и желал бы скорее идти дальше, поэтому был бы очень счастлив, если бы его не задерживали».
— Конечно, — ответил Мори, — вы можете продолжать ваш путь тотчас же, как только ответите на мои вопросы.
Тогда китаец, приняв веселый и самоуверенный вид, которым ясно хотел нам сказать, что ему ничего не стоит уладить это маленькое недоразумение, спустился на свою джонку, проворчав сквозь зубы что-то нелестное по адресу «карапузов». Передав офицеру принесенную связку писем, он опустился на корточки с видом непоколебимой уверенности в благоприятном результате. Тем не менее, он не спускал глаз с непроницаемого лица нашего командира, тщетно стараясь прочесть на нем хоть малейший намек на ожидавшую его участь.
Приблизительно через две минуты капитан Мори уже пришел к окончательному решению. Он отдал короткое приказание закрепить джонку за кормой и миноносец двинулся дальше.
Видя, что буксирный канат сильно натянулся, китаец воскликнул: «моя джонка разломится на куски, если вы пойдете так скоро!»
Его маленькие свиные глаза сверкали и искрились бешеной злобой, но встретив взгляд Мори, он смирился и, не повертывая головы, заплакал медленными, тихими слезами. Я сделал с него эскиз в этой позе.
Обратившись ко мне, капитан Мори сказал: «Это обыкновенная плутовская проделка, шитая белыми нитками. Он утверждает, что ослы предназначаются для одного его приятеля в Киаокиао, но это письмо вполне уличает его во лжи. Киаокиао лежит к югу от нас и джонке следовало бы находиться миль на сто южнее. Также не выдерживает критики и смешная история о каком-то таинственном течении, занесшем его к Порт-Артуру. Но самым веским доказательством того, что джонка составляет законный приз, является письмо, упоминающее о цене ослов по 45 ф. стерл. за штуку. Во всем Китае цена осла никогда не поднимается выше двух или трех фунтов. Заплатить за каждого осла по 45 фунтов могут только русские в Порт-Артуре. Но эти ослы пригодятся и для нашей армии».
Все остальное время перехода китаец упорно молчал. Нас очень забавлял этот пленник, с видом, полным достоинства отказывавшийся отвечать на все предлагаемые ему вопросы.
Взятый приз увеличил стоявшую в Дальнем флотилию захваченных джонок. Мы были вынуждены там переночевать: солнце уже село, а фарватер был минирован. Воспользовавшись этим обстоятельством, я посетил свой прежний корабль «Тайнан-Мару». Меня встретили необычайно радушно: при моем прибытии команда была вызвана наверх, а часовые отдали честь. Ввиду моего служебного положения, меня всюду сопровождал мой вестовой.
После приятно проведенного вечера, я возвратился на миноносец, а ранним утром мы вышли по западному фарватеру в «известную» гавань. Несколько недель тому назад этот фарватер был почти совершенно непроходим: русские минировали положительно чуть не каждый квадратный ярд, да и теперь было расчищено очень небольшое пространство и проход по нему был сопряжен с немалыми затруднениями.
Миноносец № 67, принадлежавший к Первой эскадре, обладал скоростью до 25 миль в час. В сражении 10 августа он атаковал «Аскольда». Из выпущенных им нескольких мин с расстояния 1000 метров не взорвалась ни одна, вероятно, вследствие неблагоприятной погоды.
Берега, мимо которых пролегал наш путь, поражали меня своей величественно-дикой красотой. Один большой утес живо напомнил мне «Пастора на кафедре», хорошо известную скалу, возвышающуюся в море между Даулис и Теньмаутс.
Паровые катера подходят к «Микаса». «Известное» убежище
На пути мы увидели два судна Пятой эскадры. Вдруг страшный выстрел и взрыв потрясли весь наш миноносец. Оказалось потом, что один из кораблей произвел взрыв найденной им русской мины заграждения. Над нами вечно висела опасность взлететь на воздух и я чувствовал болезненное любопытство, смешанное со страхом, глядя на набегавшие встречные волны. По словам офицеров, и они тоже сначала испытывали этот нервный страх, но привычка вторая натура и их нервное состояние теперь было вещью, давно отошедшей в вечность. Из скрытой бухточки внезапно вынырнули два истребителя и понеслись к Порт-Артуру, лежавшему прямо против нас, но мы его не видели, так как его закрывал мыс Нико-Шаи. Обогнув его, мы вошли в Порт-Артурский залив. К западу от нас лежал город, но он был совершенно скрыт в густом тумане пыли и порохового дыма. Батареи, расположенные на высотах Ляотешаня и на гребнях гор, тянувшихся на десять или двенадцать миль параллельно дугообразной береговой линии, были окутаны пламенем и облаками густого дыма. Издали их можно было принять за огромную цепь действующих вулканов. Перед нашим прибытием Пятая эскадра начала обстреливать вновь обнаруженную русскую батарею.
Японцы довели систему своей разведочной организации до совершенства. Сигнальная станция в гавани была в состоянии давать нам все сведения о положении дел на передовых линиях. Мы узнали, что работы по устройству платформы для 11-дюймового орудия уже почти были закончены. А с момента его установки и начала обстрела положение броненосцев в Порт-Артурской гавани должно было сделаться критическим.
Подкрепления продолжали подходить непрерывной струей и через два дня предполагалось произвести решительный общий штурм, который, как рассчитывали, заставит русских выйти навстречу эскадре Того.
Передав на флагманское судно приказание главнокомандующего, мы прошли между скалистыми островками, защищающими вход в бухту, и заняли свое место в первом отряде. Эта бухта была выдвинутой вперед базой Того; именно здесь находилась главная квартира 4-й эскадры. Здесь укрывались минные суда, флотилии миноносцев, суда, занимавшиеся вылавливанием мин и буксирные пароходы… Это одно из самых красивых местечек на земном шаре, а по своей топографии — единственное. Естественный брекватер из высоких гористых островков, идущий параллельно материку, делает эту бухту одной из самых безопасных стоянок в мире. Кроме того, приблизительно на половине расстояния цепи островков находится плоская песчаная коса, соединяющая их с материком.