Сражение с тем же ожесточением продолжалось и весь следующий день. Мы собственно видели очень мало, потому что бой шел за обладание фортом, находившимся вне нашего кругозора. Вдруг сильный взрыв на суше потряс наше маленькое суденышко. Густое облако белого дыма медленно и величественно поднялось из земли и постепенно приняло форму гигантского гриба, превосходившего размерами все, когда-либо виденные мной, грозовые тучи. Три раза мы наблюдали огромнейшее облако дыма и три раза слышали оглушающий гул чудовищных взрывов. Захлопав в ладоши, мы закричали «Банзай!», предполагая, что русские взрывают пороховой погреб перед сдачею форта, но по возвращении в гавань капитан «Никко-Мару» объяснил нам, что эти взрывы происходили от нового ужасного оружия — мин, заложенных в земле (фугасы). Я рассматривал с большим интересом берега и общий характер скал при входе в Порт-Артур, где русские разбросали тысячи мин и поставили боны, сделав вход невозможным в буквальном смысле этого слова для всякого корабля, не обладавшего ключом к фарватеру. Вдруг трехтрубный броненосец медленно вышел из гавани и отдал якорь на внешнем рейде, полном таких драматических воспоминаний. Различить его название было невозможно. Командующий отрядом сделал какой-то сигнал, и мы тотчас все понеслись в море, скользя по водам, как стая нырков.
Русские сделали несколько выстрелов, но снаряды падали от нас на далеком расстоянии. Наши 11-дюймовые снаряды скоро заставили русский броненосец отойти под прикрытие Тигрового полуострова. Это был «Ретвизан», — один из самых лучших броненосцев в мире. Все наши разговоры и мысли были сосредоточены на возможности того, что нас пошлют ночью атаковать русский броненосец, но до заката солнца он вошел на внутренний рейд, и, тем положил конец всем нашим предположениям.
В этот день русские тралящие пароходы не выходили. Донесения, полученные из нашей армии, сообщали, что при последней бомбардировке в гавани было потоплено несколько маленьких пароходиков — по всей вероятности это и были пароходы, занимавшиеся тралением. За завтраком наш командир снова взял на себя обязанность повара, состряпав очень вкусную яичницу. Срок нашему 24-часовому дежурству истекал в полдень. По приходе смены миноносец возвратился в гавань для обычного суточного отдыха. Почти все запасы угля, воды и провизии были израсходованы. Командующий отрядом сигналом приказал нам подойти к своему транспорту-базе, около которого уже грузилось три миноносца. Скоро образовался целый плот: семь штук миноносцев стояли рядом и усердно грузились углем. Несущий активную службу миноносец своим наружным видом ничуть не напоминает той чистоты с иголочки, годной для парадных смотров, к которой мы привыкли в мирное время. Борта его в царапинах и зазубринах; палуба напоминает эмигрантский пароход с загроможденной грузом палубой. Тросовые мантелеты над мостиками и незащищенными частями придают миноносцу неуклюжий и громоздкий вид.
Мачты на истребителях снабжены вороньим гнездом из парусины. Находящийся там часовой взбирается туда по веревочной лестнице. Оснастка тяжеловеснее, чем у миноносца: один небольшой рей снабжен блоками для сигнальных флагов, другой — приспособлен для беспроволочного телеграфа. На высокой, стройной, будто упирающейся в небо бамбуковой стеньге развевается флаг командующего отрядом. На левом шкафуте находится парусинная ванна; около труб команда вешает для просушки свои маленькие японские полотенца. Между трубами натянута веревка для развешиванья платья. Вся остальная палуба загромождена ящиками разных величин, тюками, плетеными корзинками для птицы и т. п. На корме обыкновенно сидит пара соколов или голубей, — любимцев экипажа, который считает их талисманом, приносящим ему счастье. Общим баловнем нашего миноносца была утка, летавшая обыкновенно по всей гавани, но постоянно к нам возвращавшаяся, как бы для того, чтобы убедиться, стоим ли мы по-прежнему на своем месте. Вывешенные на просушку ярко красные одеяла своим резким цветом нарушали монотонно-серую боевую окраску миноносца, выделяясь на нем яркими пятнами.
Погода сделалась пасмурной и дождливой. Если только русские замышляли от нас ускользнуть, лучше этой погоды придумать было нельзя! Но эта погода — идеальная для русского флота, заставила нас волноваться и все время быть начеку. Каждую минуту мы ожидали условного сигнала, который должен был осуществить одно из самых честолюбивых мечтаний моей жизни — присутствовать при морском сражении. Сигнал адмирала Того был краток: он состоял всего из пяти красных вспышек — точка, три тире, точка. Увидев его, всякий корабль в гавани должен был тотчас сняться с якоря и полным ходом направиться на вперед указанное рандеву. Таким образом, это был сигнал для сосредоточения флота. Место миноносцев при этом было назначено в тылу. В решительном сражении миноносцы играют роль резерва, представляя собою род «морской кавалерии».
День прошел без всякой тревоги. На следующее утро я получил по беспроволочному телеграфу разрешение адмирала Того осмотреть сигнальную станцию, которую я окрестил именем: «Глаза Того». Сторожевая шлюпка перевезла нас к китайскому городку. После некоторых затруднений, возникших из-за мелководья, мы стали рядом с большой китайской джонкой и с нее уже вышли на берег по сходням. Сигнальная станция расположена на самой высокой точке полуострова. Взбираться туда нужно по заросшей тропинке, извивающейся по склону горы. Со мной отправился мой капитан, чтобы лично познакомить меня с молодым лейтенантом, заведовавшим станцией. По своей грязи этот китайский город не представлял исключения. Дома выходили задним фасадом на берег, что было весьма удобно для выбрасывания всякой грязи и домашнего сора. Затем все это оставлялось спокойно гнить, пока приливная волна или какое-нибудь другое атмосферное явление не очищало берег от этой разлагающейся массы всякой гнили. Так как улицы города не были чище, мы пошли по берегу, придерживаясь самого края моря.
У подножия холма начиналась тропинка. После крутого подъема мы добрались до сигнального лагеря, состоявшего всего из одной палатки и длинного тента, укрепленного на оттяжках из железной проволоки. От ярости бурь его защищала крепкая каменная стена. Прежде всего мы зашли в палатку, чтобы познакомиться с офицером. Угостив нас чаем и папиросами, он любезно повел нас на вершину для осмотра простого, но очень важного сигнального аппарата. На самой вершине скалы была расчищена небольшая площадка около 12 или 14 квадратных футов и крепко вбит бамбуковый флагшток. На отвесном перешейке, соединявшем крайнюю скалу с материком, находился наблюдательный пост. Здесь на треножнике была установлена подзорная труба с сильным увеличением. Ящик из-под вещей заменял сиденье. Три матроса, чередуясь между собой, зорко следили за всеми изменениями и передвижениями при входе в порт-артурскую гавань, ни на секунду не отрывая глаз от трубы. Если все оставалось спокойно, адмиралу Того доносили об этом сигналами каждый час, но при малейшем движении со стороны русских, конечно, его извещали об этом немедленно. Посмотрев в трубу, я ясно мог различить русских солдат. Неприятельская сигнальная станция была, как на ладони. Видно было, как русские постоянно старались сбить наш флагшток, выбирая его мишенью для своей стрельбы, — но достичь этого им никогда не удавалось.
Мы пробыли на сигнальной станции около часу, любуясь видом. С точки зрения художника, выбравшего сюжетом скалы, — он неподражаем. Полуостров оканчивается высоким мысом, который в перспективе уходит прямо в океан. Из голубого моря поднимаются живописные утесы. Волны и бури изрыли скалы причудливыми гротами и пещерами и выточили такие дивно пропорциональные арки, как будто они сделаны по плану архитектора. Скала, на которой находится платформа, так отвесно обрывается с обеих сторон, что, смотря вниз, я почувствовал головокружение. В скором времени я услышал, что один из матросов нечаянно оступился и упав, конечно, убился на месте.
Глава VIII
Транспорт-база для миноносцев. Приключение с английским капитаном. Вторичное свидание с Того. Я присутствую при вылавливании мин. Китайский магазин. Выбор места для моей палатки. Вид битвы с птичьего полета. Я раскидываю палатку на Сошозане. В зоне опасности. Приказание перенести палатку в более безопасное место. Окончательно устраиваюсь лагерем на гребне горы.
«Никко-Мару» — это транспорт-база и к нему был приписан и миноносец № 67.
Лейтенант Матсумура был так любезен, что показал мне весь корабль. Он построен в Нагасаки обществом Миши-биши, весь из стали и является одним из лучших и новейших прибавлений к отряду вспомогательных крейсеров Того. На нем установлено восемь орудий. Шканцы были переполнены боевым материалом, главным образом длинными ящиками с могущественными 18-дюймовыми минами. В число «материнских» обязанностей «Никко-Мару» входило снабжение миноносцев углем, водой и запасами. На борту его находилась потребительная лавка, где офицеры и матросы могли покупать не только все необходимые мелочи, но и некоторые предметы роскоши.
Мне была отведена каюта лоцмана, в которой я жил в те промежутки времени, когда я не находился на миноносце № 67.
Тут я писал, рисовал и проявлял свои фотографии.
Мои друзья с миноносцев пользовались этой каютой, как клубом; здесь мы встречались и рассуждали о Порт-Артуре и всех происшествиях, в которых были участниками.
В этом «клубе» я услышал, что недавно один английский капитан едва спасся от смерти. Эту новость передал мне один офицер, только что возвратившийся с рандеву.
Вышедшее из Ханькоу английское судно, величиной всего в 650 тонн, направлялось в Вейхавей. Сделав ошибку в своих вычислениях, оно приблизилось к Порт-Артуру, где наткнулось на мину. Деревянное судно разлетелось в дребезги. Два английских штурмана и команда, набранная из китайцев, все утонули. Но капитан уцепился за спасательный буек, на котором ему удалось удержаться, хотя он и был сильно ранен в кисть руки.