Его спасли японцы и доставили на «Микасу», откуда его переслали в Сасебо для передачи английскому консулу. Я опасаюсь, что этому англичанину пришлось бы плохо, если бы вместо японцев он попал в плен к русским! Как говорили мои японские друзья, они, вероятно, раньше бы его застрелили, а затем уже предали суду.
С моей каютой на «Никко-Мару» был связан еще один интересный факт: одно время ее занимал некий таинственный г. Томас, должно быть пользовавшийся популярностью между офицерами, которые отзывались о нем с большой похвалой.
Они говорили, что он и я были единственными англичанами, с энтузиазмом хвалившими чудную постановку японского морского дела.
Рядом с моей каютой находилась ванная, поэтому многие офицеры присутствовали на этих импровизированных митингах в своих кимоно по дороге в ванную или по возвращении оттуда.
Две маленькие китайские собачки, недавно подобранные с джонки, прорывавшейся через линию блокады, тоже выбрали мою каюту своим постоянным местожительством.
Мать была красивая собака каштанового цвета с карими глазами, ласковыми, как у женщины. У ее сына, Чизи, черного щенка с коричневыми подпалинами, была очень интересная нижняя челюсть, совсем маленькая и неразвитая, придававшая ему грациозно-кокетливое выражение. Чизи даже было трудно открывать рот для еды и этот недостаток делал его очень раздражительным.
Кроме того, если я указывал пальцем на его уродливую челюсть, он страшно оскорблялся и со злобой кидался на меня. Но, несмотря на такую обидчивость, в общем это была славная собачонка и мы жили очень дружно.
Попеременное странствование на рандеву в залив и возвращение в гавань для отдыха становились для меня столь же утомительным своим однообразием, как вечное топтанье на одном месте для лондонского полицейского. Исключением являлись те случаи, когда русские, выбрав нас своей мишенью, начинали упражняться в стрельбе по цели. Иногда я отправлялся на «Микасу» повидаться с адмиралом Того, который всегда был на своем посту. Желая написать картину сражения под Порт-Артуром на возможно близком расстоянии, я попросил у него разрешения отправиться на берег. Он поинтересовался узнать, как я предполагаю устроиться. Я сказал, что у меня с собой палатка и все необходимые лагерные принадлежности и мне нужно только его разрешение.
Он любезно ответил, чтобы я не беспокоился, и как только он все устроит, он даст знать мне об этом сигналом. Возвратившись на «Никко-Мару» в самом радужном настроении, я сейчас же пересмотрел все свои лагерные запасы, чтобы убедиться, что палатка, оттяжки, колья и другие необходимые принадлежности находятся в полном порядке.
В ожидании сигнала Того я сделал несколько интересных поездок. Одной из самых возбуждающих нервы было вылавливание плавучих мин. В будущих морских операциях выдающуюся роль будут играть суда, вылавливающие мины.
В настоящее время для этого употреблялись обыкновенные купеческие пароходы. На баке (нос парохода) устраивалось приспособление из четырех длинных шестов с необходимой оснасткой для того, чтобы придерживать четырехугольную сеть. Посредством этого приспособления сеть выдвигается по крайней мере на расстояние тридцати футов от корабля. Опустив в воду этот огромный невод приблизительно на глубину двадцати футов, корабль двигается вперед, вылавливая попадающиеся на пути мины. Способ этот несколько напоминает ловлю креветок, но только в большем размере. На этот раз наши поиски не дали никаких результатов, но я все-таки был очень доволен, что увидел это дело на практике. Очень понятно, насколько опасна эта работа: если сеть не выловит мину, она неминуемо взорвет корабль. Японцы таким образом потеряли много судов, а потому впоследствии они употребляли для этой работы только старые пароходы, не представлявшие большой ценности. Капитан и офицеры старались объяснить мне все самым точным и подробным образом. После их ценных разъяснений, если бы мне пришлось строить такое судно, я мог бы обеспечить ему выполнение этой работы с большей точностью и меньшим риском для команды. Мы искали главным образом те мины, которые сорвались с якорей и носились в волнах, потому что упорным трудом фарватер в ближайшем соседстве был почти уже совершенно расчищен от поставленных мин.
На следующий день я поехал на берег, чтобы выбрать место для своей палатки, взяв с собой материалы для рисования и провизии на один день.
Капитанский катер доставил нас на берег меньше чем в полчаса. Меня сопровождали в виде охраны лейтенант Матсумура, кондуктор и два матроса, опасаясь, что моя чужестранная внешность может повлечь за собой неприятности.
Мы зашли в китайскую лавку. Подобно соседним строениям, она была в таком разрушенном и грязном виде, что невольно напрашивалась мысль о полном застое торговли и безысходной бедности владельца. По-видимому все семейство, за исключением женщин, согласно китайскому обычаю, находилось за прилавком.
По крайней мере, мне всегда казалось, что у них гораздо больше продавцов, чем покупателей. Товар в лавке состоял из различных грубо обделанных земледельческих орудий местного производства и некоторых европейских товаров, включая сюда пиво в бутылках. В углу стоял большой кувшин, размером и формой похожий на те, которые воображение рисует играющими такую важную роль в истории Али-Бабы и сорока разбойников. Поверхность его была покрыта густым слоем мертвых насекомых, что заставило меня предположить, что это огромных размеров мухоловка. На подставке рядом стояло несколько омерзительно грязных, жирных посудин, сделанных из выдолбленных тыкв с длинными бамбуковыми рукоятками. Я терялся в догадках, для какого употребления может стоять здесь эта грязная посуда, но в это время самый старый китаец начал переливать в один из этих сосудов часть содержимого из большего кувшина. Когда он зачерпывал ложкой, я увидел, что это какая-то протухшая маслянистая жидкость, нечто вроде светлой патоки. Это растительное масло, употребляемое китайцами для стряпни.
Потребовались большие ухищрения для того, чтобы купить все необходимое.
Матсумура писал китайские буквы в воздухе и на прилавке, указывая таким образом на свое желание писать. Через некоторое время китаец понял и достал свою кисточку, чернила и бумагу, на которой Матсумура изложил мои требования.
Отмечаю, как любопытный факт, что хотя многие японцы посещают Китай по делам и просто для удовольствия, для них совершенно так же трудно, как и для европейцев, усвоить разговорный китайский язык. И это несмотря на то, что в японском языке почти не существует иных букв, кроме китайских. Вследствие этого, не будучи в состоянии разговаривать между собой, они легко могут переговариваться письменно. Мне часто случалось это наблюдать во время моей службы в японском флоте, посещая маленькие уединенные островки. За неимением под руками письменных принадлежностей, береговой песок, или первое попавшееся чистое место в поле или на дороге, вполне отвечали цели. Часто таким образом письменно велся длинный разговор.
Мы прошли мимо китайской фанзы, в которой был расположен один из сторожевых пикетов генерала Ноги. Командовавший офицер сказал, что относительно меня им получены инструкции. По выборе мною места для палатки он должен был убедиться в его пригодности и безопасности, так как тяжелые русские орудия иногда обстреливали соседние холмы. Наняв на один день осла и нагрузив его провизией, бутылками с водой, материалами для рисования, мы двинулись в путь с таким же весельем, как компания шаловливых школьников. Дорога вела через город. Неровная площадь вся в ухабах, казалось, была отведена в полное пользование канатных заводчиков. Нисколько не принимая в расчет требований уличного движения, повсюду были расставлены временные станки, и работа производилась посреди всей уличной суматохи.
Далее дорога была загромождена различными ремесленниками с их инструментами — кузнецами, сапожниками и т. п. А в каждом свободном уголке торчали разносчики! Должно быть, владения купцов простираются до середины улицы и они получают с разносчиков небольшую плату за право торговли, — «выжимание», как это называется в Китае.
Уличное движение почти совершенно замерло на этом импровизированном базаре: двигался тот, кому это удавалось. Но китайский полицейский как будто совершенно не замечал этих задержек. Он также получал маленькое «выжимание» от всех лавочников, которое не только совершенно успокаивало его душу, но, по его мнению, снимало с него всякую ответственность.
Выбравшись из города, мы пошли по краю солоноватого озерка, имевшего вид неправильного треугольника. На одной стороне его расположен город живых, на другой — город мертвых. Подпочвенная вода с кладбища и гниющие городские отбросы, вероятно, переполнили все озерко мириадами бацилл. Я уверен, что болезнетворные организмы можно там измерять кубическими ярдами, но плескавшиеся утки с видимым наслаждением жадно глотали этот отвратительный раствор. Здесь же стирали все домашние вещи. Я нисколько не сомневаюсь, что если бы какому-нибудь выродку-китайцу захотелось выкупаться, он несомненно пошел бы именно сюда, чтобы прибавить и свою лепту в этот переполненный заразными бациллами пруд.
Соседние пустынные горы имеют своеобразную дикую красоту. Особенный интерес придает им еще тот факт, что именно здесь шел бой в первый период осады и русские очень упорно старались удержать за собой занятую ими позицию. Между этим местом и Порт-Артуром русские установили телеграф и телефон. По мнению моих японских друзей, «это было очень любезно и предусмотрительно со стороны Алексеева, так как избавило их от массы хлопот». Конечно, провод тотчас же отвели в главную квартиру Ноги, устроив таким образом прямое сообщение между ним и адмиралом Того. У подошвы гор тропинка переходит через каменистое, усеянное голышами русло горного потока; в виду сухого времени года вода там находилась только в самых глубоких ямках. Туземные китайские тропинки не отличаются ровностью; та, по которой мы шли, вполне подтверждала общее правило. Уже при начале подъема я почувствовал, что потерял привычку ходить по горам.