Разразившийся со страшной силой вихрь, в котором крутились целые тучи песку и мелких каменьев, сорвал и унес на противоположный склон горы мою палатку, кухню, словом, все лагерные принадлежности… Каждый из нас старался что-нибудь спасти и некоторое время господствовала полная паника. К счастью палатка упала, как лопнувший шар, между камнями под защиту нависшей над площадкой скалы. Кое как мы установили палатку и собрали все разбросанные вещи. Только что нам с большими усилиями и затруднениями удалось установить палатку, как сломалась главная стойка… С помощью веревок мы справились и с этим осложнением и наконец добились того, что укрепили палатку. Китайцы, точно кролики, все давно попрятались по соседним пещерам, за исключением старика-повара, которому удалось развести огонь в защищенном уголке и вскипятить нам чайник горячего чаю. Снова принявшись за дело, мы начали крепче натягивать придерживавшие палатку оттяжки, и с этим я с двумя матросами провозился до самого вечера. Китайцы отправились на ночь в город, представляя издали какую-то фантастическую смесь из развевавшихся по ветру кос, брыкавшихся ослов и облаков густой пыли…
Ветер бушевал всю ночь, причем постоянное дерганье оттяжек опять ослабило все вбитые колышки. Несмотря на леденящий ветер в половине третьего часа утра нам ничего не оставалось больше делать, как встать и всеми силами держаться за колышки, чтобы только палатка не улетела. Мы провели таким образом более часа, и только после этого буря стихла и мы могли снова справиться с оттяжками. Но спать нам пришлось очень мало: в шесть часов утра палатка на нас обрушилась… Опасаясь, что ветер ее может унести, мы наложили на нее тяжелых камней, а сами доползли до ближайшей пещеры, где разложили огонь. Утром в лагерь не явились ни ослы, ни китайцы! Устроив военный совет, мы решили с одним матросом спуститься в город, снести в кузницу для починки сломанную главную стойку, купить веревок и циновок и вновь устроить себе дом. Буря была так сильна, что все лавки в городе закрылись, исключая моего купца, у которого на счастье квартировали японцы, не пожелавшие сидеть взаперти в магазине. Мне удалось разыскать кузнеца, который сначала отказался работать до следующего дня, но с помощью угроз и лести мне удалось уговорить его, и через полчаса он прекрасно исполнил мой заказ. В виду бурной погоды с корабля не мог отойти катер со сменой моему караульному, и он охотно возвратился со мной на гору.
Пока кузнец работал, я невольно обратил внимание на поразительную неопрятность китайцев. Не хватает слов для описания насекомых и грязи, покрывающей корою их тело. Даже на видимых частях тела цвет их кожи можно различить только там, где растрескался слой этой отвратительной обмазки. Мужчины, женщины и дети, все валяются и спят в грязи; кроме того женщины и девушки все искалечены варварским способом сжимания ног.
Сделав свои закупки, нагрузив ослов свежими овощами, топливом и некоторыми припасами, мы снова поднялись в свое воздушное жилище.
Разбив палатку и устроив новые оттяжки, мы надеялись, что теперь палатка может выдержать даже тайфун. Море было совершенно спокойно: единственными последствиями ночной бури было более значительное количество тралящих пароходов и сторожевых судов. Много русских мин должно было сорваться с якорей после такого шторма и положение блокировавших эскадр становилось весьма опасным. Стоявшие в заливе японские суда практиковались по этим плавучим минам в стрельбе из ружей.
Более, чем когда-либо я сожалел о неимении с собою ружья, так как видел диких уток на расстоянии выстрела; перепелка же вылетела у меня из-под самых ног. Горные голуби были совершенно ручные, а большие стаи гусей, направлявшиеся к югу, так низко летели над моей головой, что почти задевали ее крыльями. Движение этих птиц к югу предвещало приближение зимы.
Мне казалось, что Порт-Артур более не может долго держаться: теперь сплошь обстреливалась вся восточная сторона русских позиций и ничто живое не могло существовать в таком циклоне адских снарядов.
На другой день после бури мне удалось достать несколько свежих яиц, составивших приятное добавление к моим запасам, а с корабля мне были присланы иголки и нитки, облегчившие моим матросам исправление повреждений.
На рассвете следующего дня меня внезапно разбудил страшнейший удар грома, — такого я не слыхал никогда; затем пошел сильный дождь… Скоро к нему присоединился посыпавшийся с шумом и треском крупнейший град, так что впереди ничего не было видно, кроме серой завесы… При этом беспрерывные молнии бороздили небо, как бы появляясь из скал… Только раз в жизни, в Южной Африке, я испытал нечто подобное, но теперь я начал думать, что жизнь в горах не представляет ничего, кроме огорчений! Наконец буря пронеслась за горный хребет и спустившись вниз, бушевала над морем.
Прямо внизу, у подножия гор была расположена миниатюрная бухта, которую мне уже давно хотелось посетить. Сначала она меня привлекала своим сходством с одной маленькой бухточкой в Корнуоллисе; впоследствии я стал надеяться, что там можно будет достать свежей рыбы. Со мной отправилась обычная компания: караульные, мой вестовой, китаец-погонщик, осел и собака Чизи. Хотя бухточка лежала прямо под нами, через несколько сот ярдов нас остановила огромная пропасть, заставившая сделать обход почти в две мили. В крошечной деревушке жило всего около шести семейств, владевших приблизительно таким же количеством лодок. Жители меня поразили своей непривычной для китайцев опрятностью. Мужчины чинили свои сети, а женщины занимались выкапыванием на своих огородах особого рода редьки «дайкон». С помощью моего слуги я объяснил им, что желаю купить рыбы; они немедленно спустили лодку и закинули сеть, но с очень печальным результатом: всего было поймано рыбок шесть, величиной не больше сардинки. Причиной такого неудачного лова была по их мнению холодная погода.
Китайцы не покидали своей мирной деревушки во все продолжение войны и предавались своим безмятежным занятиям даже в то время, когда над ними в горах свирепствовала битва. Единственным показанным нам интересным предметом была оболочка шестидюймового снаряда, внезапно влетевшего как метеор и разорвавшегося с оглушительным шумом между утесами, у подножия которых лепятся домики. Жители смотрят на этот кусок снаряда, как на нечто божественное и даже сделали для него на берегу особую подставку. Пробыв некоторое время в деревушке, мы пошли по самому краю моря на противоположную сторону бухточки, чтобы осмотреть старинный китайский храм, стоявший приблизительно в двух милях на уединенном мысу; из него мы надеялись яснее увидеть вход в порт-артурскую гавань. Проведя там не больше получаса, мы возвратились домой по одной из диких долин, являющихся характеристической чертой окружающей местности.
Услышав на следующее утро, что русские броненосцы вытягиваются в залив, я поспешил на горную вершину, на свой обсервационный пункт. Оттуда я увидел, как один из них, — «Ретвизан», выйдя из гавани в сопровождении четырех истребителей, отдал якорь на внешнем рейде, хотя он был там так мало защищен, что в самом непродолжительном времени в него уже попало несколько снарядов. Тогда он стал медленно и величественно отходить, преследуемый градом японских снарядов, дававших перелет, или ложившихся вокруг него, и наконец он зашел за мыс Тигрового полуострова и несколько прикрылся от снарядов. Впереди шли четыре судна, очевидно, расчищавшие фарватер. Казалось, что это было началом конца и я целый день мог любоваться вышедшим броненосцем. Один из моих японских караульных заметил:
— У русских мало «месимез»… Это слово по-китайски означает пищу.
Отряды японских миноносцев кишели в заливе: можно было предполагать, что участь «Ретвизана» решится или миной, или артиллерийским огнем. Он находился в безвыходном положении.
Все суда в порт-артурской гавани развели пары, но флот Того стоял как раз напротив выхода и заграждал им путь. Два японских броненосца медленно подошли ближе, как бы вызывая «Ретвизан» на бой. Если бы остальные русские суда вышли из гавани, им не миновать бы участи, подобной той, которая постигла испанцев при Сантьяго[22]. Все японские броненосцы, крейсеры и миноносцы были в полной готовности к бою. За двести ярдов от моей палатки упал снаряд и разорвался, вырыв яму шириной и глубиной в три или четыре ярда, как это засвидетельствовал один из моих матросов, нарочно туда бегавший. Это обстоятельство заставило меня решиться искать нового, более безопасного места. Я раньше видел на расстоянии около четырехсот ярдов несколько огромнейших каменных глыб; туда мы и направились вместе с Чизи. Скалы были величиной приблизительно с обыкновенную двухэтажную английскую виллу; две из них лежали под прямым углом друг к другу, так что образовавшийся между ними треугольник был вполне защищен от всякого ветра, кроме южного. Росшая на этом месте трава была гуще и сочнее, чем на остальной горе, что служило новым доказательством его пригодности. В углу, образованном скалами, оставалась расселина шириной около двух футов, через которую мог попадать северный ветер; для предупреждения этого мы ее плотно заложили каменьями. Заставив затем своих китайцев расчистить площадку от маленьких обломков и выровнять поверхность, я на этом приятном месте раскинул палатку. Несмотря на всю его укромность, с него открывался прекрасный вид на весь залив. Едва я закончил свое новое устройство, как с неприятельской стороны начался усиленный артиллерийский огонь. Русские точно вдруг рассердились: казалось, что всякое, находившееся в Порт-Артуре орудие прилагало все старания, чтобы окончательно расстрелять все свои снаряды.
Приехал доктор и провел со мной целый день, рассказав все свежие новости. К армии генерала Ноги подходили подкрепления и приблизительно через месяц ожидалось большое сражение. Несколько японских рыбачьих лодок были застигнуты внезапным штилем под Порт-Артуром; к ним подошло русское сторожевое судно и взяв всю рыбу, предложило в уплату две иены, но японцы отказались от денег, сказав, что отдают с удовольствием свою рыбу русским даром. От нескольких заданных им вопросов относительно численности эскадр, расположенных в нашей гавани, рыбаки отделались дипломатическими ответами. По словам доктора, в один из русских броненосцев, — «Победу» попали два снаряда, нанесшие ей некоторые повреждения, так что на ней даже вспыхнул пожар, потушенный через несколько минут.