Показался целый флот из сотен джонок, мирно шедших по направлению к Чифу: вдруг они заметили на поверхности плавучую мину и между ними произошел настоящий переполох; смешно было смотреть, как они рассыпались в разные стороны, когда мы становились против ветра, занимая удобную позицию для стрельбы по мине; она взорвалась почти немедленно, потому что море было спокойно.
Не существовало никакого сомнения, что многие джонки, оставлявшие Порт-Артур, разбрасывали мины для русских. Практиковавшаяся метода была очень незамысловатой: с мины снимались верхние колпаки[26], и затем мину подвешивали под дном джонки. По приходе на желаемое место с кормы бросали якорь мины, перерезывали конец, прикреплявший мину к джонке и она была поставлена.
Адмирал распорядился сигналом, чтобы мы остались в гавани в этот день, и я воспользовался случаем, чтобы после полудня съехать на берег.
Хотя мы находились в ожидании приказа уйти в какой-нибудь японский порт для отдыха и исправлений, но мы не могли уйти раньше, чем не будет уничтожен последний русский броненосец. В Дальнем кипела деятельность: по всем направлениям пыхтели буксирные пароходы, тащившие за собой тяжело нагруженные джонки; суда у мола стояли в четыре ряда. Мы прямо направились в китайский город, где я надеялся накупить мехов: страшный холод пронизывал меня до мозга костей и единственное спасение — это была меховая одежда. В интендантском городке вдоль линии железной дороги лежали целые горы фуража и груды съестных припасов в ожидании перевозки к действующей армии.
Купив себе в китайском магазине шубу из овечьих шкур без подкладки, которая, казалось, могла служить надежной защитой от холода, мы направились на площадь. Там произносил речь какой-то оратор китаец на тему, глубины которой мы не могли понять; дорога была загромождена лавчонками под навесами, башмачники сидели за своей работой, а чайные лавочки торговали вовсю… Китайский котел для чаю — соединение чайника и печки: огонь разводится в самом котле, чай кладется в боковые углубления, наливается крутой кипяток и чай готов. У китайцев, вероятно, горло и желудок медные, потому что они пьют чай совершенно кипящим.
«Севастополь», поврежденный торпедой. 3 декабря 1904 г.
Мы поехали за город посмотреть на кавалерийское ученье. Река уже замерзла. На мосту, перекинутом через нее, стоял китаец с красивой птицей в бамбуковой клетке. Птица пела и мелодические ноты ее голоса напоминали жаворонка, хотя отличались большей звонкостью и обширностью.
Китаец держал клетку на солнце, вытянув руку и поощрял птицу тихим, однообразным напевом. Пока китаец не ушел, покрыв клетку синим чехлом, вокруг него стояла группа японских солдат, очень заинтересовавшихся этой сценой. Все они были закутаны в длинные, свободные пальто с высокими меховыми воротниками; вдобавок у каждого был надет вязаный шерстяной шлем, плотно охватывавший голову, громадный шерстяной шарф и теплые перчатки. Большинство из них носило цветные очки для предохранения глаз от блеска снега.
В парке мы нашли полк обучавшихся рекрутов. Затем мы навестили тигров, медведей и побывали на временном японском кладбище. Под него был отведен самый большой дом в парке: одну из комнат превратили в храм и устроили там нечто похожее на алтарь, на котором стояли сотни маленьких ящичков, величиною каждый около четырех квадратных дюймов, заключавших в себе пепел солдат с написанным на лицевой стороне именем умершего и названием его полка. Впереди на алтаре стояли два подсвечника и ваза с цветами лотоса; останки умерших охранялись священником. Поклонившись праху героев, мы записали свои имена в книгу посетителей.
Возвратясь в Дальний, мы долго и тщетно искали какого-нибудь ресторана, но единственное, что хотя несколько приближалось к этому понятию, нашлось в грязном магазине, где в молельне была устроена временная столовая, причем буфетом служил алтарь. Нам подали жареную курицу, картофель, рис, чай и каждому по четыре яйца. Из числа моих съедобным оказалось только одно, потому что в Китае свежесть яиц не считается необходимым условием — например двухлетнее яйцо ценится, как тонкое гастрономическое кушанье.
Пройдя после обеда по лучшей части города, мы пересекли мост через железную дорогу, который дал трещины и раскололся от попавшего в него японского снаряда. Под нами проходили воинские поезда; на платформах из-под угля сидели на корточках солдаты и вели между собою беседу с таким же оживлением, точно они путешествовали в мягком вагоне первого класса. В одной из лавок я купил шапку из морского бобра, так что теперь я был совершенно обеспечен от холода, даже и в том случае, если не получу ожидаемых зимних вещей.
По прибытии на корабль я узнал, что миноносцы произвели атаку на «Севастополь» и были получены донесения о том, что он погружается. На следующее утро, в половине девятого, мы отправились на обычное вылавливание мин. Мимо нас прошел целый флот транспортов, подвозивших различные запасы. Суда, находящиеся в распоряжении военных властей, имеют одноцветную трубу и белый флаг с широкими зигзагами посредине, а суда, принадлежащие морскому ведомству, отличаются тем, что на их флаге имеются две узкие полосы. Корабли, перевозящие военные запасы, носят правительственный флаг с красным кругом; водяной транспорт имеет вокруг трубы синюю полосу, а угольщик — две белые полосы на трубе. Мы прошли мимо опасного рифа, имеющего вид длинной, зубчатой скалы почти в милю длиной, нечто вроде Эддистонского рифа; вероятно, после заключения мира японцы здесь выстроят маяк. Благодетельные меховые вещи мне очень пригодились: я чувствовал себя гораздо комфортабельнее, чем за все остальные дни.
В моем присутствии в капитанской каюте произошла одна очень интересная церемония: раздача кондукторам медалей за долголетнюю службу. Каждый входил отдельно и капитан вручал ему награду вместе со свидетельством, собственноручно подписанным самим императором. Кондуктора принимали это свидетельство с благоговением; свидетельство сохраняется навсегда, а медаль, имеющая вид остроконечной серебряной звезды, возвращается при производстве в высший чин.
Снег и туман мешали видеть плавающие мины и значительно усиливали риск, связанный с этим опасным делом. Другой тралящий пароход работал на том самом месте, где недавно один наш несчастный товарищ взлетел на воздух. Все, не исключая и меня, с беспокойством высматривали мины в надежде получить особый значок, выдававшийся счастливцу, увидевшему мину.
В этот день в Порт-Артуре были пущены ко дну еще два парохода. После окончательного уничтожения русского флота 8000 матросов могли подкрепить гарнизон крепости. Со времени занятия одного из северных фортов армия продвинулась около пятисот ярдов вперед на вторые, лучшие позиции, где она была защищена от действия неприятельских пулеметов. Вечером было сообщено сигналом: «Севастополь» садится носовой частью, в его скулы попали две мины».
Погода сделалась еще суровее; наша палуба обмерзла: только что поднятый из воды якорь превращался в глыбу льда. Японское официальное метеорологическое бюро организовано замечательным образом; в этой отрасли они также основательны, как и во всех своих предприятиях.
Станции, сообщающие сведения о погоде, открываются по мере движения армии вперед; они посылают предостережения о наступающих холодных северо-западных ветрах и, следовательно, холод никогда не захватывает войска врасплох.
На следующий день солнце чудно светило и погода была настолько теплая, что замерзшая палуба оттаяла и сделалась такой скользкой, что трудно даже было по ней ходить; в полдень по ней струились потоки воды, чем тотчас же воспользовался капитан, заставивший команду вымыть палубу.
Днем все офицеры во главе с капитаном рассматривали захваченные русские ружья; одно из них артиллерист разобрал, так что мы могли подробно изучить его механизм.
Всякое письмо, посылавшееся с корабля, исключая офицерских, проходило через цензуру; очень понятно, что это влекло за собой огромный труд: команда приносила в кают-компанию целые кипы писем и все офицеры, находившиеся там в это время, неизменно помогали цензору.
Однажды один матрос принес мне небольшую английскую книгу, прося послушать его выговор. Я с удовольствием согласился, поправил его ошибки и задал небольшое упражнение. Узнав об этом, некоторые из его товарищей обратились ко мне с подобной же просьбой, так что в скором времени у меня составился целый небольшой класс. Я находил обучение таких способных и прилежных учеников очень приятным и интересным занятием. В виде благодарности за преподавание унтер-офицер — комендор взял вычистить мой маузеровский револьвер и показал, как нужно его разбирать на части, чтобы в случае необходимости самому чистить механизм.
Другой из моих учеников подарил мне две картины, очень хорошо исполненные и нарисованные исключительно красками, находившимися в корабельной малярной. Извиняясь за то, что не окрашены лица, он объяснил, что на корабле не нашлось краски тельного цвета.
Мы очень хорошо слышали и даже почувствовали три сильных взрыва, хотя находились от Порт-Артура на расстоянии двадцати пяти миль; потом мы узнали, что это были взрывы на горе Двойного Дракона. Под три угла Северного форта было заложено три фугаса, каждый в две с половиной тонны весом; первый взрыв повредил ров и оттеснил защитников на другую сторону форта; за первым взрывом быстро последовал второй, — тогда на оборонявшихся напала паника и они в диком ужасе кидались во все стороны, не зная, где им искать спасения; третий взрыв разрушил целую сторону форта: на воздух взлетело больше двухсот русских солдат и огромное число их погребено навеки под тысячами тонн обломков. Один офицер, очевидец этих взрывов, рассказывал мне, что русские солдаты взлетали на воздух в совершенно прямом стоячем положении и падали на землю, подобно труппе ловких акробатов, во всевозможных фантастических позах.
В личном составе нашего корабля состояло два или три лейтенанта сверх штата; вообще крайне интересен тот факт, что после года ожесточенной борьбы в японском флоте насчитывалось очень много офицеров, которые не имели определенных назначений, не исключая капитанов и адмиралов.