За Японию против России. Признания английского советника — страница 5 из 39

На следующее утро, после завтрака, только что я принялся за набрасывание портретов членов верхней палаты, оказалось, что в салоне доктор начал прививать всем желающим оспу. Это была интересная сцена: почти все японцы и английский агент, капитан Джэксон, решили подвергнуться этой операции, но большинство европейцев уклонилось. Тем не менее, предохранительная прививка была далеко не лишней: оспа свирепствовала не только в Корее, но фактически на всей территории, занятой нашими войсками.

В тот же день пароход прошел мимо целого архипелага маленьких островков, исключительно населенных рыбаками. Самый большой из них всего в шесть акров: на нем три или четыре хижины с небольшим клочком земли, засеянным ячменем. На вершине островка маленький лесок, откуда обитатели пользуются топливом.

Одно из развлечений пассажиров «Маншу-Мару» заключалось в собирании мнений насчет вероятного момента падения Порт-Артура. Большинство голосовавших сходилось на том, что это событие нужно ожидать около 30 августа. Вообще за весь переход мы совершенно не имели времени скучать: капитан Такараби делал все от него зависевшее для развлечения своих гостей. Например, у нас была устроена контора потерянных вещей, состоявшая из простого крюка, вбитого в переборку, и рядом с ним — доска для объявлений. Сюда приносились все найденные предметы: трубки, веера, перья, и здесь они висели, пока не находился их законный собственник. Веер составляет непременную принадлежность японского туалета; жара и множество мух делают его решительно необходимым, и в этом большинство из нас убедилось на собственном опыте. Принимая во внимание, что 55 пассажиров «Маншу-Мару» принадлежали не менее, как к десяти национальностям, можно себе представить, до чего было трудно согласовать меню обеда с такими разнообразными вкусами! Большею частью стол был на европейский манер; запас вина и сигар казался неистощимым… Изгнав раз навсегда из нашего обихода все разговоры на политические темы, в общем мы уживались все прекрасно.

Наш путь пролегал мимо очень оригинальной группы островков, представлявшей разрушенные края старинного кратера, которые выходили из-под воды. Здесь приливная волна напоминает Портленд, достигая быстроты семи миль в час. Море было нежного, голубовато-зеленого цвета; отмели обозначались более темным оттенком. Впереди главной группы одиноко возвышается отдельная скала, имея вид часового. После завтрака мы проходили то место, где произошел первый морской бой[5]; здесь на память с нас сняли общую группу.

Корейские рыбаки при встрече с нами усиленно жестикулировали и что-то кричали, указывая на пространство за нашей кормой. Оказалось, что огромная акула, — мне еще не приходилось видеть такую большую, — усердно работала над выброшенным нами дохлым теленком, а над ней с криком кружилась стая чаек. Всего за несколько минут перед этим наш морской агент, капитан Джэксон, мечтал о том, как бы хорошо было выкупаться! Перед нами открылось Чемульпо. Домики его частью тянулись по длинной прибрежной полосе, частью были построены на склонах холма. Гавань была почти вся заполнена коммерческими судами; здесь же стояли английское, американское и итальянское военные суда. «Варяг» уже был поднят. Со всех сторон его облепляли рабочие, напоминавшие муравьев своим числом и трудолюбием. При нашем приближении они нас встретили громким «Банзай». Два других корабля мирно покоились на илистом дне; так как они сильно затрудняли навигацию, в скором времени их нужно было или поднять, или взорвать. Едва мы успели стать на якорь, как уже были присланы паровые катера за английским и итальянским военными агентами с военных судов, стоявших на рейде.

В 7 часов вечера мы съехали на берег на заранее нанятом буксирном пароходе и провели в городе несколько часов. Темнота и разные азиатские запахи были очень неприятны, кроме того, не знаю, почему, но большинство жителей относилось к нам с нескрываемой враждебностью. Некоторые из нас отправились в Китайскую гостиницу, где встретили Колькхауна, бывшего на Хаймуне. Он состоял корреспондентом Times и хорошо выглядел после своих тяжелых трудов. Безуспешно попробовав собрать хоть несколько свежих новостей, в десять с половиною часов вечера мы решили возвратиться на пароход, предварительно закупив разных запасов, которые могли пригодиться впоследствии. Шкипер нашего буксирного парохода медлил с отправлением, так как вероятно не понял отданных ему приказаний, а потому перед нами возник вопрос: ждать, пока он решится идти, или нанимать лодку?

Единогласно было решено нанять сампан. Гребцы быстро двигали нашу хрупкую лодку, весело подбадривая себя криками: «Сара-ха! Сара-хей! Сара-ха!» Главной опасностью гавани в Чемульпо являются сильные приливы. Проходя по месту, где несколько лет тому назад пошла ко дну шлюпка с английского военного корабля, мы невольно вспомнили об их печальной участи, но луна ярко светила, прилив был умеренный и мы благополучно добрались до парохода. Ночь была так тиха, что мы ясно слышали звон судового колокола на судах, стоявших далеко на рейде, и гармоничное пение ночной смены рабочих на русском крейсере. Наш сампан так хорошо шел против прилива, что мы приехали на пароход ровно в 11 часов.

Утром нам сообщили предполагавшийся маршрут; центральным пунктом программы бесспорно являлось посещение Сеула, столицы Кореи. Кроме того нас порадовали приятным известием о новом поражении русских, опять потерявших в последнем сражении два миноносца от взрыва мин.

Японское правительство сделало распоряжение, чтобы впредь все транспорты конвоировались военными судами во избежание повторения несчастия, постигшего транспорты в Корейском проливе. На следующий день мы должны были присутствовать на приеме у мэра Чемульпо. Фраки и цилиндры были обязательны. В тот же вечер предполагалось выехать со специальным поездом в Сеул. В 11 часов мы сошли на берег, захватив с собой нужные вещи… Презабавно было наблюдать неистовые усилия европейцев, боявшихся хотя на минуту расстаться со своим багажом. Волнения их окончились только тогда, когда мы решили всецело передать все материальные заботы в руки наших хозяев. Высадка в Чемульпо является довольно затруднительной: гавань так мелководна, что наша лодка была принуждена стать на якорь, хотя сидела в воде всего 2 фута. Нас пересадили на сампаны и мы употребили почти полчаса на то, чтобы пробиться сквозь толчею лодок, несмотря на то, что мы находились всего в нескольких ярдах от разрушившегося мола.

Г. Томаисо приветствовал нас во главе небольшой депутации и прекрасно исполнил принятые на себя обязанности. Все предварительные распоряжения относительно наших удобств и комфорта были превосходны; багаж был перевезен в японское консульство, что избавляло нас от неприятной возни с таможней. Вежливые хозяева пригласили нас в обеденную залу в чайном доме, или гостинице, стоявшей на высоком утесе, с которого открывался великолепный вид на всю гавань. На наше счастье был прилив, избавивший нас от необходимости наслаждаться ароматами береговой полосы. Вдоль переднего фасада отеля шла широкая крытая веранда; здесь для иностранцев поставили несколько столов и стульев. Пол огромной главной залы был устлан циновками; на нем с величайшей аккуратностью было разложено около 200 маленьких подушек. Рядом с каждой из них лежала карточка с именем гостя.

Местный колорит празднеству придавали гирлянды разноцветных фонарей и флагов, качавшихся от ветра, приятно освежавшего воздух. Когда мы все заняли свои места, мэр снова приветствовал нас торжественной речью. Затем хорошенькие прислужницы с помощью гейш внесли и поставили перед каждым гостем маленькие низкие столики с изящно расставленными на них кушаньями. Никто не начинал обедать, пока всем не было подано. Девушки опустились против гостей на колени, ежеминутно готовые оказать всякую услугу, начиная от наливания сакэ до зажигания папирос. Во время обеда говорилось много речей. Очень интересным пунктом праздничной программы явился взрыв множества петард. Этим японцы намеревались оказать особую любезность присутствовавшим военным корреспондентам. Виконт Инуйе заметил: «они постоянно просят, чтобы им показали сражение и дали понюхать пороху… Вот мы и подумали, отчего в самом деле не сделать им этого маленького удовольствия?» Эта невинная шутка всех очень развеселила и праздник кончился тостом за здоровье японского императора, который был принят с величайшим энтузиазмом.

Звуки «самисана» возвестили о начале пения и танцев гейш. Нельзя было не любоваться грациозными позами и пируэтами группы молодых девушек, одетых в прозрачные платья. Яркое солнце освещало их изящные фигурки в облаках тончайшего шелка, выделявшиеся на фоне голубого неба. Пришлось совершенно неожиданно прервать такое редкое наслаждение, услышав, что поезд в Сеул отходит в 3 ч. 45 мин.

Зайдя в клуб, я встретил там своего знакомого, очевидца сражения «Варяга» с японскими крейсерами. Он говорил, что в 40 минут все было кончено. Сотрясение воздуха от орудий было настолько сильно, что в городе было выбито много стекол. Корейцы были так возбуждены и взволнованы происшедшим, что начали мечтать о грядущем величии своего государства и, между прочим, о возможности сделаться великой морской державой.

Быстрота движения по корейским железным дорогам почти одинакова с нашими валлийскими: хотя Чемульпо всего в 30 милях от Сеула, переезд занял почти три часа. Прямо с вокзала я поехал в Palace Hotel. Наш приезд дал хороший заработок носильщикам и рикшам, большинство которых были наняты на целый день. Что касается до меня, то я отправился осматривать Сеул на следующий день с самого раннего утра, так как прием во дворце был назначен в полдень. Сеул — это не более как груда лачужек. Жители большего роста; походка их очень надменная. Корейцы носят шляпы совершенно особого фасона, — загнутые под разными углами. Шляпа надевается не прямо на голову, а на «форму», которая, как и сама шляпа, прекрасно сделана из тончайшего конского волоса и тесно охватывает череп. Длинное белое шелковое платье похоже на костюм времен Жозефины; низ его широко развевается, когда кореец, полный достоинства, медленно идет со своим веером и трубкой. Женщины, подобно своим китайским сестрам, носят широкие юбки и шаровары; маленькие ножки спрятаны в туфли с загнутым вверх носком. На улице они надевают широкий плащ, закрывающий лицо и голову, достигая таким образом двойной цели: скрыть свою красоту и предохранить себя от мух и пыли.