— Не сомневайтесь, — успокоил его Тарас. — Держать язык за зубами я умею.
— А то я вас, восточников, знаю… — продолжал сотник. — Вы все там национально несознательные. Забыли, какого вы корня, рода. Есть у меня один такой… Как напьется, так и начинает: „Дружба народов, все нации равны…“ Может, и ты так считаешь?
— Пьяный чего не скажет…
— Эге! Что у трезвого на уме…
— Насчет этого будьте покойны, пан сотник, — торопливо сказал Тарас. — Я капли в рот не беру. Какбаптистский проповедник…
— Не крути! Я тебя про нации спрашиваю.
Тарас понял, что его загоняют в угол. Нужно было отвечать. Он озадаченно, глуповато хлопая ресницами, поглядел на Богдана.
— Насчет нации? Да?
— Ага. Как, по-твоему, все нации равны?
— Н-не! — отрицательно замотал головой Тарас, тяжело вздохнул и продолжал: — Какое может быть равенство? Я в Германии был, там мне все хорошо растолковали насчет наций: немец — человек, а украинец, поляк или, скажем, русский — это тупая скотина. Ведь недаром они за одного убитого немца расстреливают десять, а то и двадцать наших… Вот какой немец дорогой! Как можно равнять?
Сотник остановился, внимательно, оценивающе оглядел своими яростными серыми глазами неказистую фигуру спутника, видимо, стараясь составить о нем новое, более верное представление.
— Снова крутишь? Дурачком прикидываешься? Я тебе не бауэр, меня не обманешь.
Тарас растерянно и виновато пожал плечами.
— Скажите, если что не так, пан сотник. Может, я что ляпнул языком, не подумав. Каждый человек может ошибаться…
Неожиданно плотно сжатые губы Богдана задрожали в улыбке, глаза подобрели, но он тут же справился с собой, сказал жестко:
— Ты хороший штукарь. Я тебя насквозь вижу. Понял? Так вот, слушай. Забудь про свой комсомол, дружбу народов и все, что тебе Советы в голову напихали. Ты — сознательный украинец, борец за самостийну Украину, стрелец УПА. Родом ты будешь не из Полтавской области, а откуда-нибудь с Волыни. Ну хотя бы с самого Ровно. И чтобы никакая собака не знала, что ты восточник, совет. Так тебе лучше будет… Понял?
— Как прикажете, пан сотник…
— Не пан сотник, а — друже сотенный, друже Богдан. Так меня надо называть, друже Карась. Молитвы знаешь?
— Отче наш… Хватит?
— Научу еще… — смягчился Богдан. — Меня ты не бойся. Говори все, что думаешь. Но только с глазу на глаз. Меня ваша большевистская агитация не берет… С остальными — ни слова.
— Ясно, друже Богдан. Можно вопрос задать?
— Говори.
— С кем будем воевать?
— С немцами и поляками.
— А поляки что? — удивился Тарас. — Они за немцев разве?
Лицо Богдана порозовело от прилива крови, на лбу вздулась вена. Он снова почувствовал в словах хлопца подвох, насмешку,
— Запомни, друже Карась, у украинцев три врага — немцы, поляки, москали-большевики.
— Ого! До черта врагов! А друзья?
— Америка, — не сразу и как-то неуверенно ответил сотник. — Америка богатая, сильная держава, она нам поможет.
Тарас кивнул головой, задумался на секунду и снова спросил:
— Друже Богдан, вот я тут немного не понял вас. Скажем так, среди украинцев ведь тоже есть коммунисты. Много! Так они кто нам будут — враги, друзья?
— Враги! — почти крикнул Богдан. — Но украинцев мы перевоспитаем, сделаем сознательными.
— Это можно! — бодро согласился Тарас. — Это в два счета!
— А кто не захочет принять национальную идею, с теми у нас разговор короткий. Для таких у нас эсбе есть.
— Это что, вроде гестапо?
— Еще лучше.
Тарас засмеялся:
— Ну, тогда дело пойдет! Вешать их будем или расстреливать?
— Как придется…
— Я понимаю, друже Богдан, что под рукой окажется — веревка пли винтовка. Вот потеха будет. У немцев от смеха животы полопаются.
— Почему?
— Ну как же! Немцы хотели наш народ уничтожить. Скажем правду — побили многих, но все-таки всех отправить на тот свет не сумели. Времени им не хватило. А теперь мы сами своих будем вешать и расстреливать. Комедия!
Тарас ожидал всего. Сотник мог разозлиться, заехать ему кулаком по физиономии, ткнуть прикладом в грудь или даже пустить в него пулю. Но Богдан только строго и грустно посмотрел на него.
— Друже Карась, если ты ляпнешь такое кому-нибудь из наших, то я уже не смогу спасти тебя от смерти. А я тебе смерти не желаю. Ты мне нравишься. Я люблю веселых людей.
Это было сказано с искренней тревогой за судьбу Тараса.
Однако Тарас догадался, что еще одно чувство тревожит душу отважного, но малограмотного крестьянского хлопца. Сотенный УПА не был полностью уверен, что выбрал для себя единственно правильный и возможный путь в жизни. Почти подсознательно он искал других, более верных путей, и боялся, страшился таких поисков.
8. Гелена
Командир партизанского отряда, известный Оксане под кличкой Пошукайло, оказался совсем не таким, каким она его представляла. Это был худощавый, болезненного вида человек, одетый в приличный серый спортивный костюм, белую сорочку с заправленным на ворот пиджака отложным воротником. Если бы не ремень, на котором спереди, на немецкий манер, висела кобура с пистолетом, его можно было бы принять за сельского учителя или представителя какой-либо иной самой обыкновенной мирной профессии. Он и держался так, точно сидел не в землянке, а принимал у себя в скромном кабинете нового, молодого, только что прибывшего к нему на работу специалиста.
Поначалу разговор шел вежливый и незначительный. Пошукайло расспрашивал Оксану, бывала ли она раньше в этих местах, знает ли историю края, его особенности, какими языками владеет. Он все поглядывал и поглядывал на Оксану и, хотя в его темных, хорошо зашторенных глазах не появлялось ни удивления, ни разочарования, ни досады и, тем более радости, разведчица поняла ход его мыслей. Командир отряда, видимо, не был свободен от ревнивого чувства: как-никак дело пойманной ими лазутчицы передано другому специально посланному к ним с Большой земли человеку. Однако сейчас его, очевидно, тревожила не столь так называемая честь мундира, как то, что шансы на достижение успеха малы. Перед ним молоденькая, никогда не бывавшая в этих местах девушка. Он догадывался, что Седой прислал к нему лучшую свою разведчицу, но ведь не наделена же, в самом деле, эта девушка каким-то необыкновенно чудесным даром, и что может сделать она, если его люди и сам он ничего не добились от Гелены? Следовательно, дело безнадежное, и эта девушка напрасно рисковала, добираясь сюда. Впрочем…
— Как вы представляете себе выполнение вашего задания?
Оксана поняла, что ее испытывают на самоуверенность и апломб.
— Пока ничего конкретного, — откровенно призналась она. — На первом этапе я подчиняюсь вам лично и ничего не делаю без вашего согласия. Седой сказал, что вы разрабатываете план действий и, возможно, предложите несколько вариантов на выбор. После этого я действую самостоятельно, вернее, на свой страх и риск, однако, при возможности консультируюсь с вами. Связь через вас. Вот исходные данные.
Командир потер пальцем подбородок.
— Все это предусматривалось в лучшем случае. К глубокому сожалению, на этот раз случай такой, что… Короче говоря, мы пока что ничего не можем предложить вам.
Вот как! Он не надеется на успех. Было похоже, что Пошукайло что-то скрывает от нее.
— Она что-нибудь вам рассказала?
— Ничего. В том-то и дело. Только назвала свое имя — Гелена.
— Но, возможно, это кличка?
— Больше ничего не смогли добиться. Я сам допрашивал. Боюсь, что из этого ничего не получится.
У Оксаны появилось подозрение, что захваченной в плен лазутчицы уже нет в живых.
— Эта женщина… жива? — тихо спросила Оксана.
— Конечно! — удивился командир и тут же нахмурился: — А кто вам рассказал, что она пыталась покончить с собой?
— Вы, — невинно улыбнувшись, ответила Оксана. — Только что… Задав этот вопрос.
Командир отряда ничем не проявил своего смущения. У его глаз появились веселые морщинки.
— Отлично, — сказал он. — Но почему вы спросили, жива ли она?
— Очень просто, — пожала плечами девушка. — Я поняла так, что вы не верите в то, что мы сможем узнать тайну Гелены, а тайну похоронить может только смерть. Пока человек жив…
— Это правда, — согласился командир отряда. — Что же, допросим ее в вашем присутствии.
— Как вы думаете, почему она пыталась покончить с собой?
Пошукайло пожал плечами:
— Фанатичка. Очевидно, имелись соответствующие указания на этот счет… Она очень напугана.
— Разрешите, я с ней поговорю с глазу на глаз?
Пошукайло бросил на девушку пристальный взгляд. Очевидно, он счел ее слишком самонадеянной, и это огорчило его. Но он сказал вполне корректно:
— Пожалуйста. Желаю вам удачи.
Через несколько минут Оксана в сопровождении ординарца командира отряда подходила к низенькой землянке, у входа в которую под могучим дубом стоял часовой. Было теплое утро; подернутый дымкой лес пронизывали солнечные лучи. Невдалеке куковала кукушка, щедро отсчитывая кому-то годы жизни.
Предстоящая встреча с Геленой вызывала волнение в душе Оксаны. В те годы многие женщины даже сам полет в пассажирском самолете считали чем-то необычайным, почти героическим. Гелена пролетела над линией фронта, над странами, заполненными вражескими войсками, над сотнями стволов зенитных батарей, зорко следящих за тем, что делается в небе. Уже сам по себе этот полет был для нее подвигом. Вторым подвигом был прыжок с парашютом на землю, где Гелену подстерегала чуть ли не на каждом шагу опасность. Гелена не избежала опасности, она попала в руки тех, кого считает своими врагами. Упорное молчание, попытка покончить с собой… Очевидно, она хотела наложить на себя руки из-за боязни, что враги сумеют заставить ее рассказать о той цели, ради достижения которой она прибыла сюда в тыл немцев на Восточном фронте. Гелена предпочитала смерть, как верный залог сохранения тайны. Кто же она такая, эта женщина, назвавшаяся Геленой, в чем заключается тайна, ради которой она готова умереть, что придает ей силы — ненависть или любовь, жажда подвига или жажда мщения, слепой фанатизм или холодный точный расчет?