Хауссер вел себя так, точно ничего не знал о трагическом происшествии. Попросил дать сводки о сдаче хлеба крестьянами и, посадив Оксану рядом, углубился в изучение цифровых данных. Очевидно, эти сводки действительно в какой-то мере интересовали советника, потому что он довольно долго рассматривал их и, казалось, забыл о существовании своей помощницы. Заведующий отделом стоял у стола полусогнувшись, готовый в любую минуту дать пояснения.
— Так… — сказал наконец Хауссер. — Давайте займемся.
Они начали выписывать названия сел и фамилии старост, которые, по словам советника, „особенно злостно саботировали сдачу контингента“. Таких злостных сел оказалось превеликое множество. Под диктовку Хауссера Оксана старательно выписывала столбцом: порядковый номер, название села, фамилия старосты, процент выполнения.
Их работу прервало появление бравого лейтенанта в общевойсковой форме. Лейтенант переступил порог и поднял два пальца к козырьку фуражки.
— Господин советник… — словно напоминая о чем-то, тихо и вежливо сказал он и ласково поглядел на Оксану.
— Да, да, — поспешно кивнул ему головой Хауссер, поднимаясь из-за стола. Он не удивился и не стал расспрашивать лейтенанта, точно давно уже ожидал его прихода. — Продолжайте, Ева. На сегодня этой работы для вас будет достаточно.
Лейтенант открыл дверь, пропуская советника, и подарил Оксане обаятельную улыбку.
— Извините, фрейлейн!
Когда дверь за ним закрылась, Оксана, будто бы недовольная уходом своего шефа, спросила у статистика, еще не оправившегося от шока, охватившего его при появлении лейтенанта, и все еще стоящего навытяжку.
— Кто этот офицер?
— Вы не знаете лейтенанта? — удивленно спросил статистик и, вытянув шею, сообщил полушепотом: — Лейтенант Гайлер из гестапо…
Итак, Хауссер — свой человек в гестапо. Его вызывают туда открыто, и он знает, зачем вызывают. Не столь уж важное открытие… Оксана была недовольна собой: кончались вторые сутки ее пребывания в городе, а она почти ничего нового не узнала об эксперте по восточным вопросам. Хауссер проболтался только о Пристли.
Проработав еще около часа, Оксана решила отправиться на обед. В вестибюле она почти столкнулась с бойкой, славненькой черноглазой девушкой, державшей в руке потертый кожаный портфель.
— Простите, как ваше имя? — спросила она по-немецки, весело заглядывая в глаза Оксане.
— Ева Фильк.
— Вы сотрудница советника Хауссера?
— Да.
— Это для вас. Ознакомьтесь… Расписываться в получении не надо… — Девушка вручила Оксане конверт и быстро вышла на улицу.
Конверт не был заклеен. Оксана заглянула в него и увидела бумажку со столбиками цифр. Шифровка… Первая шифровка, принятая Геленой оттуда. Связь с Пошукайло работала четко.
20. Богдан, Богдан…
Вепрь нетерпеливо прохаживался по пустой горнице, зажав подбородок в кулаке и поглаживая оттопыренным указательным пальцем выбритую щеку. Сидевшая на полу большая овчарка с поднятыми острыми ушами вертела головой, следя за хозяином разумными, слегка слезящимися глазами. Несмотря на свою грозную кличку, комендант окружной СБ был невелик ростом и его можно было принять за подростка, обладающего удивительно пропорциональным телосложением. Его маленькая фигура в полувоенном костюме из коричневого мадьярского сукна (от него-то и пошла мода на такие костюмы), в щегольских сапогах «англиках» казалась изящной. Вепрь следил за собой, делал завивку-перманент, маникюр, всегда носил в новенькой полевой сумке небольшой дорожный несессер, сапожный крем, бархатку. И сейчас, глядя на свежевыбритое смуглое монгольского типа лицо Вепря, на чистенький воротник его сорочки, отутюженный костюм и начищенные до блеска сапоги, нельзя было предположить, что он прошел ночью со своими охранниками около двадцати километров по лесным дорогам и тропам.
В маленьком, затерявшемся в лесах хуторе окружной комендант появился под утро. Сюда, по его расчетам, уже должны были доставить командира сотни Богдана, но по какой-то причине посланные за сотенным хлопцы не появлялись, и Вепрь начинал злиться. Ему не терпелось поскорее покончить с этим неприятным делом.
Когда Вепрь злился, на его плоском с узкими темными глазами лице появлялась слабая загадочная улыбка. Впрочем, и все иные свои чувства комендант окружной СБ скрывал за этой тихой, почти ласковой улыбкой. Его никогда не видели ни разгневанным, ни повергнутым в печаль. Он улыбался. Может быть, это осталось У него от прежней профессии — пять лет назад Вепрь служил официантом в одном из лучших краковских ресторанов. Кто-то из посетителей дал маленькому ловкому официанту с лицом монгола кличку Японец. Японец превратился в Вепря, но улыбка осталась.
Этой заученной улыбкой Вепрь встретил своего охранника и хозяйку хаты, принесших ему завтрак: заправленный сметаной салат из огурцов и лука, жареного цыпленка и кувшин с молоком.
— Не слышно? — спросил комендант охранника.
— Нет.
Вепрь дважды благожелательно кивнул головой, словно ответ охранника его полностью устраивал, приказал:
— Пусть зайдет референт пропаганды.
Могила не заставил себя долго ждать. Референт пропаганды выглядел усталым и, судя по тому, как беспокойно вел себя его подбородок, сильно нервничал.
— Друже Могила, вы знаете, я вот все раздумываю и все больше прихожу к весьма неприятному выводу… — сладенько улыбнулся Вепрь.
Лицо референта вытянулось, видно было, как за стеклами очков хлопают ресницы. Он уже изучил улыбочки коменданта окружной СБ и понял, что такое вступление не предвещает ничего хорошего.
— Мне кажется, — продолжал Вепрь, прохаживаясь по горнице, — что некоторая, довольно серьезная доля ответственности за поступок сотенного Богдана падает все же и на вас. Вы находились там…
— Я говорил, я пытался убедить, — Могила сразу же начал задыхаться. — Он не стал меня слушать.
— Это не оправдание, это звучит довольно наивно. Вас послали читать лекцию на тему «Кто главный враг Украины?» по совершенно ясным, одобренным центральным проводом тезисам. Следовательно, вы могли…
— Друже Вепрь, я говорил, я объяснял…
— Другое дело, — не дал ему закончить окружной комендант, — другое дело, если я добьюсь от него признания, что он действовал не по своей глупости, а выполнял чье-то указание… В таком случае никто не может обвинить вас.
Торопливо вошел охранник.
— Привели!
— Пусть подождет, я позову… — капризно сказал Вепрь и, когда охранник вышел, снова обратился к референту: — Выполнял чье-то указание… В таком случае, естественно, вы не можете нести ответственности. Вы меня поняли?
Могила не понял, спросил растерянно:
— Чье указание? Разве указание было?
— А у вас не создалось впечатление, что Богдан — это пробравшийся в наши ряды вражеский агент?
Изумленный референт уже не пытался утихомирить отвисший, дергающийся подбородок, стоял побледневший, молчал.
— Почему это удивляет вас, друже Могила? — насмешливо спросил Вепрь. — Ведь вы же сами сказали мне: «Это мог сделать только большевистский агент». Помните?
Могила наморщил лоб. Дело в том, что, сообщая о случившемся, он выразился несколько иначе. Он сказал Вепрю: «Такая глупая акция может принести пользу только нашим врагам, — и добавил в запальчивости: — Этот дурак Богдан действовал, как большевистский агент». Однако сейчас не имело смысла уточнять каждое слово. Могила торопливо согласился:
— Так. Это я сказал…
— Вам придется подтвердить письменно…
Референт опустил глаза, помедлил, кивнул головой.
— Прекрасно! Возможно, Богдан будет все отрицать, — сказал с иронией Вепрь. — Но это не должно смущать нас. Мне известны некоторые дополнительные факты. Вы будете вести протокол допроса и сможете убедиться… Я попрошу вас записывать только то, что он не будет отрицать. Ясно? И сделайте так, чтобы на последней странице осталось свободное место. Так полстранички, можно даже больше. Для подписей…
Вепрь дал приказ ввести сотенного.
В сопровождении дюжего, вооруженного автоматом и кинжалом молодца Богдан вошел в горницу — взъерошенный, гневный, со вздутыми буграми на скулах.
Овчарка подняла голову, слегка оскалила зубы.
— Слава Украине!
— Героям слава… — ответил окружной, с нескрываемым интересом глядя на сотенного.
— Друже Вепрь… — волнуясь, начал Богдан.
— Погоди, погоди… — успокаивающе поднял руку Вепрь. — Чего ты наежачился? Все выясним… Садись к столу, будем завтракать и поговорим. Только надо сдать оружие. Гора…
Богдан рывком положил руку на кобуру и побелевшими глазами уставился на окружного коменданта.
— Ну, ну… — осуждающе и в то же время благодушно произнес Вепрь. — Такой порядок у нас. Ты же знаешь…
Сотенный, не спуская глаз с окружного, медленно расстегнул ремень с висевшей на нем кобурой и, не оглянувшись, передал его стоявшему рядом вояке.
— Принесите еще одну вилку и чашку, — тоном заботливого хозяина приказал Вепрь. — Садись, Богдан. Ты ведь проголодался, я думаю? Самогона, правда, нет… Обойдемся!
Принесли вилку и чашку, чистое полотенце. Богдан одернул френч, сел за стол. Он по-прежнему был настороже, то и дело сжимал зубы и пытливо поглядывал то на Вепря, то на сидевшего со скорбным видом на скамье у окна референта пропаганды. Окружной, точно не замечая этих взглядов, подвигал к нему тарелки, подливал молока в чашку.
Ели молча. Вепрь через плечо бросал кусочки собаке, и она, щелкая зубами, ловила их на лету. Когда принялись за цыпленка, Вепрь, аппетитно посасывая косточку, сказал, как бы тяготясь необходимостью соблюдать формальность:
— Друже Могила, вы запишите наш разговор с сотенным.
Референт торопливо достал бумагу, автоматическую ручку и пристроился на краю стола. Вепрь вытер полотенцем жирные губы.
— Несколько вопросов, Богдан. Ну, конечно, ответы должны быть правдивыми, ничего утаивать нельзя.
— Я говорю только правду, друже Вепрь, — твердо сказал сотенный. — Мне скрывать нечего.