В коридоре лейтенант пропустил вперед советника, оказался рядом с Оксаной:
— Мы не знакомы… Генрих Гайлер.
— Ева.
— Очень приятно, — гестаповец придержал Оксану за локоть, замедлил шаги. — Вы не скучаете? Вас нигде не видно.
— А что вы можете предложить? — без особой заинтересованности спросила Оксана.
— Казино, дружескую вечеринку.
— И вы, конечно, сейчас же напьетесь там, будете приставать с объяснениями в любви…
— Что вы! Как можно? Готов дать слово, что буду пить столько, сколько вы разрешите. Могу даже совсем не пить, ни одной рюмки.
— Ну, такие жертвы мне не нужны. Это было бы даже скучно. В котором часу вы зайдете за мной? Я имею в виду посещение казино.
— Сегодня? Сегодня я не могу. Давайте завтра, в восемь часов вечера.
— Не могу обещать… Я не уверена, что завтра у меня будет желание развлекаться.
— Но сегодня невозможно, — виновато сказал лейтенант. — Вы же знаете, что случилось… У нас масса работы.
Они задержались на лестничной площадке.
— Это обычные отговорки мужчин. Вы лишаете меня даже общества советника. Не понимаю… Может быть, вы его тоже подозреваете в причастности к убийству?
Лейтенант рассмеялся:
— Мы очень ценим и любим господина советника, поверьте. Для моего шефа он всегда желанный гость. До завтра!
Гестаповец щелкнул каблуками и побежал вниз по лестнице, догоняя ушедшего вперед советника.
Журналистка ждала Оксану у лестницы на третьем этаже.
— Я сделала все возможное, Мария.
— Что он сказал, Евочка? — встрепенулась журналистка, не спускавшая глаз с Оксаны. — Он обещал вам?
— Нет, он ничего не пообещал, он сказал: «Ее тревога преждевременна». Господин советник дважды употребил это слово — «преждевременна».
— Он спасет Петра, — убежденно произнесла Мария. — Раз он так сказал…
— Между прочим, господин советник рассердился, узнав, что вы считаете его влиятельным человеком, помогающим националистам.
— Этого не надо было говорить, Евочка. Он очень осторожный, скрытный человек и все держит в тайне. Но уверяю вас — он все может, от него многое зависит. Если он так сказал… Я могу надеяться. Спасибо, Евочка.
Войдя в кабинет начальника гестапо, Хауссер понял, что Герц и оберштурмбаннфюрер Грефрат давно ждут его. Судя по их лицам, между ними состоялся разговор, одинаково неприятный для обоих. Герц, как только увидел Хауссера, сейчас же встал из-за стола, собираясь выйти, но Грефрат остановил его.
— Не надо, вы не помешаете, — оберштурмбаннфюрер протянул руку советнику, подождал, пока тот усядется, и приступил к делу.
— Господин Хауссер, я в общих чертах уже знаю те обстоятельства, при которых произошел этот ужасный случай. Господин штурмбаннфюрер изложил мне свою точку зрения и ознакомил с вашей. Не буду скрывать — тут разговор откровенный и было бы ошибкой считаться с чьим-либо самолюбием, — я больше склоняюсь к вашему мнению. Конечно же, у нас есть основания считать, что убийство организовано партизанами. Но дело не в этом, и сейчас речь будет идти о другом. — Оберштурмбаннфюрер тяжело вздохнул. — Имеются два обстоятельства, с которыми мы не можем не считаться. Версия, по которой убийство приписывается украинским националистам, получила, к сожалению, широкое распространение среди немцев. В этом, — опять-таки не буду скрывать, — есть известная вина штурмбаннфюрера, проявившего излишнюю поспешность в своих выводах и действиях. Но это еще полбеды, все можно было бы исправить. К сожалению, гаулейтер Кох информирован о случившемся именно в таком духе. Он настаивает на казни заложников. Ка-те-го-ри-чески! — Грефрат кисло улыбнулся, развел руками. — Надеюсь, не требуются особые комментарии. Все мы знаем характер гаулейтера и его вли-я-тель-ность.
— Это вам не Розенберг… — не без злорадства вставил Герц.
Оберштурмбаннфюрер сморщил нос, как будто почувствовал дурной запах.
— Я полагаю, любые сравнения неуместны, а это тем более. Мы говорим о Кохе. Вряд ли следует из-за каких-то четырех — пяти бандеровцев доводить дело до конфликта с гаулейтером. Нужно подчиниться.
— В таком случае, господин оберштурмбаннфюрер, — решительно заявил Хауссер, — моя скромная деятельность теряет смысл, и я прошу заменить меня — кем-нибудь другим. Впрочем, даже не надо замены, господин штурмбаннфюрер легко справится сам.
— Но, господин советник… — разочарованно и укоризненно протянул Грефрат. — Зачем вы так? Повторяю, я придерживаюсь вашего мнения, я на вашей стороне и готов в любом случае оказать вам поддержку. Но этот случай особый. И, в конце концов, стоит ли из-за такого пустяка?..
— Нет, это не пустяк, — сказал Хауссер. — И вообще, когда сознательно вставляют палки в колеса…
Сжав губы, Грефрат бросил злой взгляд на своего друга, но ничего не сказал ему, а снова обратился к советнику:
— Все предвидеть нельзя, всегда возможны осложнения. Согласитесь, господин Хауссер, ведь и история с эшелоном, она тоже не из приятных. Однако мы согласились с вами и не стали подымать шума по этому поводу.
Тут, к удивлению Хауссера, начальник гестапо высказал вполне разумное суждение:
— Я считаю, что наша акция против бандеровцев в какой-то мере будет им же на пользу. Ведь советские партизаны клеймят их как предателей, обвиняют в сотрудничестве с нами и переманивают к себе людей. После нашей акции у бандеровцев будет неплохой козырь против большевистской пропаганды.
— Господин штурмбаннфюрер, я полагаю, что вы больше заботитесь о том, как выгородить себя в этой истории, а не об успехах пропаганды оуновцев, — сказал советник.
Грефрат поджал губы, но, взглянув на смутившегося Герца, не выдержал и расхохотался.
— Ну вот мы и договорились, — сказал он весело. — Я вам гарантирую, господин советник, что у вас больше не возникнет каких-либо неприятностей, недоразумений во взаимоотношениях с штурмбаннфюрером. А сейчас я хотел бы, чтобы вы ознакомились со списком тех, кого наш уважаемый штурмбаннфюрер поспешил арестовать. Возможно, среди них есть кто-либо, представляющий особый интерес для вас.
Оказалось, что арестованы шесть человек. Фамилии и клички двоих ничего не говорили Хауссеру. Карабаш, Тимощук, Климович, Шурубай… Этих Хауссер знал хорошо. Учитель Шурубай был мелкой сошкой у оуновцев, спасать его советник не собирался. Оставалось три. Жертвовать Тимощуком Хауссер не хотел. Климович дружил со многими видными оуновцами и тоже был нужным человеком. Правда, если освободить Тимощука и Климовича, то они вынуждены будут перейти на нелегальное положение и встречи с ними станут нелегким делом. Однако речь шла не только об их ценности. Все, кто связан с Хауссером, должны быть уверены, что они имеют надежного защитника. Из-за Карабаша оуновцы поднимут шум… Ну что ж, глупость штурмбаннфюрера сделала свое дело.
— Вот эти два, — Хауссер поставил птички напротив фамилий Тимощука и Климовича.
— Хорошо, я их выпущу, — согласился Герц.
— Просто выпустить нельзя, — сказал Хауссер. — В таком случае их заподозрят, что они выдали товарищей.
— Да, господин советник прав, — поддержал Хауссера оберштурмбаннфюрер. — Очевидно, придется организовать побег.
— Побег должен быть настоящим.
— Что вы имеете в виду?
— Чтобы не могла возникнуть мысль, будто побег был организован.
— Господин Хауссер, — снисходительно произнес Герц, — все будет сделано, как следует. Конвоир откроет стрельбу.
— И не попадет с расстояния трех метров? — насмешливо спросил Хауссер. — Никто не поверит. Все догадаются, что побег был подстроен.
— Что же вы предлагаете? — с оттенком нетерпения и раздражительности спросил Грефрат. — Мы можем применить любой способ.
— Нужно дать им оружие.
— Как? Тем, кто будет бежать? — удивился Герц.
— Это единственный приемлемый вариант.
Начальник гестапо понял, чего требует Головастик, и возмутился до такой степени, что забыл о субординации.
— Ганс, ты слышишь? Он хочет, чтобы они убили конвоира. Это… это уже слишком.
Грефрат не ответил, сидел, покусывая губы.
— Я отказываюсь понимать, что происходит! — драматично потряс руками Герц. — Позволить негодяям убить немца?.. На чьей совести это будет?
— Советую подумать… — язвительно сказал Хауссер. — Не я ведь виноват, что вы не посоветовались со мной, прежде чем начать аресты. Пусть каждый отвечает за свою глупость.
— Ганс, я не могу совершить такую подлость.
— Н-да! — сказал оберштурмбаннфюрер, поднимаясь. — Поспешные, необдуманные решения редко оказываются лучшими из всех возможных… И вот результат. — Он прошелся по комнате, взглянул на Хауссера — Господин советник, я полагаю, у вас сегодня тоже был трудный день, ведь вы лично знали покойного?
— Нас связывали отношения, которые можно назвать приятельскими.
— Ужасная смерть! — Грефрат покачал головой. — На меня тоже тяжело подействовало это известие. Но что поделаешь. Спасибо, господин советник. Мы еще встретимся с вами, обсудим некоторые вопросы. Я здесь намерен пробыть два — три дня.
Он протянул Хауссеру руку.
— Мне кажется, мы не обо всем договорились, — сказал советник. — Я люблю ясность.
— Вы имеете в виду побег? — рассеянно спросил Грефрат. — Не беспокойтесь, штурмбаннфюрер сделает все точно так, как вы предложили. Им дадут пистолет, проинструктируют. — И добавил с улыбочкой — Ну, а если конвоир не будет убит, а, допустим, только ранен, то вы, надеюсь, не будете в претензии к штурмбаннфюреру?
Униженный Герц опустил голову и не произнес ни слова, пока Хауссер не вышел из кабинета.
Оберштурмбаннфюрер Грефрат не обманул Хауссера. Побег был организован по-настоящему, хотя прошел не совсем так, как предполагалось. Утром Хауссеру сообщили, что убежать удалось только одному — Тимощуку. Климович был убит наповал конвоиром. Раненый конвоир скончался раньше, чем его доставили в госпиталь. Это известие удовлетворило Хауссера. Он был согласен с Грефратом — всего предусмотреть нельзя, всегда могут возникнуть осложнения…..