— Его Богдан в сотню привел. Где его Богдан выкопал?
— Этого я не знаю.
— Я знаю, друже Вепрь, — торопливо вмешался Довбня. — Мне Богдан рассказывал. Они ехали в поезде…
Окружной скривил губы, легонько махнул рукой. Сотенный понял этот жест и сейчас же умолк.
— Скажи, друже Топорец… Когда все это произошло… ты стоял на левом фланге?
— Так.
— А где стоял Карась?
— Почти рядом, во второй шеренге.
— Ты его видел?
— Так.
— Скажи, ты ничего не заметил? Как он стоял, как смотрел… Может быть, он нервничал, может быть, ты заметил какое-нибудь движение, взмах руки?
Степан понял наконец, почему Вепрь интересуется Карасем, и то смутное подозрение, какое возникло у него раньше и о каком он даже боялся думать, снова обожгло его — это Карась бросил гранату. Кто он, этот хлопец? Неужели Карась не спал в ту ночь и слышал разговор Юрка со Стефой? Его ответ Могиле был странным, двусмысленным… Он знал, что роевой читает какую-то книгу, он предлагал отпустить пленных: «На кой бес они нам, друже роевой? Возиться с ними…» И на поляне, когда они стояли в строю, у Карася было такое отчаяние на лице, будто это его собирались расстреливать…
Тишина. Все смотрят на Топорца, все ждут, что он ответит.
— Нет, не заметил…
Кажется, сотенный и Могила вздохнули с облегчением. Только Вепрь по-прежнему напряженно смотрит на него. Какой пронзительный взгляд у этих маленьких глаз, как будто окружной видит его насквозь.
— Почему ответил не сразу? — улыбнулся Вепрь.
— Я должен был хорошо припомнить все. Чтобы не ошибиться.
— И ничего такого не припомнил?
— Нет.
Вепрь долго смотрел в глаза Степану, но Степан выдержал его взгляд, не сморгнул даже.
— Достаньте из моей сумки блокнот и ручку, — тихо сказал окружной, прикрывая глаза ресницами.
Затаившаяся было боль снова напомнила о себе — тупая, упрямая, глубокая боль. Нехорошо… А врача привезут часа через четыре, не раньше. Нужно было держать при себе врача. Хотя бы еврея. Среди евреев были хорошие врачи. Сколько прошло через его руки, скольких он отправил на тот свет… Напрасно. Врачей, сапожников и портных можно было бы и не уничтожать. Вепрь взял в руки блокнот, ручку и, то улыбаясь, то морщась от боли, написал несколько слов. Вырвал листок, сложил вчетверо.
— Позовите Сокола. Друже Топорец, тебе нечего делать здесь в сотне. Это преступление — держать такого хлопца на должности роевого. Нам нужны люди. Я пошлю тебя на более важный участок. Согласен?
— Как будет приказано.
Сотенный привел Сокола.
— Кто там из наших на ногах?
— Один Савка.
— Передай Савке записку. Пусть отведет Топорца к Месяцу. Пусть сейчас же отправляются. Он знает, где они сегодня будут.
Окружной с благосклонной улыбкой протянул Степану руку.
— Служи Украине верой и правдой, друже Топорец. Будь беспощаден к ее врагам, как твой… как наш Петро.
Тонкие пальцы у Вепря были холодными, пожатие — слабым.
Когда Сокол и Степан Карабаш ушли, Вепрь задумался.
— Может, привести Карася? — спросил сотенный.
— Приведите… Я хочу посмотреть на него. Только он не должен ни о чем догадываться. Представьте его мне как отличившегося сегодня — не растерялся, бросился…
Окружной вдруг замер — за дверью послышался шум.
— Посмотрите. Если врач, сейчас же…
Дверь открылась, и в хату стремительно вошел Марко. Он растерянно и боязливо посмотрел на Вепря, но тотчас же справился со своим смущением, подошел и что-, то зашептал на ухо окружному.
— Веди сюда! — Вепрь окинул взглядом хату. — Поправьте простыню. Снимите френч, стул поставьте возле меня. Всем выйти.
Он осторожно подтянул простыню к подбородку, положил поверх нее руки. Наконец-то явился человек Малого. Ну что ж, Малый убедится… Сегодняшнее происшествие будет расписано как серьезная стычка с крупным отрядом большевиков.
28. С глазу на глаз
Все вышли из хаты. Вепрь прикрыл глаза, полутьма сомкнулась над ним. Его знобило, и ему хотелось лежать так вот, не шевелясь, ничего не видя, ни о чем не думая, долго-долго. Словно сквозь сон он услышал легкие шаги. Открыл глаза и изумился — возле него стояла строгая красивая девушка с портфелем в руке.
— Фельдшерица? Доктор? — спросил он, радуясь возможной путанице.
— Нет. Вы — Вепрь?
— Так.
— Меня послал к вам друг Украины — Малый.
Вот как! Малый послал к нему девушку… Эта девчонка будет инспектировать его. Самолюбие окружного было уязвлено. Ну что ж, он сумеет пустить пыль в глаза этому инспектору.
— Очень рад. Прошу садиться.
— Как вы себя чувствуете? Вы в состоянии вести разговор?
— Пусть это вас не беспокоит. Легкое ранение… Мы только что отбили нападение большевиков.
— Да, мне пришлось быть свидетельницей. Попали под выстрелы и несколько часов ждали в лесу, пока все не затихнет.
Окружной представил себе, как дрожала от страха эта молоденькая немкеня, услышав выстрелы, и поспешил ее успокоить:
— Не волнуйтесь. Теперь вы в полной безопасности.
Ирония Вепря не ускользнула от внимания Оксаны.
— Я не совсем уверена, — сердито сказал она, усаживаясь на стул. — После того, что мне пришлось испытать…
— Но я не мог всего предвидеть, пани, — мягко, тем же чуточку насмешливым тоном, возразил окружной. — Мы на войне, а на войне бывают…
— Я говорю не об этом случае. Вам известно, что люди Месяца схватили меня как большевистскую связную, сутки держали под арестом, провоцировали, избивали?
Кровь прилила к лицу Вепря. Он понял, почему посланец Малого прибыл с таким опозданием. Какой позор! Беркут и Месяц получат свое, как только он поднимется. Он проучит этих молокососов. Боже, с какими людьми приходится ему работать — темнота, деревенщина, а каждый мечтает стать министром, полководцем, дипломатом…
— Пани, можете быть уверены, что все виновные понесут тяжелое наказание. Слово чести! Я сам займусь расследованием… А пока что я приношу вам самые искренние извинения. Может быть, вам нужна медицинская помощь? Скоро сюда прибудет врач.
— Нет, врача мне не надо. Но я должна буду сообщить о случившемся своему шефу. — Оксана решила хорошенько припугнуть Вепря.
— Что поделаешь, пани, что поделаешь, — огорчился окружной. — Войдите в мое положение. Я буду говорить откровенно, совершенно откровенно. У нас мало опытных, хорошо подготовленных людей. Приходится все строить на голом месте. И если хотите знать, в этом в известной мере повинны и вы, немцы.
— Я попрошу вас… — Оксана надменно вскинула голову.
— Но ведь вы не поддержали нас в начале войны с большевиками, — с грустным укором сказал Вепрь. — Вы арестовали, наше правительство и наиболее активных членов ОУН.
— Это уже принадлежит истории! — отрезала Оксана.
— Хорошо, не будем трогать историю, — снисходительно улыбнулся Вепрь. — Но Малый должен понять, что мы потеряли драгоценное время, нужное для организации государственного аппарата, подготовки людей и армии. Мы вынуждены брать молокососов, желторотых мальчишек и ставить их на ответственные посты. Эта глупая, возмутительная история, в какую вы попали… Ничего подобного не произошло бы, если бы Месяц имел хотя бы такую подготовку и опыт, какие имеет ваш рядовой гестаповец.
Огорчение окружного, очевидно, было искренним. Он умолк на несколько секунд, лежал, устремив взгляд в потолок, кусая губы.
— Вы, конечно, знаете, что случилось на железной дороге? Сотней, напавшей на эшелон, командовал отважный, но совершенно не разбирающийся в политике человек. Я понимаю ваше возмущение — огромная потеря, эшелон с танками… Передайте Малому, что прискорбный эпизод у Братына — это случайность, недоразумение. Да, да несчастный случай!
«Неужели кто-то из оуновцев совершил на железной дороге диверсию против гитлеровцев? — подумала Оксана. — Вепрю можно верить — он сокрушается, оправдывается…»
— Да, но все-таки… — сурово, словно ее не удовлетворили объяснения Вепря, сказала девушка.
— Пани, поверьте, чистая случайность. Мы на войне, а на войне могут быть жертвы и от своего оружия. Мы наказали виновника этой трагедии, наказали жестоко. Бывший командир сотни Богдан осужден специальным трибуналом и расстрелян как большевистский агент, пробравшийся в наши ряды. Я лично присутствовал при расстреле…
— Этот Богдан был действительно связан с большевиками?
Вепрь несколько секунд обдумывал ответ, сказал решительно:
— Нет, не был. Но это не имеет значения… Сейчас мы находимся в сложной и трудной обстановке. Поверьте, нам не так-то легко убеждать темные массы в том, что немцы наши друзья, союзники. Поэтому мы должны идти на хитрость: всех, кто вздумает обратить оружие против немцев, мы будем обвинять в связи с Советами, всех будем жестоко карать как большевистских агентов. Обязательно передайте это Малому. Передайте, что мы остаемся верными своему союзническому долгу. У нас общий и страшный враг — Советы, большевики. И вы сами смогли убедиться, мы уже сейчас ведем с ними борьбу и несем жертвы.
— Господин Вепрь… — начала Оксана, но окружной, слабо улыбнувшись, поправил ее.
— Друже… Называйте меня — друже Вепрь. В целях конспирации.
— Друже Вепрь, вы говорите о жертвах. Но что ваши жертвы по сравнению с теми, какие несут сейчас на Восточном фронте немецкие солдаты — цвет Германии, — защищая Европу от большевистско-азиатских орд? — Это была почти точная цитата из статьи в газете «Волынь», которую Оксана прочла перед отъездом.
Кажется, Вепрь разозлился, улыбочка его стала язвительной:
— Если Малый послал ко мне пани, то я могу надеяться, что она разбирается в обстановке, политике и мне не придется объяснять ей самые простые вещи?
— Нет, не придется, — в тон Вепрю сказала Оксана. — Но вопрос о жертвах я не считаю простым.
— Всему свое время. Я хочу спросить пани: почему немцы вдруг стали такими добрыми к нам, оуновцам? Вы выпустили почти всех арестованных оуновцев, снабжаете нас оружием, даете в наши военные школы своих инструкторов, помогаете организовать службу безопасности.