– Право, чудак ты, Али! – Отто хлопнул себя ладонями по коленям, встал из кресла. – То волнуешься при слухах, что парламент хочет вас репатриировать в Индию, теперь волнуешься в тоске по-своему Мадураю, которого не видел даже во сне.
– Так человек сотворен богами, мой господин… Им, тем, кто там живет теперь, хорошо, у них свои дома, работа, много знакомых и родных, в беде помогут. А что будем делать мы, если нас туда выселят? Ничего нет, кроме голодных детишек… – забывшись, Али сокрушенно развел руками.
– Что это у тебя? – Отто увидел свежий красный рубец на тыльной стороне правой руки.
– Где? А-а, это… царапнул нечаянно, – и Али по крестьянской привычке, языком лизнул по кровоточащему следу.
– Где же ты так неосторожно поранился? – Дункель тут же достал из саквояжа пузырек с йодом, бунт, кусочек ваты.
– На кухне, – покорно признался индус, скосив взгляд в сторону, словно солнечный луч, отраженный от полированной крышки стола, нещадно жег ему глаза. – Разволновался, руками размахал сверх меры… А там кусок жести отогнулся, на столе, где рыбу разделывают. И вот – видите, пустячная царапина, скоро заживет, как на бродячей собаке.
Отто намочил вату йодом, прижег рану, сноровисто забинтовал, ворчливо приговаривая при этом, будто маленького ребенка успокаивал, чтобы не расплакался:
– Вот та-ак; будет лучше, а то попадет какая-нибудь инфекция, начнет нарывать… Теперь можешь пойти и погулять по пароходу. Там и сыновья мои где-то бродят, на верхней палубе, пытаются подышать свежим воздухом, хотя, мне кажется, и там мало что легче. День сегодня жаркий и маловетренный. Ну как, пойдешь. Иди, я пока буду в своей каюте, надо кое-что приготовить на будущее… – неопределенно сказал Отто, равнодушным взглядом осматривая каюту, как будто именно в ее обстановке его нечто не устраивало.
– С вашего позволения, мой господин, я лучше пойду к себе и вздремну часок-другой, – поклонился Али и тут же повинился: – Ночью спал плохо, боялся… Пароход качает туда-сюда, страшно, диван под телом все время куда-то проваливается… Вот и сейчас голова будто не моя, словно темный кувшин, наполненный речным туманом…
Отто засмеялся, подошел к Али и дружески похлопал его по плечу, успокоил, как мог, новичка на океанских волнах:
– Разве это качает, чудак ты этакий! Смотри, на волнах никакой пены, словно мармелад свежесрезанный! Вот когда эти волны к нам в иллюминатор полезут, тогда по-настоящему закачает! Но такое бывает даже в этих широтах довольно редко, а в основном волны не выше пятнадцати – двадцати футов. Так это совсем не опасно для такого парохода, как наш. Правда, новичкам придется опростать содержимое желудка, да это не на долго, сутки-двое, и опять тихо… Что с тобой, ты бледнеешь?
– О великий Кришна! Спаси и нас от такого ужаса, как спас ты жителей Врндаваны от гнева Индры![16] – взмолился индус, сложив руки перед лицом и подняв глаза к потолку. – Пусть пролетит мимо страшный Азраил, ангел смерти у мусульман… Так я пойду, мой господин, что-то ноги ослабли… Наверно, от страхов этих.
– Иди, отдыхай до обеда. И не думай о пустяках. Пароход наш выдержит любой шторм, для того и сделан таким большим, – и он отвернулся лицом к иллюминатору, через который то и дело видны были пролетающие мимо горластые чайки.
Али, поклонившись, торопливо оставил каюту сенатора и ушел к себе. Дверь на замок закрывать не стал – вдруг он уснет крепко, а господину вздумается позвать его по срочному делу…
На маленьком столике под иллюминатором стоял стакан с чуть теплым чаем, Али с жадностью выпил его – непривычно странная сухота в горле вызывала все нарастающую жажду, слюна словно проглотилась уже вся и не смачивала рот. Присел на диван – его неодолимо тянуло лечь и вытянуть ноги, но Али старался пересилить недомогание: «морская болезнь была ему знакома по словам других и теперь думалось, что такая же временная хворь выпала и на его долю.
«Не иначе как от постоянного покачивания парохода все это. Я похож на шаловливую обезьяну, которая в джунглях раскачивается на длинных лианах», – думал Али, дрожа всем телом и от жажды и от начавшегося мелкого и неприятного озноба. Сидя на диване, он забинтованной рукой вынул из внутреннего кармана скомканный бланк телеграммы Дункеля к Цандеру, и перед глазами, как сквозь омерзительно-липкий туман вновь появился тот странный господин с длинной головой и с жесткими короткими усиками – было очевидно, что Колли заранее выследил и теперь ожидал идущего по коридору индуса…
Али, от души поболтав с так негаданно встреченным земляком, пребывал в приподнятом настроении, даже о морской качке, похоже, на время позабыл. Еще бы! Знакомство с поваром Дебендом Биджоем скрасит утомительное и непривычное путешествие по океану. Широко расставляя ноги, чтобы не стукаться плечами о переборки, Али бережно шел по коридору от камбуза к трапу, чтобы спуститься на свою палубу и сказать сенатору Дункелю, что позавтракал и готов к услугам… Качнувшись, едва не столкнулся с господином, которого уже встречал в гостинице и про себя прозвал «Колли».
– Приятель, одну минутку! – негромко, но довольно настойчиво и с нескрываемой угрозой в голосе негромко проговорил господин Колли. Он встал так, что мимо не пройти, разве что применив силу.
– Ч-что вам угодно? – От недоброго предчувствия у бедного индуса захолодело под сердцем. Настойчивый господин рывком снял темные очки, сверкнув большим камнем на перстне, и на Али в упор, не мигая, уставились маленькие змеиные глаза. В коридоре было сумрачно, и глаза эти показались индусу круглыми безжизненными камнями, отражающими лишь свет лампы под потолком.
– Что вам угодно, господин? – снова спросил Али, взяв себя в руки и понимая, что ему лично опасаться этого Колли нет никакого резона. – Почему вы пристаете ко мне, а не говорите с господином Дункелем? Вы из полиции? – уточнил на всякий случай Али и тут же подумал, что, если уже что-то случилось с Амритой и полиция пошла по следу преступника? – Я… я вас слушаю. Что вам нужно?
– Давай договоримся по-хорошему, приятель, – голос у Колли вкрадчивый, ласковый, будто Али и в самом деле ему давний и задушевный друг. – Ты мне скажешь, куда и зачем плывет сенатор Дункель, а я тебе за это уплачу приличное вознаграждение. Хочешь, дам в американских долларах или в фунтах стерлингов. Выбирай. С такими деньгами тебе не будет нужды служить у сенатора, обеспечишь себя и семью до конца дней. Согласен?
«Не из полиции! И про Амриту он ничего нового не знает!» – с облегчением отметил про себя Али и плотно поджал губы, не спуская глаз с влажного лица Колли.
– Ведь тебе хочется на старости лет пожить с сыном и дочкой в собственном доме, не так ли?
Али скептически улыбнулся и пожал плечами, говоря этим, что любому человеку, а тем более, если у него, цвет кожи не европейца, хочется иметь собственный дом, а еще лучше с участком земли. И бедному индусу хочется, но индус Али – честный человек, своего хозяина он не предаст, хотя хозяин и не всегда с ним поступает честно.
Но Али знает, что так поступают с не белыми все африканские хозяева, и Дункель среди них не исключение.
– Я не могу вам ничего сказать, господин.
– Почему не можешь? Боишься? Клянусь распятием, которое подарила мне перед смертью матушка моя и которое я ношу на груди, твой хозяин об этом ничего не узнает! – Господин Колли начал терять терпение, даже губы закусил в ожидании положительного ответа от упрямого старика, который не понимает выгоды от предлагаемой ему сделки, пусть эта сделка и с собственной совестью.
– Я же сказал, что индус Али – честный человек! – упрямо твердил свое Али. – Вы сами спросите у господина сенатора, он гораздо легче поймет вас и ответит, куда и зачем едет. Али – слуга господина Дункеля, слуга, а не компаньон.
У Колли подбородок вдруг скакнул вправо, словно невидимая рука всемогущего бога Кришны двинула ему кулаком в челюсть – не приставай к честному человеку с преступным делом!
– У твоего хозяина есть завод, рудники, дома и машины! Я о тебе забочусь, приятель. О тебе, понимаешь? – Голос у Колли с лисьего начал меняться на тигриный, глаза становились холодными и злыми. – Не может быть, чтобы при сборах в дорогу сенатор не обмолвился хотя бы единственным словечком, куда и зачем они собрались!
Ты же видел, что именно они везут в чемоданах, какое снаряжение?
У Али будто крупные термиты побежали по спине! Что скрывал странный пассажир за этими словами? Просто подозрение, или нечто еще что-то? Тогда почему не говорит открыто? Кто же он на самом деле? Ну если так, то и он до поры до времени не будет высовываться из своей «раковины».
– Н-не знаю, куда и зачем едет мой господин и какое снаряжение везет с собой. А если что и везет скрытное, то сделал так, чтобы слуги об этом не знали, – ответил твердо Али, хорошо помня, как старший из сыновей Дункеля упаковывал в большой чемодан два акваланга с красными баллонами. Ну так что из этого? Молодые господа всегда берут акваланги, если едут отдыхать на море. Непроизвольно пожав плечами, Али вспомнил, что у Амриты на столе в ее комнатке лежит большая морская раковина, подаренная Вальтером…
– Послушай, приятель! Я вижу, ты совсем меня не понимаешь. – Настырный Колли, сверкнув перстнем с большим красным камнем, хотел взять Али за локоть, но индус отступил на шаг, соблюдая дистанцию приличия между белым господином и не белым слугой. – Ты думаешь, что я преследую только свои интересы? Я же сказал, что забочусь о тебе и о твоей дочери!
Будто не слово сказал, а кипятком плеснул на обнаженную голову! Али подскочил на месте, вскинул руку, загораживаясь от неминуемого, казалось, дурного известия.
«Из полиции! – пронеслась в голове индуса страшная догадка. – И что-то знает! Великий Кришна, убереги мою дочь!»
– Что вам известно о моей дочери такого, чего не знаю о ней я, ее родной отец? Говорите, или, клянусь своими богами, я за себя не ручаюсь! Даже если вы из полиции, то не имеете права измываться над бедным человеком! У него тоже есть чувство отцовского переживания, есть предел нервным ударам, наконец…