– Сам «Клетчатый» посылал, – все с тем же бесстрастным лицом, как о пустяке, подтвердил штурман, а глазами следил за гуляющими – нет ли рядом или поблизости еще кого из заинтересованной публики? Вроде бы каждый занят своим интересом – следят за дельфинами и альбатросами, разговаривают, загорают или пьют у стоек на палубе прохладительные напитки. – Слушай, читаю по памяти: «Город Блумфонтейн, адвокатская контора Эриха Цунге. Сообщите дяде, еду в Австралию за тремя китами. Ганс». Ты в восторге от такого попутчика, мой фрегаттен-капитан, так? По-моему, отличный парень, свой в доску, как говорится!
– Бот как! – Отто хлопнул себя ладонью по щеке, помотал головой. – Клянусь священными водами Стикса, в этом что-то есть интригующее!
За тремя китами? Это, выходит, что мы в кашалотов переделаны… Ганс? Но почему Ганс? Ведь он едет как Жильбер Пул! Англичанин! Хотя, по правде сказать, его английский мало чем лучше моего индусского. – Отто взъерошил коротко стриженные волосы, с удивлением посмотрел на Фридриха, будто ожидал, а не припрятал ли старый дружище еще какой-нибудь сюрпризик?
– Черт его знает! – ругнулся штурман и пожал плечами, с трудом сдерживая бесстрастное выражение лица. – Может, он и не Ганс, и не Жильбер, а какой-нибудь Генрих или Иоганн…
– Постой, постой! – Дункель схватился за подбородок, как будто именно там был кончик нити-мысли, мелькнувшей в голове. – Ганс! Сообщите дяде… О-о, надо же так нагадить самому себе! Никакой я не Черный Волк и не Железный Дункель! Я безмозглый альпийский баран, я засохший на камнях краб и ничего не видящий слепой крот…
– Отто, успокойся, на нас оглядываются… Что с тобой? – Фридрих пытался прервать поток брани, которой Дункель поливал сам себя, но фрегаттен-капитана, похоже, охватила истерика.
– Я полнейший кретин! Да-да, не спорь со мною, именно кретин! И таких кретинов еще не видела старая Европа!
– Отто, возьми себя в руки, прошу тебя! Инспектор, похоже, прислушивается к твоим выкрикам! – Фридрих крепко сжал локоть Дункеля. – Разве мы с тобой не бывали в более рискованных переделках, чтобы теперь спасовать перед каким-то Гансиком? Ну, встряхнись, Железный Дункель! Ты был таким, таким и остался!
– Да-да, Фридрих, богиня мщения Эриния настигла меня, покарала за мой длинный язык… Ты знаешь, кто этот Жидьбер Пул? Нет? Это не кто иной, как племянничек Иоганна Шрейбера, судовладельца из Свакопмунда! Я видел его лет десять назад. Он приезжал со своим папашей в Свакопмунд на традиционные сборы. Ганс и тогда был довольно неуклюж, с залысинами. Клянусь священными водами Стикса, у него не только усы, но и парик на голове чужой! Не утерпел Гансик, выпил сверх меры и пропотел…
– Этот Ганс дал радисту тридцать фунтов стерлингов и обещал еще столько же, когда получит ответную телеграмму. Наверно, ждет инструкций, как ему дальше поступать. А с берега не успел по той причине, что не знал о дне и часе нашего отплытия.
– Похоже, что так оно и есть. – Дункель плотно сжал губы, от напряженного размышления сошлись брови, но, увы, все было поздно, слишком поздно! Надо было там, среди «своих», помалкивать!
– Будем и этого кидать за борт? – чуть слышно спросил Фридрих и с недоброй ухмылкой добавил: – Вместе со шваброй… Еще не одна таблетка снотворного найдется!
– Нельзя повторяться, дружище! – медленно приходя в себя от потрясения, ответил Отто. – У нас нет больше на траверзе островов, кроме острова Кинга, но это уже у самого Мельбурна и под носом у австралийской полиции. Надо придумать что-то в духе Агаты Кристи. Или пригрозить, что, если еще раз попадется на глаза, – устроим с ним похуже, чем греческий бог Гермес с одним болтливым стариком из Беотии[36].
– А-а. – Фридрих не понял, о каком старике речь и, умолкнув на короткое время, посмотрел на сердитое лицо фрегаттен-капитана.
– Заставим замолчать навечно! – пояснил Отто и кулаком пристукнул о закругленный край лавки. – Иначе увяжется за нами до заветного места, не даст добыть… – и замолчал, вспомнив, что однажды уже сболтнул лишнего, а теперь расхлебывает собственную кашу…
– Если испугаем его сейчас, он побежит искать защиту у инспектора да все и выложит! Тогда его не устранишь, не замаравшись подозрениями по самые уши. Расскажет полиции о наших планах, и те сядут на хвост, шагу не дадут сделать бесконтрольно! – Штурман говорил о «наших планах» с такой уверенностью, как будто и сам знал досконально о замыслах своего друга.
Отто минуту напряженно думал, то морща, то расправляя складки на лбу. Увидел, что Карл оглянулся, и дал ему знак спуститься в каюту. Карл ушел, оставив Вальтера в обществе Вайсманов. Гретхен грациозно бросала в океан кусочки хлеба, смеялась, то и дело поворачивая к Вальтеру красивое личико, невольно заражая и его своим искренним и беспечным смехом…
– Пожалуй, ты прав, Фридрих. Пусть думает, что мы его не рассекретили. Получим ответную телеграмму от Иоганна Шрейбера, будем досконально знать, что затевает эта старая интендантская крыса! Отсидел всю войну по тыловым складам, награбил добра и смылся из Берлина почти за год до трагического мая месяца. А теперь выдает себя за истинного наци! Подонки! Из-за таких вот Шрейберов мы и проиграли великую войну на востоке. Ишь, пустил доверенную ищейку по нашему следу. Ну ничего-о, мы еще посмотрим, кому трепыхаться в противолодочных сетях. Передай радисту от меня «чаевые».
Фридрих принял деньги, встал, кивком головы, словно бы с новым знакомым, простился с Дункелем и пошел по трапу спускаться на вторую палубу – с вечера и до полуночи ему стоять вахту, надо было хоть немного вздремнуть.
Поднялся со скамьи и Отто, протиснулся к Вальтеру, раскланялся с семейством Вайсманов – Гретхен уже доверчиво приникла плечом к младшему из Дункелей, смотрела на дельфинов и весело смеялась.
«Бедная девочка! – невольно вздохнул Отто и неожиданно ощутил в душе такую пустоту от застарелого одиночества, что даже испугался – к чему бы эти запоздалые призывы сердца?! – Ты так бесхитростна, что тебя просто жаль… А может, это твоя кошачья ласковость и простота, внешняя беззащитность и есть самое сильное оружие? Но у Вальтера в сердце индианка Амрита!» – Вспомнил и в досаде четрыхнулся – что ответит ему на телеграмму Цандер? Но это можно узнать только по прибытии в Мельбурн.
– Ну и как ведут себя наши возможные собратья по разуму? – спросил Отто, стараясь придать голосу веселый и беспечный, как у всех туристов, тон. – О чем они так дружно, почти безмолвно кричат?
– Они зовут нас в море, – не в меру серьезно, как показалось Дункелю, ответил сын, внимательно наблюдая за разумными рыбами.
– Да? – отозвался со смехом Отто, стараясь не раздражать Вальтера излишними придирками. – Ну-у, не-ет! Пусть лучше сами лезут к нам на чашечку кофе! А мы для почетных гостей можем парадный трал спустить. И оркестр выстроим!
Милая Гретхен заразительно засмеялась шутке, хлопнула несколько раз ладошками.
– Давайте их звать к нам! Давайте…
Отто, увлеченный необычайно красивым эскортом из шести мощных, но, казалось, невесомых дельфинов, совсем не заметил, что рядом пропал из поля зрения инспектор Паркер со своей неизменной голубой шляпой. Марк Паркер незаметно выбрался из толпы пассажиров, возвратился на скамью, благо на ней уже не сидели, опустился на прежнее место, недолго посидел в одиночестве, а затем, спрятав что-то маленькое и черное в правом кармане брюк, неспешно, насвистывая веселый мотивчик, удалился в свою каюту…
Видел бы Отто Дункель выражение его лица спустя какие-то десять минут!!!
Глава 3. Гонка началась…
1
В Мельбурн «Британия» прибыла к полудню после тринадцати суток плавания. Таможенники осмотрели багаж довольно небрежно, зная, что наркотики везут не из Южной Африки, а с севера, из Таиланда и Бирмы. Местная полиция за три томительных часа еще раз, в присутствии инспектора Паркера, опросила пассажиров, признала, что дело с Людвигом Набелем весьма «темное», из числа тех, которые в ближайшее время раскрытию не подлежат, и к вечеру дала разрешение на свободный сход пассажиров с борта судна.
Прощаясь с Отто Дункелем, инспектор Паркер на минуту задержал его у трапа, с затаенной улыбкой протянул волосатую руку.
– Счастливого дальнейшего пути, господин сенатор.
– Благодарю, господин инспектор. Надеюсь на встречу в Претории, я не забуду вас, до свидания.
– До скорого свидания, господин сенатор, – и Африканский Лев поклонился кудлатой головой, прикрытой своей шляпой нежно-голубого цвета. – Мир тесен! Кто знает, ведь мы можем встретиться и гораздо раньше! Не так ли? – А из-под бровей сверкнули чуть прищуренные насмешливые, а может, и загадочно-таинственные глаза полицейского, который, казалось, что-то уже знал на будущее.
Отто Дункель, занятый мыслями о гостинице, куда надо поскорее устроиться, не придал особого значения двум последним словам Паркера, сказанным с нажимом, засмеялся в ответ:
– Конечно, господин инспектор! И я вам буду искренне рад! Всего вам доброго!
Инспектор снова с каким-то двойным смыслом улыбнулся. В его хитрых лисьих глазах мелькнул и тут же пропал загадочный блеск, отчего Дункель наконец-то за весь разговор у трапа впервые насторожился и постарался вникнуть в суть происходящей беседы.
– Все мое добро в ваших руках, господин Дункель.
Не забывайте бедного инспектора из Порт-Элизабета, позаботиться о нем больше некому…
Отто решил, что Паркер напоминает о недавнем обещании походатайствовать о его переезде в столицу Южно-Африканского Союза Преторию, успокоился и ответил, что не забудет и позаботится о нем по возвращении домой, слегка поклонился Паркеру и дал знак Карлу и Вальтеру разобрать вещи, сам взял тяжелый чемодан с водолазным снаряжением и пошел по трапу вниз, провожаемый взглядом в спину инспектора. На его губах еще долго блуждала загадочная улыбка…
Выхоленный, в чистеньком мундире таксист подогнал машину к ступенькам морского вокзала, который большими окнами смотрел на длинную, автомобилями и автобусами забитую площадь. За покрытой плитами площадью зеленели высокие эвкалипты, видны длинные и широкие улицы, утопающие в зелени.