– Марта! Марта! – снова вскинула к лицу руки очарованная нежданным визитом баронесса Анна. Широко раскрытые темные глаза то с восторгом смотрели на самого сенатора, то по-матерински ласково изучали элегантно одетых в светлые костюмы младший Дункелей. – Марта, веди сюда нашу Элизабет! К ней гости приехали! Ах, господа, проходите… Освобождайте руки, ведь вам так неудобно держать. Складывайте ваши вещи сюда, на диван.
Из детской комнаты вышла опрятно, но по-домашнему скромно одетая Марта. На ней было светло-зеленое легкое платье с голубым пояском. Загорелое лицо, голые плечи и руки казались тоже выточенными из розового мрамора, только не из твердого и холодного, а из живого, влекущего к себе неизъяснимым соблазном… Марта за ручку вывела круглолицее и голубоглазое диво – такие премилые головки обычно рисуют на рекламных упаковках с детским питанием. Мужчины почтительно поклонились, даже «ковбой», не сдержавшись, восторженно крякнул, а глаза его говорили куда красноречивее, чем это скромное кряхтение.
– Баронесса Элизабет! В этот славный день вашего рождения примите от ваших истинных поклонников эти очень скромные подарки! И пусть ангелы счастья берегут ваш покой, чтобы выросли вы на удивление всем красивой и счастливой, какой хочется видеть вас вашим милым маме и бабушке! – Отто встал перед ребенком на правое колено и протянул крошке большую коробку шоколадных конфет. Элизабет, не выпуская из своих пальчиков маминого указательного пальца, спряталась за пышное платье Марты, только большой голубой бант и два любопытных глазика остались на виду, рассматривая незнакомых дядей. Баронесса Анна подошла к ней на выручку.
– Элизабет, моя маленькая птичка, иди ко мне, вот умница, вот хорошая девочка… Марта, накрой стол и свари кофе гостям. – И к молодым господам, безошибочно определив, кто из них Карл, а кто «неженатый», как его называл вчера герр Дункель, Вальтер, студент: – Проходите, прошу вас. Чувствуйте себя как дома.
Передав коробку конфет Марте, на загорелом лице молодой баронессы заполыхал румянец смущения, но глаза сияли от радости, и трудно было определить со стороны, чем она была больше взволнована – вниманием к дочери или здесь скрывалось что-то личное. Отто поблагодарил таксиста за услугу, щедро расплатился с ним, чем привел его в хорошее настроение, и снова вернулся в прихожую. Коробки и свертки были уложены на просторном диване, баронесса Анна ходила вокруг них, напоминая осторожную лисицу, которая видит явную приманку, знает, что это опасно, но не может преодолеть соблазна, а потому и рискует…
«Да-а, – грустная и в то же время теплая волна сострадания прошла по телу Отто, когда он с улыбкой посмотрел на крохотную Элизабет. Девочка, все еще дичась, но уже с некоторым любопытством присматривалась к чужим людям. – Жизнь не баловала баронессу Анну ни чопорной роскошью, ни людским вниманием и преклонением… Как-то она отнесется к моему предложению? Не подумает ли тоже, что подумал Вальтер, напомнив мне о мисс Мод Брустер?» – Не без гордости полюбопытствовал:
– Баронесса Анна, как вы находите моих наследников? Не по характерам! Их характеры даже для меня не раскрылись совсем, особенно вот этого юного студента… А своим бравым видом!
– Отец, ну что ты! – засмеялся Карл, принимая из рук Марты кофе. – Баронесса подумает, что мы страдаем манией величия и готовы, подобно греческому богу Пану, состязаться с несравненным Аполлоном!
Вальтер принял кофе молча, улыбнулся Марте и слегка поклонился, выказывая признательность за внимание и заботу.
– Не скромничайте, Карл, не скромничайте! – с большим тактом похвалила баронесса Анна молодых людей. – Сразу видно, что герр Дункель воспитал вас в строгих правилах… Прошу, угощайтесь, чем богаты эти две если не Богом, то людьми забытые женщины… Попробуйте домашнего печенья. – И добавила, поочередно поглядывая на мужчин: – Марта сама испекла, она у меня превосходная кулинарка. Вот только беда, не для кого стараться, кроме нас с внучкой, а мы какие едоки, так себе, будто птички…
Марта потупила глаза в светлую скатерть, щеки полыхнули стыдливым румянцем – не подумали бы гости, что баронесса подсказывает им обратить на ее дочь какое-то особое внимание!
– Ну что вы, мама! Может, господам не понравится. Они наверняка в ресторанах всяких угощений пробовали, а у меня самодельное, без рецептов.
Карл и Вальтер, взяв по маленькому кусочку рассыпчатого печенья, похвалили молодую хозяйку, а Карл тут же попросил записать рецепт для своей Эльзы. Вальтер, большой любитель сладкого, даже глаза прищурил, едва не замурлыкал от удовольствия.
– Прелесть какая! Во рту тает… можно еще?
– Ешьте, ешьте! Вы молоды, энергичны, вам надо хорошо питаться, – угощала баронесса, поглаживая по спинке тихо сидящую на коленях Элизабет, а в глазах печаль, такая глубокая печаль, что казалось, слезы вот-вот сами потекут по гладким, без морщин, щекам…
«Видит нас, а вспоминает мужа и зятя, – догадался Вальтер, и у самого заныло под сердцем. – Страшно в любом возрасте терять близкого человека, а тем более в таком, как у тебя, милая Марта…»
Отто отпивал кофе маленькими глоточками, пристально, но ненавязчиво следил за лицом Марты, которая сидела напротив и изредка, как бы приглядываясь, поверх чашечки с дымящим кофе бросала короткие взгляды на гостей, чуть дольше задерживаясь на молодом Вальтере, который хотя и старался выглядеть веселым, но в голубых глазах постоянно присутствовала еле уловимая тень не то печали, не то старательно скрытой озабоченности. «Как и в глазах баронессы Анны, между прочим», – подметил Отто, зная, чем озабочен его младший сын. Опасаясь смутить ребенка, он чуть приметно подмигнул Элизабет – испачкав розовые пальчики в шоколаде, она с удовольствием поедала конфеты из красивой коробки с ярко-красными розами на крышке.
– А теперь, маленькая баронесса, идем принимать подарки от Ангела! – с веселой улыбкой пригласил девочку Отто, когда попили кофе и съели по несколько кусочков отменного печенья. – Что же это за день рождения без подарков, не так ли?
– Дём-дём! – заторопилась Элизабет и живо просунулась с колен баронессы на пол.
– Ах, герр Думкель, так можно избаловать нашу крошку… – слабо запротестовала баронесса Анна, но тут же взяла внучку за ручонку и повела к дивану, сплошь заваленному свертками и коробками.
– Марта, будьте любезны, развяжите бантики сами, – попросил Отто, следуя за именинницей к дивану. Но не тут-то было! Элизабет с криком: «Сама! Сама!» – принялась довольно быстро и ловко хватать именно за коротенькие хвостики красивых бантов и развязывать пакеты один за другим.
– Боже мой! – не удержалась от восклицания Марта, тряхнула золотистыми волосами и непроизвольно хлопнула ладонями перед грудью. – Да тут чего только нет!.. Право, герр Дункель, мне как-то неудобно! Вы так потратились…
– Меня заверили, что здесь есть все, что необходимо девочке до восьмилетнего возраста, причем в двух комплектах, от носочков до меховых шубок, – уточнил Отто Дункель. – Пусть растет наша маленькая баронесса и не знает пока забот. – Увидел семейный альбом и чтобы дать возможность пораженным женщинам прийти в себя, спросил, можно ли посмотреть его.
– Пожалуйста, герр Дункель, – баронесса Анна, оставив у подарков Марту, Элизабет и обоих Дункелей, прошла к столику, на котором лежал большой альбом в обложке с изумрудным бархатом. И сама начала переворачивать светло-зеленые твердые листы с фотографиями, поясняя то одно, то другое изображение, как правило, на старых фотографиях со светло-коричневым оттенком.
– Это мои родители, отдыхают на море. Это родители Георга, у ворот их замка. Видите, сидят в открытой карете, запряженной белыми лошадьми. Вожжи держит дедушка Фридерик… Даже на фото видно, какие у него огненно-красные волосы. Вот и Марта унаследовала от него этот же золотистый цвет волос… Не иначе, собрались в гости к соседям.
А это наши свадебные снимки пошли, а это Георг со старшей дочкой Эльвирой на руках, а это… – И баронесса Анна, неожиданно замолчав, быстро глянула в лицо Дункеля, словно от него самого ожидала теперь пояснений, узнает ли он, кто именно изображен на снимке.
– Не может быть! – тут же искренне удивился Отто, ощутив теплый прилив крови к сердцу. – Карл, Вальтер, Марта, подойдите сюда! Смотрите, что здесь сохранилось! – и повернулся неподдельно радостным лицом к баронессе Анне. – Мои альбомы, довоенные, все пропали. А может жена… Марта, – и на имени жены он неожиданно споткнулся, словно оно для него почему-то стало чужим! – сама уничтожила. Ведь я там почти везде снят в военной форме. Наверно, побоялась доносов и преследований от коммунистов… Этот снимок сделан в Гамбурге. Точно, летом тридцать шестого года. А вот слева, в полный рост, мы с бароном Феликсом Бутанисом стоим. И как у его отца, у Феликса такая же борода… Я не люблю в групповых снимках залезать в середину. Групповые фотографии мне постоянно напоминают злославную Самаркандскую башню жестокого Тамерлана!
– А что это за сооружение? – уточнил Карл, через плечо отца заглядывая в раскрытый альбом. – Еще одно из чудес света?
– Где-то читал я про великого азиатского полководца и хана по имени Тамерлан. Будто бы вывел он из покоренной Индии сто тысяч превосходных мастеров и ученых, но они отказались служить повелителю под тем поводом, что их лишили родины и свободы… В необузданной ярости Тамерлан приказал срубить им всем головы и из тех голов сложить башню…
– Ужас какой… – прошептала баронесса Анна и перекрестилась торопливо. – Надо же быть до такой степени не человеком!
– Потому я и не могу без содрогания смотреть на групповые снимки, где людей не видно, а только десятки голов с открытыми глазами. Я сказал об этом Феликсу, он посмеялся, а потом вы встали отдельно, сбоку всей группы.
– Тогда еще не придумали крематории, при Тамерлане, – как бы вслух подумал Вальтер, а у Отто по коже будто скользкая холодная змея проползла – сын явно намекал на Адольфа Гитлера и на миллионы всех этих жертв – поляков, евреев, русских, да и самих немцев, кто не пошел за фюрером, а оказался в концлагерях…