усами взяли курс на восток, к берегам Новой Зеландии, используя хотя и не очень сильный, зато попутный западный пассат.
Отто и Фридрих сидели на баке, рядом со шпилем, изредка поглядывая в бинокль на идущую почти в кильватерной струе за ними «Викторию», осматривали не совсем еще утихшее после шторма Тасманово море. Чайки, проводив обе яхты, быстро догадались, что здесь большой поживы не будет, лучше лететь за пассажирским пароходом, который вышел следом за яхтами и тоже взял курс на восток.
– Увязался все-таки Гансик за «тремя китами», – тихо проговорил с раздражением Отто, опуская бинокль на колени, – «Виктория» по-прежнему держится на таком расстоянии, что невозможно распознать пассажиров в шляпах и в темных очках! Вот не думал, что у Иоганна Шрейбера племянничек окажется таким настырным! Будет теперь вертеться около нас, как та рыба-прилипала под брюхом у акулы в ожидании своей доли добычи. Горазды эти интендантишки на даровое угощение! Очень горазды! – Дункель сдержанно вздохнул, оглянулся на вахтенных моряков около шкотовых лебедок, увидел сосредоточенного Роберта за штурвалом – зыбь была крупной, и яхту то и дело сваливало с курса.
– Выходит, ждал Гансик своего звездного часа, – пошутил Фридрих, искоса поглядывая на большой белый пароход, который в миле левее довольно быстро обогнал яхты, попыхивая сизым дымом из голубой трубы. – Но никто, в том числе и этот Гансик, не знает своего будущего. Как и мы с тобой, фрегаттен-капитан, к сожалению. Оно скрыто за голубыми туманами, а туманы эти напускает на нас то Господь, то не менее всесильный Вельзевул, кому как из людей повезет…
– Что-то ты круто зафилософствовал, дружище Фридрих, – засмеялся Отто и хлопнул штурмана по круглому колену. – Мне плевать на эти туманы, да и на всех этих Гансиков тоже! Меня больше беспокоит другое! Почему за нами пустилась в погоню эта полицейская ищейка? Простое ли совпадение – эти пышные бакенбарды, или это и в самом деле инспектор Паркер решил увязаться за нами? Неужели что-то унюхал? А может, «раскрутил» нас с этим Набелем? Тогда почему не арестовал в Мельбурне? Дал возможность выйти в море, а теперь вцепился нам в загривок… – И даже зубами клацнул от досады, показывая, как инспектор вцепился в него зубами – только каленными клещами, словно однозвучное насекомое клеща, можно сорвать!
– Ну-у, это еще не мертвая хватка, мой фрегаттен-капитан. Пока что у нас с этим полицейским шансы равные – пятьдесят на пятьдесят! – отмахнулся рукой Кугель и перевел глаза на Карла, Вальтера и баронессу, которые стояли у поручней ходовой рубки. У них свой оживленный разговор. Марта то и дело заразительно смеялась, премило морщила носик, иногда бросала быстрые, вроде бы случайные взгляды в сторону бака яхты.
«Ого-го! – мысленно присвистнул Фридрих. – У юной баронессы, вижу, в этом районе нашего судна весьма устойчивый интерес. Устойчивый, как и этот пассат. Ах, Кугель, Кугель, если она и мечтает о чем-то, если и мечет свои очаровательные намагниченные взгляды по этому пеленгу, то не на тебя… Счастливчик Отто! Право слово, счастливчик! Ну и бог с ним, пусть повезет ему с этой молодой женщиной, он достоин ее внимания, а то и любви». – Вслух же сказал другое, отвечая на размышления фрегаттен-капитана, да собственно говоря, и сам на это надеялся:
– Может, отстанут где-нибудь около Новой Зеландии. Нам бы на несколько часов выйти в хорошую полосу тумана, а там шмыг в сторонку – и молись Всевышнему, Кельтман, потеряют наш след твои сторожевые собаки!
– Как же не мертвая хватка, – крутил свое Отто, – если никак не можем стряхнуть с хвоста! Правда твоя, попасть бы в полосу тумана, и я повторил бы маневр Волка Ларсена, который таким же способом ушел от преследования собственного братца Смерти Ларсена! Единственное, что меня пока успокаивает, так это надежда, что не Паркер, а кто-нибудь из таможенников, нанятых Кельтманом, сопровождает обе яхты, а заодно шпионит за нами после того, как Гансик наябедничал на нас о предполагаемом розыске сокровищ… – Он повернулся на складном стульчике, поднес бинокль к глазам. На баке «Виктории», в купальнике, расхаживала девица, придерживая рукой широкополую шляпу. Вскоре это ей надоело, она завязала ленту на подбородке, надела темные очки и опустилась в брезентовое кресло. Рядом с ней, как два Гераклова столба, высились англичанин и его супруга, тоже с книгами.
Отто неожиданно рассмеялся.
– Ты чего? Неужели твой любимый Посейдон шепнул что-то обнадеживающее? – Фридрих сграбастал в кулак рыжую бородку, словно ветром могло сорвать голову, и волны будут играть ею, как резиновым мячиком. – Дай-ка и я гляну в окуляры…
– Посмотри, около той девицы два каких Цербера на страже! Готов биться об заклад, понапрасному истечет слюной бравый боцман Томас, а стражу не одолеет и не перехитрит! У папаши в кармане наверняка лежит револьвер, полезет силой – пулю словит!
Фридрих взял у Дункеля бинокль, покрутил винт, настраивая резкость по своим глазам, потом с усмешкой сказал не о девице, а о мужчинах:
– Ага-а, наш дружище Ганс объявился! Его я и без перископа отлично узнаю! Уселся в кресло на юте, рядышком со своими попутчиками. – И с досадой добавил, с трудом удерживая объект наблюдения из-за двойной качки обеих яхт: – Ишь, Пинкертоны, понадевали черные очки и шляпы, словно и в самом деле тайные сыщики, боятся, чтобы мы не распознали их бандитские морды!
Действительно, Ганс Шрейбер и его спутники в белых костюмах, развалясь в плетеных креслах, с книгами в руках, то исчезали за ходовой рубкой «Виктории», то появлялись в поле зрения, когда корма яхты поднималась на очередной покатой волне.
Подошел боцман Майкл, а следом и разомлевший от спокойного плавания Карл. Вальтер и Марта по-прежнему стояли у фальшборта напротив ходовой рубки. То и дело поправляя раздуваемые ветром волосы, баронесса, не отрывая взгляда от холмистого моря, что-то говорила. Вальтер отвечал короткими фразами, изредка поднимал правую ладонь, словно шел по осеннему лесу и убирал липкую паутину.
«Не иначе, как о своей Амрите рассказывает, – с беспокойством подумалось Отто, который издали наблюдал за младшим сыном и явно взволнованной баронессой. И сам испытывал непонятное волнение в душе, не то жалость к сыну, не то нарождающуюся ревность от предчувствия возможного духовного сближения Вальтера и Марты… – Бедная Марта, тебе не пробить каменную грудь Вальтера, не достучаться до его сердца, хотя и можете сопереживать друг другу, понимать печаль сердец, одинаково раненых утратами… А мой сын заколдован прелестной индианкой похлеще, чем горгоной Медузой… – Вздохнул, и сам удивился неожиданному открытию в собственной душе – вздохнул без особой печали! – Эге-ге, Железный Дункель! А признайся-ка, дружище, не кривя совестью, что такое отношение Вальтера к очаровательной баронессе тебя устраивает гораздо больше, чем если бы они искренне привязались друг к другу… Вот так дела-а. Похоже, ты сам готов влюбиться в молодую баронессу! Не ожидал? Не-ет, никак не ожидал такого сюрприза сам от себя. Думал, что сердце умерло для больших чувств, а вышло…» – и от этого полупризнания самому себе давно забытое ощущение блаженной неги обволокло сердце.
Отто, даже не заметив того, повторил жест Вальтера, провел по лицу пальцами, потом легонько хлопнул себя по щеке, приводя в чувство. Улыбнулся старшему сыну, который по пути на бак вдоль леерного ограждения подергал крепко натянутые ванты, глянул вниз, любуясь, как острый форштевень режет светло-изумрудную гладь волн, отбрасывая пенистые усы по обе стороны.
– При такой погоде да при попутном пассате можно путешествовать и по всему земному шару, – погладив через рубаху грудь, мечтательно вздохнул Майкл: он уже понял, что этим летом около сенатора Дункеля сможет прилично подзаработать. Так почему бы и не продлить это приятное и весьма полезное совместное плавание?
– А доводилось? – живо спросил Карл, опускаясь на складной стульчик рядом с отцом. – Я бы не отказался крутнуться разок, на всю жизнь осталось бы впечатление.
– Вокруг шарика, увы, ходить пока не доводилось, – как бы с сожалением пожал плечами Горилла Майкл и ногтем поскреб щеку. – В Бомбее бывал, в Сингапуре бывал, до Гонконга поднимались не раз… А позапрошлым летом с любопытными господами из Франции ходили даже на остров Питкерн. Это очень далеко отсюда, около ста тридцатого меридиана. Удачно проскочили туда и обратно, ни разу не поштормило в полную силу, задевали нас только окраины где-то бушевавших штормов.
– Так это на нем ведь живут потомки моряков с мятежного корабля «Баунти»! – Вальтер живо ухватил боцмана за локоть: он и Марта присоединились к взрослым, чтобы принять участие в общем разговоре – когда с Мартой оставались наедине, беседа неизменно оборачивалась воспоминаниями об Эдгаре или об Амрите, и это становилось невыносимым для надорванных нервов Вальтера.
– Вот интересно! Неужели и в самом деле это тот остров… – Карл начал вспоминать давно прочитанное и виденное в каком-то кинофильме еще перед войной.
– Да, молодые господа, именно на нем мы побывали, – подтвердил с важным видом бывалого морехода боцман. – Мы были там как раз в то время, когда жители острова поднимали со дна моря якорь с корабля «Баунти». Они задумали водрузить его на площади Адамстауна. Так они назвали свой городок в одну улицу. – Майкл оглянулся за корму, словно хотел убедиться, что «Виктория» от них не отстала, добавил, возвращаясь к прерванному рассказу о легендарном острове. – На вид остров Питкерн довольно суров – отвесные скалы темно-коричневого цвета, две высокие горы, одна в центре острова, другая на севере. Живут люди тем, что выращивают или собирают в лесу готовое да ловят рыбу. Еще от туристов иногда им перепадает что-нибудь новенькое или интересное. Постоянно жить на острове довольно скучно, по нашим, конечно, привычкам к бесконечным перемещениям и к разным развлечениям…
Вальтер оживился, потер ладонь о ладонь, как будто порадовался за давно умерших людей.
– До них так и не добралось тогда скорое на расправу английское правительство! Я имею в виду, не добрались до Флетчера Крисчена, штурмана «Баунти», и до его команды. В тысяча семьсот девяностом году, – Вальтер начал рассказывать это для баронессы, которая слушала с большим интересом историю, о которой раньше ничего не знала, – убив капитана, который отличался изуверской жестокостью по отношению к морякам, мятежники поселились на острове Питкерн, прожив перед этим один год на Таити. – Не скрывая зависти к Майклу, который уже побывал на заветном для Вальтера острове, он обратился к отцу: – Хоть бы раз в жизни сходить туда, своими глазами увидеть землю, приютившую бесстрашных людей, бросивших вызов властям и самой природе!