.
– Клянусь священными водами Стикса – узнал! – Отто вспомнил теперь это лицо и с облегчением вздохнул, словно с души свалился огромный и непонятно как туда попавший камень. Почему-то подумалось, что преследование бывшего клоуна принесет ему гораздо меньше хлопот, как если бы ему на хвост действительно сели люди из мельбурнской полиции. «Это дилетант-самоучка, а те – профессионалы. От них вот так запросто не ускользнешь. Ну что же, актеришка, давай теперь посмотрим, чей сценарий написан более талантливой рукой». – И совсем по-домашнему, как у приятеля, спросил: – Как же ты здесь очутился, Рыжая Борода? Ты и твой братец Кельтман? Он мне напомнил мифического бога Таната, таким холодом от него веяло при встрече!
– В том повинна суровая жизнь, – философски заметил Штегман. – А здесь мы очутились, как и многие немцы, в ком оказалась не совсем арийская по вашим меркам и понятиям кровь… После фашистского переворота мой отец, женатый на еврейке, отказался от развода с ней и успел выехать в Австралию, забрав с собой и Вольфганга Кельтмана, рожденного мамой от первого брака. Я в то время был на гастролях в Гамбурге, там меня и арестовали, прямо в гримерной, перед выходом на сцену. Как выжил в концлагерях? Только Господу известно, да антифашистам, которые, как могли, спасали нас в тех отсеках земного ада… Мне сумели заменить куртку, на которой была нашита шестиугольная еврейская звезда, тем и спасли от пули в спину. Едва вышел из Бухенвальда, начал искать жену и троих ребятишек. Соседи сказали, что Розу замучили гестаповцы, почему-то решив, будто она шпионка, жена шпиона, который разъезжает по стране и собирает секретную информацию… Надо же до такой чуши додуматься и быть дураками набитыми, чтобы верить в собственную выдумку… – Штегман снова покрылся бледностью, стиснул зубы и минуту молчал, потупив глаза в серый асфальт, по которому сновали невесть откуда набежавшие мелкие муравьи. – А сыновья были разлучены и исчезли бесследно. Полицейский нашего участка вроде бы слышал, что их усыновили какие-то выходцы из Юго-Западной Африки. Поэтому я и выехал в Виндхук, через доверенных людей прощупал почти каждую семью переселенцев. Но, увы, пока безрезультатно. И к тому же я потратился до последней монеты. Потратил все, что удалось выручить за проданные в Берлине большой дом и мебель, потому как каждое слово информации, сами знаете, стоит очень недешево. Перед вашим отъездом в путешествие я получил известие, что у одного весьма влиятельного господина в Йоханнесбурге в семье два чужих приемных парня…
– Почему не обратился ко мне? Я бы через своих людей навел нужные сведения. – Отто был и сам удивлен таинственностью поиска, который вел бывший дворник из его дома, и при том так скрытно, что он даже ни о чем и не подозревал.
– Ворон ворону глаз не выклюет, господин сенатор! – несколько резковато ответил Штегман и покосился на Дункеля, словно проверяя, насколько искренне тот сказал о возможной своей помощи в розыске его пропавших детей. – Не простая семья их усыновила, наверняка какой-нибудь местный Крупп. Неужто он отдаст их теперь по доброй воле? И кому? Бывшему клоуну, полуеврею? Да они скорее закопают меня на глубину в половину земного шара! Не-ет, тут нужен иной ход, господин сенатор. Нужен громкий процесс. А для этого нужны большие деньги на адвокатов, на газетные статьи, на дополнительные сборы сведений! Я в отчаянии и готов стать африканским Робин Гудом! А вы отлично знаете, что Робин Гуд добывал деньги путями, не совсем честными с точки зрения юриспруденции, но вполне оправдываемые с точки зрения моральной… Потому-то я здесь, около вас, герр Дункель. И не без основания рассчитываю на солидную компенсацию со стороны одного из виновников моей семейной трагедии.
– Вот как? – Отто от такого оборота дела даже отодвинулся на скамье от собеседника. Чтобы сдержаться от вспыхнувшего желания тут же пустить в ход кулаки, закинул руки за спину. – Ну и…
– Ну и… надеюсь, как и инспектор Паркер, на ваше благоразумие, – ехидно скривил губы Виктор Штегман, вновь покосился на сенатора, который в эту минуту очень мало походил на безмятежного ангела и от него можно было ожидать что угодно, вплоть до кинжала под ребро…
– Ты сказал «как и инспектор Паркер»? – не поверил своим ушам Отто и вскинул глаза на порт, отыскивая ненавистную яхту. – Неужели и он на «Виктории»? Не может быть!
– Отчего же, герр Дункель, – съехидничал Штегман, наслаждаясь произведенным на Дункеля эффектом от упоминания имени полицейского инспектора. – А вы решили, что удачно одурачили и обвели вокруг пальца эту тертую полицейскую собаку? Не-ет, он далеко не так прост, как выглядит внешне, у него нюх на золото развит очень прекрасно!
«Вот тебе и полная картинка!» – чертыхнулся в душе Отто. После сообщения Майкла о том, что одного из пассажиров на «Виктории» зовут «господином инспектором», у него еще теплилась какая-то надежда на ошибку, а теперь…
– Неужели инспектор Паркер тоже дал вовлечь себя в водоворот алчности? Он сбежал с вами от службы? – без всякого притворства удивился Дункель. – Как же это ему позволили?
– Отнюдь! – Штегман качнул головой, давая понять, что сенатор ошибается. – Просто он, как и ваш штурман Кугель, взял отпуск на пару месяцев по семейным обстоятельствам. Но и теперь он считает себя при служебных делах… Но это будет зависеть от того, как вы себя поведете, герр Дункель. Вот его письменное уведомление лично к вам. – Он вынул из грудного кармана вчетверо сложенный лист, на котором знакомым убористым подчерком было написано следующее послание: «Господин сенатор! Настоятельно рекомендую принять предложение господина Штегмана! У меня до сих пор на пленке и в ушах звучит ваш разговор с Кугелем: “Будем и этого (вы имели в виду Ганса Шрейбера, не так ли?) швырять за борт вместе со шваброй?” И не вы ли грозили устроить Шрейберу похуже, чем бог Гермес устроил с одним стариком из Беотии? Соглашайтесь, уважаемый господин сенатор, иначе я эту пленку с вашими разговорами прокручу в полицейских комиссариатах Мельбурна и Претории, а это значит – крах карьеры и судебный процесс. Лучше нам сообща добыть то, что хранится в известном вам месте. С надеждой на ваше благоразумие, готовый к услугам инспектор Паркер».
Отто в сердцах скомкал письмо и едва не швырнул его в урну справа от просторной скамьи под пальмой, но спохватился, сунул его в боковой карман пиджака.
– Та-ак, – с трудом переведя дух, выговорил он и в упор глянул в настороженные глаза бывшего дворника. – Обложили меня, словно волка в лесу, обложили флажками и собачьей сворой… И что же вы хотите, герр Тюрмахер, то есть, герр Штегман? Вступить в пай на те сокровища, которые я получил в наследство от своего деда?
Штегман с сомнением на лице поджал губы, ответил:
– Насчет наследства, герр Дуккель, тут вопрос весьма спорный. Оно, это наследство, еще не в сейфах и не на счетах в банке, а всего-навсего в водах другой страны. И даже не в нейтральных водах, а где-то близко от берега чужой для нас земли. Ну а насчет пая – тут вы правы. Все, что отыщется, делим на восемь равных частей – вас четверо с Кугелем и сыновьями, и нас четверо – я с братом Вольфгангом, Шрейбер и Паркер. Экипажи, естественно, не в счет. Каждый из моряков получит то, что мы сочтем нужным дать, как вознаграждение за молчание. Согласны? Если не согласитесь – пеняйте на себя, на свою недальновидность, герр Дункель… Как только вы из туриста превратитесь в морского грабителя в водах Австралии, я по рации вызову гидроавиацию или патрульное судно. Вольфганг посадил на постоянное дежурство у приемника служащего мельбурнской таможни. Вам, герр Дункель, не удастся втихую прикончить нас, как это вы сделали с Людвигом Набелем… Нас достаточно много и мы знаем, с кем имеем дело.
– Не догадывался я, какая змея пригрелась в моем доме, а жаль, – не сдержался и зло процедил сквозь зубы Отто. Всё! Срывается такое предприятие! Лежать двум с лишком десяткам миллионам фунтов стерлингов на дне, под надежной охраной Посейдона! А ему, Дункелю, грозит неминуемый финансовый крах под прессом безжалостной конкуренции, которую ему не выдержать без этих миллионов! «Попробую пойти в ложную торпедную атаку! Посмотрю, в какую сторону вильнет на этот раз недобитый клоун». – Он напустил на себя беспечный вид, показывая, что ни в какой мере не озабочен угрозой разоблачения. – Неужели вы думаете, что я не смогу уйти от вас? С моим опытом это ничего не стоит, и я это доказал еще раз при встрече с пиратами около острова Кинга! Что-то вы обделались со страху, когда шлюпки бандитов пошли в бухту, готовы были все бросить и бултыхнуться за борт, спасаясь в воду… А тут вон как расхрабрились. Как только явится возможность, тут мы и распрощаемся с вами! Море я знаю и чувствую не хуже, чем Волк Ларсен!
– Разумеется, герр Дункель, – усмехнулся Виктор Штегман и развел руками, как бы не имея что возразить. – Я отлично понимаю, с кем мы вступаем в соревнование на хитрость, ценю ваш боевой опыт и склонность к риску. Этого у вас не отнять. – От Штегмана исходило зловещее спокойствие, и это бесило Дункеля больше, чем если бы он кричал сейчас и топал ногами, угрожая позвать полицию. – Только знайте, что за капитана на яхте один из лучших гонщиков Мельбурна, то же профессионал своего дела, если можно так выразиться. И при том у нашей яхты ход на два узла быстрее. Экипаж на «Изабелле» проинструктирован в случае чего вам не подчиняться и пришвартовать яхту к борту «Виктории». И рация у Майкла работает на той же волне, что и в Мельбурне у Кельтмана…
Отто не дослушал – вот тот капкан, который расставили пройдохи Шрейберы и Кельтманы с помощью своего братца-клоуна! И он, Железный Дункель, влетел в этот капкан на самом полном ходу, запутав винты в противолодочных сетях! Но сдаваться рано, надо искать спасительный выход. Он должен быть, непременно есть, только надо найти! И Отто начал усиленно его искать, как опытный геолог по сопутствующим породам ищет золотоносную жилу. Сначала было желание встать и уйти молча, но неожиданное любопытство остановило, и он спросил, с интересом вглядываясь в лицо Штегмана, который молчал и с прищуренными глазами следил за Дункелем: