– Пока нет… Что-то случилось на берегу? Я имею в виду Карла и Вальтера? Такими с прогулки не возвращаются? Может, стычка какая произошла с местной полицией?
Отто закурил сигару, сделал глубокую затяжку. Озабоченно пожал плечами, как бы затрудняясь ответить сразу, а главное, сказать истинную правду, хотя Кугелю доверял полностью.
– Да-а, дружище Фридрих, влетели мы с тобой в противолодочные сети, весьма крепко влетели!
– Кто же их успел здесь нам расставить? – Удивлению Кугеля не было границы. – Ведь «Виктория» вошла сюда позже нас! Или заранее по рации упредили о нашем прибытии?
– Местные власти тут не замешаны, хоть в этом отношении нам пока везет… На берегу я видел «Меченого». И представь себе, кто бы это мог оказаться? Читай послание наших мателотов, и тебе все станет ясно как божий день! – Отто протянул Фридриху скомканное письмо инспектора Паркера, потом подробно, от запаха духов и до убийственного взгляда в спину, пересказал разговор по душам с Вилли Тюрмахером, вернее, с братцем Кельтмана Виктором Штегманом.
Фридрих, вернув письмо, внимательно выслушал фрегаттен-капитана, крякнул и с таким остервенением подергал себя за рыжую бороду, что большая голова закачалась туда-сюда, как плавучая мина на волнах. Мрачно посмотрел на берег, перевел взгляд на соседнюю яхту и с безнадежностью махнул рукой, как бы прощаясь с радужными, но несбыточными теперь надеждами на счастливое будущее.
– Вот так цирк устроил нам этот клоун Рыжая Борода! Гореть бы ему в аду рыжим пламенем! Что делать будем? Ложимся на обратный курс… в роковые лапы мельбурнской полиции? Бр-р, не очень хочется, честно говоря. Доказать убийство Набеля не докажут, моряки не отрекутся от своих показаний, не такие они дураки, но нервы покрутят нам вдоволь. Да и тень падет на твою сенаторскую светлую мантию, не скоро отмоешься от подозрений. Да и мне не плавать больше штурманом на пароходах нашей компании… Надо что-то такое придумать, чтобы у того Тюрмахера, или как он теперь называется, глаза полезли на лоб от неожиданности!
Отто, не спуская полыхающего злостью взгляда с «Виктории» – на палубе появились в легких спортивных костюмах Ганс Шрейбер и инспектор Паркер, теперь без защитных очков! – угрюмо мотнул головой, словно испанский бык на арене перед нападением на бесстрашного матадора… «Ну что же, господа милые! Бой так бой! В бою все средства хороши! Вы используете подлость против меня и моих детей, так и от меня не рождественского подарка ждите!»
– Ишь, полицейская ищейка! Бинокль навел на нас! Так и хочется проявить мальчишеское озорство и показать ему кукиш, пусть разглядывает в свое удовольствие! – Отто демонстративно отвернулся от инспектора Паркера, спиной сел к противникам. Сказал то, о чем решил после столь мучительных раздумий: – Нет резона нам, Фридрих, возвращаться на базу с полным боекомплектом! Клянусь священными водами Стикса, Черный Волк не потерял еще всех клыков!.. А решил я сделать такой сюрпризик, от которого у Штегмана не только глаза полезут на лоб… Приготовь акваланг, Фридрих, а как стемнеет, начнем действовать!
Кугель наклонил голову, пытаясь по глазам Дункеля определить, что именно тот задумал, но кроме угрюмой ненависти ничего в тех глазах не просматривалось. «Скала норвежского фиорда и та не столь таинственна в своих замыслах, чем мой фрегаттен-капитан! Холодный и непроницаемый… Но если что задумал – сделает! Только одно меня беспокоит – воротимся мы домой из этой неожиданной одиссеи, или сожрут нас здешние вечно голодные морские крабы…»
– Приготовлю, – только и ответил Фридрих, решив не высказывать Дункелю свои сомнения: однажды доверившись, нечего вилять лисьим хвостом.
– Где этот Горилла Майкл запропал! Не удивлюсь, если он сейчас получает последние наставления перед походом от пройдохи Штегмана!
Боцман Майкл и рулевой Клаус приехали на машине через полчаса после прихода Карла и Вальтера с баронессой на яхту. Веселый, довольный удачно проведенной операцией по закупке продуктов, Майкл бодрым голосом доложил Дункелю, не замечая сам того, что стоит перед сенатором в положении «смирно».
– Все закупил, как вы приказали, господин сенатор! И вот, сэкономил почти пятнадцать фунтов… – Боцман протянул деньги.
Отто радушно – куда только и девалось недавнее раздражение и злость! – отступил от боцмана на шаг, замахал руками и со смехом воскликнул:
– Молодец, Майкл! Сумел сэкономить без вреда команде и нам, значит, это твои честно заработанные деньги, и я не в праве их у тебя забирать назад! Возьми себе без всяких сомнений.
Майкл несколько раз, будто недоумевая, подергал густыми бровями, чуть приметно улыбнулся и не стал противиться такому решению – деньги не малые, но, если господину сенатору так угодно поступить, он оставит их у себя, жена найдет им достойное применение…
– Вот и отлично, Майкл! – Отто решил окончательно «торпедировать» доверенного человека Кельтмана, заткнуть и закрыть «глаза и уши» владельца яхт, чтобы он не имел больше с «Изабеллы» никакой информации. – Вот тебе еще пятьсот фунтов стерлингов. Как только разгрузишь машину, иди на телеграф и отправь эти деньги домой. Кто знает, сколько недель мы проплаваем, а детишек надо кормить и одевать. Когда благополучно возвратимся в Мельбурн, обещаю всему экипажу приличное вознаграждение.
Майкла вдруг всего перекривило, но не гримасой удивления, а от острой боли, которая так неожиданно резанула по сердцу. Он сменился в лице, раскрыл рот, пытаясь что-то сказать шутливое, но не смог, зато глаза увлажнились от горячей волны признательности… Отто великолепно прочитал эту гамму чувств на облике моряка, добродушно улыбнулся и похлопал Майкла по плечу:
– Да-да, дружище, можешь мне поверить, твои детишки будут ходить в школу, а жена перестанет считать жалкую мелочь в кошельке!
Отто говорил с такой увлеченностью, что и сам невольно поддался нахлынувшему желанию творить людям добро, напрочь забыв, зачем он вышел в море!
Майкл, как бы всплывая на поверхность после столь неожиданного погружения в холодную глубину океана, медленно поднял на Дункеля почти по-собачьи преданные глаза – не смеется ли господин сенатор над бедным моряком? Ему и не снилось отправить ребятишек в школу, тем более девочек! Тут и одного старшего сына отдал в работу в неполные пятнадцать лет, уже ходит юнгой на каботажнике до Веллингтона и обратно. А сам Майкл десять лет не может накопить денег на крохотный собственный домишко где-нибудь на окраине города. Все, что он зарабатывает на яхте, уходит на питание и на скромную одежду себе и детям. И вдруг – такое богатство…
– Возможно ли, господин сенатор… Я еще ничем не заслужил такого вознаграждения! – Майкл прятал трясущиеся от радости руки за спину, не решаясь протянуть их и взять огромную сумму у чудаковатого, ей-ей, господина Дункеля. Тем более, всего несколько минут у магазина его встретил господин Штегман и от имени Вольфганга строго предупредил внимательно доглядывать и предупреждать о всех маневрах, которые будет делать Дункель на своей яхте, чтобы уйти от преследования его «Викторией». И тем более, если удастся услышать в его разговоре с детьми или со штурманом что-нибудь «этакое важное…» Короче, хозяин Кельтман приказывал боцману шпионить и доносить о временных владельцах «Изабеллы».
– Ну как же, Майкл! Половину пути мы уже осилили! – серьезно пояснил Отто. – И что для меня эти пятьсот фунтов, когда я отдал столько ради отдыха детей? А размер твоего годового жалованья в сто двадцать фунтов стерлингов я отлично знаю! К тому же мы коллеги по профессии, моряки. Я ведь и сам почти всю жизнь на море, среди этих плавающих мин вожу свой корабль судьбы. Бери, Майкл! И не терзай душу пустяковыми сомнениями… Наш путь не окончен, впереди могут быть всякие непредвиденные обстоятельства, и нам с тобой без полного доверия друг к другу нелегко будет выкарабкаться из хищных лап морского дьявола… если таковой водится там, куда я намерен заглянуть.
Боцман повлажневшими пальцами принял деньги, словно боялся обжечься о новенькие банкноты, оглянулся – не видит ли кто из команды? – рулевой Клаус Кинкель стоял у машины спиной к яхте, снимал ящик, остальные рядом толкались и шутили между собой – спрятал в карман просторных брюк.
– Благодарствую, господин сенатор, от всей семьи поклон вам земной… И готов зам служить верно… – Майкл запнулся на полуфразе, но Дункель не стал его подталкивать к немедленному откровенному разговору, решив, что моряк должен сам «дозреть» и сообщить, какое задание получил от Кельтмана…
Возвратившись из города незадолго до наступления вечерних сумерек, Майкл показал корешок почтового перевода на отправленные в Мельбурн деньги, помялся, ломая в душе последнее, должно быть, препятствие в виде сомнения в собственной честности, внимательно осмотрелся, нет ли рядом кого из моряков, чтобы не подслушали его откровений, доверительно начал разговор:
– Не знаю, господин сенатор, наверно, это злой на вас наговор… Хозяин яхты строго-настрого приказал мне сообщать по радии, что вы намереваетесь делать и каким курсом и куда идти. Будто вы задались целью отыскать какие-то огромные сокровища. И если найдете, то я должен немедленно сообщить ему об этом, указав точные координаты. – Сказал, а лицо словно у висельника, которому уже и петлю накинули на голову, только и осталось, что выбить из-под ног ненадежную опору…
Отто Дункелъ засмеялся, непринужденно тронул боцмана за локоть, принял начатый разговор по душам, а глазами продолжал следить за моряками, которые уставшей походкой направились в трюм яхты умыться и приготовиться к ужину.
– И представь себе такую ситуацию, Майкл! Мы действительно находим эти самые сокровища, поднимаем их на борт яхты, садимся у горы золота и честно делим на всех. На твою долю приходится, скажем, этак тысяч на пятьдесят фунтов стерлингов…
– Ох ты-ы, дьявол меня забери! – Майкл не сумел сдержать вырвавшегося удивления, вытаращил на сенатора глаза, словно не веря в реальность такого чуда. – Я простой моряк, но что такое пятьдесят тысяч – хорошо себе представляю… И что же тогда, господин сенатор, мы делим это золото…