Из своей каюты выбежал Вальтер и вместе со старшим братом встал около баронессы, словно ей одной угрожала опасность быть похищенной. На «Виктории» послышались запоздалые команды, моряки потравили шкоты, чтобы паруса не брали ветра, рулевой завертел штурвал, и яхта, развернувшись носом тоже против ветра, теряя ход, блестящим от влаги носом встречала накатывающиеся волны.
Не дав «Изабелле» совсем остановиться, Отто скомандовал лечь на правый галс и снова идти бейдевиндом, придерживаясь направления на далекую Тасманию. Штегман незамедлительно поспешил повторить этот маневр, не пытаясь теперь обгонять преследуемую им яхту. Когда первый шок улетучился, Отто и Фридрих, а вместе с ними и остальные пассажиры и моряки от души посмеялись над выходкой Роберта, и только боцман, подняв с палубы топор, этим страшным оружием погрозил не в меру шутливому рулевому.
– Еще раз так позубоскалишь – попорчу я твою божественную красоту, Аполлончик! Так основательно попорчу, что и горбатая старуха на тебя не позарится, не то, чтобы вице-губернаторская племянница, или кто там она ему… Понял?
– Понял, сэ-эр боцман! – с прежней озорной ухмылкой ответил Роберт, невозмутимо поглядывая на компас. – Понял и буду рад той беззубой старухе, которую ты мне сам сосватаешь! И на свадьбу приглашу непременно, однако с условием, что первая брачная ночь будет принадлежать тебе, мой глубокочтимый сеньор!
Матросы разразились дружным хохотом, а за рулевого вступился сенатор Дункель:
– Не ворчи на него, Майкл! Отличная шутка получилась. На «Виктории» до сих пор, посмотри, не могут опомниться! Видишь, бедняга Штегман суетится около ходовой рубки, выговаривает своим матросам.
– А полицейская ищейка Паркер даже совершил сальто со стульчика, так резко вскочил, убоявшись столкновения с нами! Он признался мне как-то в разговоре, что страх боится морской глубины и не умеет толком плавать. Вот только баронессу мы немного растревожили, дружище Роберт, пойду извинюсь от имени всех мужчин нашего крейсера! – Отто мягкой походкой прошел к мачте, склонился над Мартой, которая, застенчиво улыбаясь, глазами молча благодарила младших Дункелей за готовность постоять в драке за ее честь…
– Я не сержусь на Роберта, честное слово… Хотя в первый миг мне и в самом деле показалось, что наши соседи не в своем уме и летят на «Изабеллу» с дурными намерениями, как та пиратская шхуна у острова Кинга… Благодарю вас, Карл и Вальтер. Я не сомневалась в вашем рыцарстве прежде, а теперь и вовсе… Фу-у, как хорошо, что это всего-навсего безобидная шутка. – Похоже, что только теперь у баронессы окончательно растаял страх возможной дикой резни, какая бывает при абордажных схватках на море…
– Прямо по курсу виден встречный пароход! – Роберт вновь отвлек всех от собственных забот, напоминая, что в море они не одни со своими навязчивыми и нахальными спутниками. Пассажиры, забыв теперь окончательно про несостоявшийся «абордаж», взяли бинокли и принялись рассматривать показавшийся на виду пароход.
Примерно через час или чуть больше они разошлись встречными курсами с австралийским сухогрузом, который спешил в сторону Новой Зеландии. Моряки с высокой надстройки махали шляпами, приветствуя отчаянных путешественников: по сравнению даже со средним пароходом яхты в этом бескрайнем водном просторе выглядели детскими игрушками, не более…
– Зер гут! Я так и предполагал, что нам кто-нибудь да попадется за этот день навстречу, – негромко сказал Отто. Они с Фридрихом оставили детей и баронессу у мачты, а сами уселись на баке подымить сигарами. Фридрих не понял причину такой радости – мало ли кто мог им встретиться! Его взгляд был довольно красноречив, но фрегаттен-капитан ответил не по существу немого вопроса, а несколько отвлеченно:
– Наша жизнь – как непрерываемая шахматная партия с крупной ставкой по промежуточным результатам игры, дружище Фридрих! Всех возможных комбинаций даже чемпионы мира предугадать не могли, иначе самый первый из них был бы и поныне чемпионом… Но… но кое-что надо все же предвидеть. Хотя бы на два-три хода вперед.
– И какой же ты ход предвидишь в этой партии, которую играешь сегодня со Штегманом? Чем может тебе помочь каботажник, который так немилосердно дымит своими старыми трубами? Если все произойдет по нашему плану, так нас же и спросят в полиции досужие комиссары, а куда запропастилась вторая яхта? Вы шли все время рядышком, сами вернулись, а почему она не пришла в порт? – Кугель без признаний сенатора так и не мог расшифровать пока что мыслей фрегаттен-капитана. – Ну-ка, скажи, что мы им ответим? Налетела на айсберг, как несчастный «Титаник»? А нам опять каверзный вопросик – а почему это ваша яхта не налетела? И почему никого из команды вам не удалось спасти? Или не собирались спасать вообще? Знаешь, Отто, у меня виски ломит от этих проклятых вопросов.
Отто, покосившись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, съехидничал, не догадываясь, что его слова окончательно потрясут душу верного друга:
– Вытряси из головы всякие вопросики, мой дружище! Потому как вообще некому будет отвечать занудистым комиссарам на всякие глупые расспросы… Просто некому – и все!
– Ка-ак? – Фридрих даже головой тряхнул от неожиданности. – И нас не останется? – Выражение лица у него стало такое, словно дюжина чертей уже подхватила его под руки и под ноги и с диким хохотом потащила к раскаленному котлу с кипящей смолой, возле которого стоит суровый и беспощадный Вельзевул…
Отто согнал со своего лица зловещую отчужденность, успокоил, но опять же не до конца раскрывая перед другом свои замыслы:
– Ну что ты, Фридрих! Мы будем жить, непременно и долго! Но для Кельтмана и его австралийских полицейских ищеек мы просто перестанем существовать! И он даже не подумает устраивать поиски пропавшей «Изабеллы»… Как и «Виктории», между прочим. Вот в чем мои секреты от Штегмана и хорошо продуманные шаги по шахматной доске! Эта партия будет за нами! А она ведь решающая во всей нашей игре против настырного клоуна! И против несчастного инспекторишки Паркера! Дурак он. Не захотел быть с нами, соблазнился на посулы Кельтмана! Ведь я давал ему отличный шанс выйти в приличные люди, но он предпочел предать меня так подло… Так пусть на том свете не проклинает меня, когда встретимся этак лет через сорок, не ранее!
Фридрих – в который уже раз! – содрогнулся. Ему снова стало не по себе от этих зловещих слов Железного Дункеля, который так сильно изменился за эти несколько лет, в течении которых они не виделись. Кугель мысленно чертыхнулся, хотел было принудить Дункеля раскрыть перед ним карты полностью, но потом передумал и махнул рукой – если не хочет говорить, то и не скажет, пока не придет время действовать, а не болтать языками…
До вечерних сумерек продолжали идти переменными галсами, придерживаясь западного направления. Отужинали. Отто распорядился команде отдыхать, причем в полном составе.
– А на штурвал кто встанет? Ведь яхта сама не пойдет без рулевого, господин сенатор? – Майкл пошутил, хотя за день изрядно притомился, занимаясь сколачиванием плота. Теперь этот массивный «дредноут», прикрепленный на растяжках шлюпбалки, неподвижно лежал на корме – можно спускать его на воду и проверять на устойчивость в условиях морской качки…
– В ходовой рубке одну смену постоит Карл, потом его подменит Вальтер. На шкотовых лебедках в одну смену с Карлом поставь китайца, он плотом не занимался и не так устал. Если надо будет, я и сам ему помогу, или Фридрих подменит… А вы отдыхайте, накувыркались за день с бревнами.
Майкл не стал спорить – спать так спать! Если господам захотелось побывать в роли моряков – это их личное дело. «С жиру любая блажь в голову полезет, – подумал боцман, стараясь, чтобы сенатор по глазам не прочитал его пренебрежительного “высказывания” в адрес пассажиров. – Можешь и красавицу баронессу к шкотовым лебедкам определить… Да-а, великая вещь – денежки, особенно когда они водятся не мелкой мойвой, а солидными тунцами, не говоря уже о голубых акулах и полосатых китах… Ну а мне хотя бы и мойвы наловить этим летом побольше, как обещал сенатор-немец». – Выкурив с такими рассуждениями сигарету, Майкл ушел в свою маленькую каюту за ходовой рубкой над машинным отделением. Механик Степан Чагрин еще раз осмотрел трюмные отсеки, не накопилась ли там между шпангоутами вода. Трюм был сух, и Степан тоже отправился спать – пока яхта идет под парусами, у него забот не так много.
– Карл, поглядывай хорошенько за морем по курсу яхты, чтобы вовремя делать повороты. На одном галсе мы идем тридцать минут, после чего будем менять галс на другой. Мы с Фридрихом соберем и упакуем на плоту аварийный запас воды, продовольствия. – Отто повернулся озабоченным лицом к штурману. – Фридрих, где у нас запасной компас и ракетница? Не помнишь? Без этого и плот не нужен: не далеко с него увидишь в открытом море!
– В моей каюте, фрегаттен-капитан. – Купель отвечал на вопросы, делал, что приказывал Отто, но не мог до конца уяснить, ну для чего ему понадобился этот дурацкий неуклюжий плот? Неужели и в самом деле намерен на нем отправляться в разведку незнакомых мест у диких островов? Руки надорвешь, пока веслами или шестами будешь отталкиваться от дна моря… до которого не одна миля!
– Зер гут, – буркнул Отто, словно забыв и про компас и про ракетницу. – Чжоу, отправляйся к шкотовой лебедке. Можешь прилечь на теплую палубу и отдыхать. Когда Карл будет делать поворот на новый курс, он окликнет тебя, даже если и заснешь.
– Осень холосо, хосяин, – прошипел китаец, сложился мало что не пополам и живо ушел вперед, сел на палубу впереди рубки, охватил поднятые к груди колени руками и слозно замер, раскачиваясь вместе с палубой.
«Бронзовая статуя Будды, а не человек, – усмехнулся Отто. – Иной раз кажется, что и мыслишек-то в этой обезьяньей голове никаких не появляется… Надо же! Ведь именно этот народец когда-то развивал науку, культуру, говорят, первым изобрел порох. Даже не верится. Вот наши предки – римляне – те могли бы изобрести пор