ох, да что-то подзамешкалась. – Отто отвел взгляд от неподвижного моряка с косичкой на затылке – ну не чудачество ли? Будто женщина с косичкой ходит!»
– Идем, Фридрих, покопошимся, пока не совсем стемнело. Так ты говоришь, навигационные припасы у тебя…
От рубки его неожиданно окликнул Карл:
– Если не мерещится, то нам навстречу еще кто-то пыхтит по волнам! Во-он, прямо по курсу дымок показался над горизонтом. Да не только дымок, а и верхние надстройки различимы смутно. – Последние слова Карл добавил, присмотревшись повнимательнее в сильный морской бинокль. – Скоро сойдемся на контркурсах!
Отто вскинул руку с часами – без четверти десять! Глянул на запад – впереди яхты медленно вырастал из-под воды остов встречного пассажирского парохода. Через полчаса можно было рассмотреть капитанский мостик, тоненькую паутину мачты, зато хорошо виден дымный шлейф – идет на угле, потому и коптит нещадно. Ходовых огней и клотикового фонаря пока за дальностью не различить, да и солнце, почти касаясь горизонта, нестерпимо слепит глаза…
– Проклятье! Клянусь священными водами Стикса его-то я никак не просил выползать нам навстречу! – Отто ворчал зло, хотя и сдерживал клокочущий голос, чтобы китаец не расслышал и не удивился, почему это хозяин яхты вдруг так занервничал? – И курса надолго менять никак нельзя – этот недожаренный в крематории клоун тут же отстучит радиограмму братцу, что мы уклонились от встречи с пароходом, а может, и передумали возвращаться в Мельбурн! Ну-у, будь что будет! Может и успеем разойтись на приличное расстояние. Идем, Фридрих, в твою каюту. Надо вынести все, что нам нужно для последнего шахматного хода и что так важно для будущего приговора со стороны полицейских комиссаров…
Предварительно убедившись, что Вальтер спал или лежал неподвижно с выключенным светом – у баронессы свет горел, видно было через отверстие в замке, – Отто вошел в каюту Кугеля, пропустив сначала в помещение своего друга.
– Бери вторую мину. И вот этот моток провода. Думаю, что полкабельтова длины будет достаточно. Да, не забудь электродинамо… – И на недоуменный взгляд Фридриха засмеялся потихоньку: – Как зачем? Присветим Штегману как следует! Ночь вон какая темная! С востока облачность надвигается. – Осмотрев вещи, спросил: – Унесем вдвоем? Нет, не в руках! Сложи крупные вещи в чемодан, а это я сам возьму, в брезентовом мешке. И китаец не должен видеть лишнего. У него хоть и узкие прорези, да все видит! Ты чего замер, а?
– Вторую мину зачем? А-а, – Фридрих решил, что Отто все же не совсем доверяет той мине, которую он укрепил на гребном валу под днищем «Виктории», и хочет подсунуть вторую на плоту, пользуясь беспросветной темнотой. «Он прав, этот вездесущий Железный Дункель. От тряски гребного винта мина могла слететь с выходного кожуха вала. Или с часовым механизмом может что-нибудь случиться, что стрелки не замкнут электроцепь… А так получится надежнее. Только почему берет провода всего на полкабельтова? “Виктория” не подойдет к нам ночью так близко. Штегман побоится неожиданного маневра и удара форштевнем им в борт… Ну и голова у моего фрегаттен-капитана, он задумал что-то другое, о чем я никак не могу догадаться!»
– Давай Карла позовем. Пусть поможет, – предложил Фридрих, поднимая тяжелый чемодан и не менее тяжелый брезентовый мешок. Отто взял два мотка провода – на месте они соединят их и будет нужная длина.
– Сами управимся, – категорически ответил Отто, решив не впутывать в такие бесчеловечные дела своих детей. – Вальтер, похоже, совсем сломался, так хоть Карл, пребывая в неведении о наших взрослых разборках, не будет мучиться всякими там угрызениями совести. Понесли. Ох ты, дьявол! Да тут пора звать на помощь самого Полифема, сына морского царя Посейдона! Ну-у, мой милый дворник, клоун и он же искатель чужих сокровищ! Пожалеешь ты, что заставил меня ломать спину под такой тяжестью, ох и пожалеешь!
«Так и есть! Он не питает стопроцентной уверенности, что первая мина сработает безотказно, – утвердился в своей догадке Фридрих и теперь старательно выполнял все, что приказывал фрегаттен-капитан: перетащил на плот чемодан, оставил в нем мину и подключил один конец электропровода, к первому мотку надежно присоединил второй, который тоже вынули из мешка и положили на корме, около шлюпбалки. Отто потянул на себя шлюпочные тали, проверил, надежно ли они одеты на четыре скобы по углам плота.
– Будем поднимать? – спросил Фридрих, но Дункель отрицательно мотнул головой, давая знать, что еще рано делать это.
– Возьми с рубки оба спасательных круга, положи на плот. Теперь навали досок, обрезки брусьев, в общем, весь этот оставшийся строительный хлам, пусть его будет как можно больше на волнах… Да-а, – спохватился Отто и хлопнул себя ладонью по лбу. – Черт меня побери! Чуть не позабыл. Достань из такелажной канистру с бензином. Если уж светить нашему несравненному другу, то так, чтобы далеко было видно! Смекнул?
«Надо же! И этого не упустил Железный Дункель! – с невольным восхищением и со страхом одновременно подумал Фридрих, не зная, восторгаться ему или бояться такого друга. – Если мина не разворотит нос «Виктории», то взорвавшаяся канистра окатит яхту бензином и она загорится, как сухая пакля! Тогда действительно будет видно далеко. Ну, Штегман, я и ломаного гроша теперь не поставлю за твою жизнь! Действительно, лучше бы тебе было сидеть в Виндхуке, подметать двор и спокойно спасать свою душу от всяческих соблазнов, не гоняться за мерцающими отблесками соблазнительных, к тому же чужих сокровищ!» – О том, что на обреченной яхте кроме врагов были еще и невинные люди, думать не хотелось – на войне гибнут, увы, не только солдаты!
Фридрих принес и поставил двадцатилитровую канистру на плот, прикрутил ее проволокой. Отто между тем смотрел, далеко ли встречный пароход – увы, виден, и уже хорошо различимы ходовые огни – красный и зеленый по бортам и белый на клотике мачты. До парохода было не более двух миль. Отто для контроля в который раз глянул на часы – еще тридцать минут! Как только суда разойдутся, можно будет начинать молитву во спасение невинных душ… Душ, но не греховных тел!
– Смотри-ка! На «Виктории» что-то сигналят встречным мореплавателям! – пошутил Отто, оглянувшись за корму, – с ходовой рубки световой морзянкой радист сообщал, что идут две яхты, приписанные к Мельбурну, идут курсом на Хобарт. Едва потух фонарь, Отто приглушенно засмеялся, с какой-то укоризной проговорил себе что-то под нос.
– Ты чего? – не понял Фридрих.
– Перестраховался Штегман. У нас на глазах передал информацию, чтобы капитан знал и при случае мог бы сообщить это Кельтману, вернее, мельбурнским полицейским комиссарам. Ах, клоун, клоун! Неужели ты и в самом деле не понял, с кем имеешь дело? Неужели случай с пиратской «Медузой» так и не научил тебя ничему, что думаешь, будто меня можно остановить такими детскими приемчиками?
Осветили друг друга прожекторами. На «Адмирале Нельсоне» тоже сумели, наверное, прочитать название яхты, матрос с левого крыла ходового мостика просигналил «Счастливого плавания», потом осветил «Викторию» и, чуть раскачиваясь килевой качкой с кормы на нос, пароход ушел за корму в темноту ночи, продолжая светить над собой клотиковым фонарем и задними гакабортными огнями.
– Ну… с богом, дружище! – прошептал Отто, взялся за ручку лебедки на шлюпбалке, медленно выбрал слабину, прошептал Фридриху: – Помоги, одному тяжеловато, черт бы боднул рогами нашего боцмана, соорудил действительно дредноут с бронированным корпусом! По крайней мере, по весу такое впечатление!
Фридрих всей тяжестью налег вместе с ним на ручку – плот был действительно тяжелым, но они сумели оторвать его от палубы, пронесли над гакабортом, и он повис над темной взволнованной водой.
– Заведи его всего за корму! Осторожнее, не зацепи каким-нибудь углом за ванты – все полетит в ад! – Отто командовал в полголоса, чтобы не услышали китаец или Карл. Он стопором зафиксировал лебедку, помог Кугелю завести шлюпбалку за корму, потом они вместе потравили тали, пока плот не лег на волну, подстрахованный канатом, – начав движение за яхтой, передние балки плота тут же оказались в буруне от встречного сопротивления воды. Фридрих по веревочной лестнице спустился на самодельный «дредноут» и, рискуя кувыркнуться в темноту океана, хотя и был подстрахован концом на поясе, отцепил тали от скоб, ухватился руками за перекладинку лестницы, ногой отпихнул страшное с начинкой сооружение подальше от собственной кормы. Отто немедленно потравил канат, чтобы плот поотстал, но не так далеко. С «Виктории» вряд ли могли заметить спуск какого-то темного предмета: небо и в самом деле заволокли низкие тучи. Море было темным, нелюдимым, и в душу невольно вкрадывалось ощущение быстро надвигающейся непогоды с возможным яростным штормом.
– Сколько минут еще ждать? – приглушенным голосом спросил Фридрих, едва поднялся на палубу. Подобрав тали, но не заводя шлюпбалку на место, присели перекурить после сделанного. Несколько раз глубоко затянувшись сигарным дымом, Отто поднес часы к лицу, сам себе посветил карманным фонариком.
– Через десять минут… Трави канат понемногу… Вот та-ак! – Отто крепился, но все же заметно было его невольное раздражение от того, что так медленно бегут секундные стрелки. И этой суеты рук у него никогда прежде не было, а теперь не знает, куда их засунуть.
Точно так же и его напарник, зная, что сейчас произойдет, не мог оставаться спокойным – одно дело, когда до роковой секунды было еще много времени и вроде бы сохранялась надежда, будто есть еще какие-то иные, ненасильственные варианты развития событий, и другое дело, когда это уже должно случиться сейчас вот, через несколько человеческих вздохов… Чтобы не молчать, Отто заговорил:
– Карл недавно положил яхту на новый галс, будем идти до следующего поворота минут двадцать… Как ты думаешь, китаец не приметил чего-нибудь неположенного ему видеть?
– Да вроде бы он и головы не поворачивал в нашу сторону, – ответил Фридрих, мысленно пропуская через память поведение матроса. – Он и шкотовые перетягивал спиной к нам, а теперь снова присел дремать у мачты. Видишь, как привалился, так и не движется, будто умер… – А про себя подумал, что если фрегаттен-капитан что-то заподозрит, то и китаец мелькнет пятками над фальшбортом, Отто не любит оставлять свидетелей.