– Но спасибо, как известно, в карман не положишь, на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь, – проворчал Крячко.
– Ладно тебе, не будь таким крохобором.
– Да я шучу. Мы же привыкшие и спасибом обойдемся. Ты мне лучше скажи, когда мы поедем устраивать торжественную порку нашему депутату.
– Чем быстрее, тем лучше.
– Тогда сегодня?
Лев Иванович немного помолчал, что-то обдумывая.
– Давай завтра. Есть у меня одна маленькая мыслишка. Я ее хорошенько обдумаю и попозже тебе все скажу.
– Не вопрос.
– Слушай, это сколько же лет такой ценный свидетель фактически сидел как хорь в норе.
– Да это не такой и редкий случай, – пожал плечами Крячко. – Некоторые вон всю жизнь молчат, и хорошо, если за пять минут до смерти все рассказывают. Вот только чего он так переживал из-за этого? Ладно был бы женщиной, да и то и они успокаиваются.
– Стас, да ты посмотри на него. Типичный интеллигент. А такие переживают за все что угодно, по поводу и без него. Меня вот больше другое удивляет – как они с этим прощелыгой Шилиным умудрились друзьями стать, да еще такими хорошими.
– Во-первых, они родственники, причем довольно близкие.
– Ну, это не аргумент. Не всегда между родственниками, даже близкими, прекрасные отношения.
– Не спорю, – кивнул Стас. – А во-вторых, мало ли случаев, когда противоположности притягиваются? Сколько раз видел, как лучшими друзьями становились абсолютно разные по духу и по интересам люди. Или муж с женой. Посмотришь и думаешь: е-мое, да как они вместе-то живут, ведь тоже абсолютно разные, непохожие и не подходящие друг другу. Но тем не менее.
– То-то и оно. Орлову, думаю, доложим после. Когда у нас на руках будет положительный результат.
– Поддерживаю. А я думаю, что он будет. Тут, Лева, та самая песчинка, которая сдвинет целый камушек.
– Это точно. Шилин наверняка убежден, что его кузен будет молчать всю жизнь о том происшествии.
– Ну и пусть. Как говорил Пушкин: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете».
– Вообще-то это Грибоедов, – заметил Гуров. – Его бессмертная пьеса.
– Какая разница. Все равно Александр Сергеевич.
– Ладно, знаток русской поэзии. Готовься морально к завтрашнему депутатскому разгрому.
– А чего готовится? – хмыкнул Стас. – Тут мы как пионеры. Хоть и без галстуков.
Сыщик посмотрел на часы, затем на Федорова. Тот держался уверенно для человека его интеллигентно-учительской натуры.
– Никита Владимирович, вы готовы? – спросил Лев Иванович. – Уверены, что сможете?
– Да, – ответил тот. – Уверен. Сколько лет это все тянулось. Пора бы уже поставить точку.
– Вот и правильно, – одобрительно кивнул Стас. – Тогда мы вас пока оставляем здесь. Как только понадобитесь, мы вас позовем, пройдете с нами.
Мужчина кивнул.
Все трое находились в здании следственного изолятора. По задумке Гурова, которая пришла ему в голову накануне, они со Станиславом решили устроить что-то вроде предварительной очной ставки или, если быть точным, предъявить Шилину слова его двоюродного брата как аргумент виновности депутата. Причем эти слова должен был сказать сам Федоров. Сыщику, конечно, не особо хотелось устраивать такую встречу, но он понимал, что такого человека, как находящийся в камере Шилин, могут и не убедить письменные показания его родственника или записанные Крячко на диктофон. Поэтому они решили оставить учителя в коридоре, чтобы просто пригласить в помещение, где будет проходить беседа, в нужный момент.
Депутат встретил их все с тем же невозмутимым видом. Наверняка ему придавало уверенность чувство безнаказанности, которое, похоже, стало его второй, или какой-нибудь еще по счету, натурой. А еще следователь рассказал Льву Ивановичу, что Шилин нашел себе неплохого адвоката.
– Здравствуйте, Виктор Анатольевич, – доброжелательно поприветствовал его Гуров.
– Здравствуйте, товарищ полковник, – неизменно вежливо отозвался арестант. – Снова допрос?
– А как же иначе? – Гуров с Крячко расположились на стульях напротив Шилина.
– Могу вам сказать: стоит ли меня в очередной раз допрашивать, если я вам уже все рассказал?
– Все ли? – хитро прищурился Стас.
– Абсолютно все, Станислав Васильевич. Вы ведь уже слышали, что я не пытался убить Юлию Бойкову и даже не имел такого умысла. Не говоря уже о Наташе Савиной, которую, к сожалению, убили. Так что вряд ли я вам еще что-то смогу рассказать сверх этого. А выдумывать мне нет смысла.
– Ну, положим, рассказали вы не все, – сказал Лев Иванович. – Кое о чем вы все же умолчали.
– И о чем же?
– Скажите, вам ничего не говорит имя Данилкиной Анастасии Алексеевны?
– Данилкиной? – переспросил депутат и как будто задумался. – Не припоминаю. А кто это?
– Если вы не помните, я напомню. Это ваша бывшая подруга. Ну, или возлюбленная. У вас были отношения, или что-то похожее на них, еще до знакомства с вашей женой.
– Анастасия… – повторил Шилин. – Ах да, припоминаю. Была такая девушка. Но я ее много лет не видел. У нас действительно был такой коротенький роман, но потом она куда-то исчезла, и все. Больше я ее не встречал.
– Это неудивительно. Потому что ее тоже убили. И сделали это вы, Виктор Анатольевич.
– Господи, – всплеснул руками собеседник. – Да вы, похоже, готовы все убийства города на меня повесить.
– Ну, прямо так уж и все, – возразил Станислав. – Только совершенные вами.
– Я же сказал, что никаких убийств не совершал.
– Виктор Анатольевич, мы бы охотно вам поверили. И даже поспособствовали бы тому, чтобы вы отсюда вышли, будь вы действительно невиновны, – вкрадчиво заметил Гуров. – Но, к сожалению, это не так.
– Правда? Впрочем, я уже устал объяснять вам обратное. Поэтому лучше спрошу так: у вас есть доказательства, что именно я виноват в тех убийствах, в которых вы меня обвиняете, – Насти и Наташи Савиной?
– Разумеется, – кивнул сыщик. – Без доказательств не было бы смысла вас здесь держать. Но они есть. Например, показания вашего двоюродного брата Никиты Федорова.
Лицо Шилина продолжало оставаться таким же невозмутимым, но Лев Иванович явно видел слегка проступающее через эту маску напряжение. «Ага, голубчик, – не без доли злорадства подумал он. – Вот и затрещал твой крепкий заборчик. Вот и обнаружилось в нем слабое местечко».
– И что же вам такого наговорил мой родственник?
– Он рассказал нам все. Как и когда вы убили Анастасию Данилкину.
– И вы поверили?
– А почему мы должны ему не верить?
– У нас с Никитой отношения, знаете ли, не очень. Но, раз вы с ним общались, наверняка видели, что он собой представляет. Мало того что типичный интеллигент, который и соврет – дорого не возьмет, так у него еще и не все в порядке с головой.
Крячко невольно усмехнулся.
– Это не шутка, и не для красного словца сказано. Мой двоюродный брат одно время посещал психолога. А это, согласитесь, уже о чем-то говорит.
– Но не всегда же о психическом заболевании или отклонении, – пояснил Гуров, подумав про себя, что тот жуткий случай и впрямь много лет не давал покоя учителю.
– Не спорю. Но, как известно, дыма без огня не бывает.
– Что верно, то верно. Но, если вы нам не верите, извольте ознакомиться с его показаниями.
Стас достал из приготовленной заранее папки нужные листки и протянул их депутату. Мужчина читал не торопясь и очень внимательно. На его лице по-прежнему не отображалось никаких эмоций, но, как отметил Лев Иванович, невозмутимости заметно поубавилось. Вместо нее появилось нечто похожее на отстраненность. Прочитав, он положил листки обратно на стол.
– Ознакомились? – осведомился сыщик.
– Да.
– И что скажете?
– То же, что и раньше. – Голос Шилина не изменился. Почти. Или Гурову показалось?
– Что вы этого не совершали, – не спросил, а сказал Лев Иванович.
– Именно так. Получается, ваш двоюродный брат тоже врет в каких-то своих целях? – поинтересовался Станислав.
– Да.
– Интересно, в каких же? Он вроде не политик, а простой человек, учитель…
– Я знаю, кем он работает, – перебил депутат.
Ага, вот уже и легкая нервозность проявилась, констатировал сыщик. А Шилин все-таки нет-нет да и следил за родственником. Несмотря на всю свою самоуверенность.
– И все-таки, Виктор Анатольевич, – продолжил он, – какой смысл Федорову оговаривать вас?
– У нас с ним в свое время вышло, так сказать, недопонимание.
– По поводу чего?
– Какое это имеет значение?
– Такое, что просто так подобными обвинениями не разбрасываются.
– Ладно. Никита обвинил меня в жадности и в краже денег.
– Но вы, разумеется, никаких денег у него не крали.
– Конечно! Зачем мне его деньги. Да мне бы и в голову не пришло красть у родственника. Тем более что мы очень дружили. Я бы ни за что не стал красть у лучшего друга, а уж у родственника – и подавно. Мне, знаете ли, и своих денег хватало.
– Если вы не верите, – сказал Крячко, – можете послушать. Думаю, вы не спутаете голос вашего кузена с кем-то еще.
Он достал телефон и включил диктофонную запись. Депутат слушал очень внимательно, и лицо его стало нескрываемо напряженным и даже немного мрачным.
– Тоже скажете, что ложь? – спросил Лев Иванович.
– Наговор, – хмуро заметил мужчина.
– Абсолютно уверены?
– Да, абсолютно.
– Хорошо, – не стал возражать Гуров, будто бы не заметив, как в голосе собеседника появились эмоции, и повернулся к напарнику: – Станислав Васильевич…
Вместо ответа тот кивнул и вышел.
– Что вы задумали? – уставился Шилин на сыщика.
– Ничего, – пожал плечами тот. – Никаких подвохов или обмана, Виктор Анатольевич. На этот счет можете быть спокойны.
Депутат как-то криво усмехнулся, но ничего не сказал.
Стас вернулся обратно. За ним шел Федоров. Последний, очутившись в одном помещении с двоюродным братом и увидев его, напрягся и даже слегка побледнел. Тем не менее на кузена он смотрел отчужденно и неприязненно.