— Что значит, не станет? — с возмущением посмотрел на него Кимми, все еще удерживающий Никлауса от болевого шока.
— Рене, ты думаешь, что у него «Рефаимская лихорадка»? — неожиданно спросил Шарги.
Вместо ответа профессор просто кивнул, но, поймав мой требовательно-вопросительный взгляд, пояснил:
— В долине происходило мало подобных случаев, еще меньше были задокументированы, поэтому информации очень и очень немного, — развел руками Рене. — Известно, что по какой-то загадочной причине Светимость рефаима вдруг начинает угасать. На первом этапе болезнь проявляется как банальная простуда, но постепенно день за днем состояние пациента ухудшается все больше и больше, пока Светимость окончательно не гаснет.
— Мы можем ему помочь? — интересуется Корк.
— Мы — нет, а вот она… — небрежно кивает мужчина в мою сторону. — Откровенно говоря, не знаю…
— И как это понимать?
Я смотрю на Темного с такой неприкрытой угрозой и злостью, словно это он заразил Никлауса, а теперь зажимает волшебный пузырек с антибиотиками.
— Лина. — Рене задумчиво ерошит волосы на затылке и хмурит брови, — у вас с Никлаусом одна Светимость на двоих. Вы способны чувствовать друг друга на расстоянии, и если плохо ему, то и тебе должно быть не лучше. В идеале, ты должна была заболеть вместе с ним пару дней назад, а сейчас лежать на соседней койке, мучаясь от жара… Но этого почему-то не происходит.
— И почему? — тихо интересуется Эми, зачем-то сжимая мое плечо своей крохотной ладошкой.
Профессор Дарон пожимает плечами и печально улыбается.
— Понятия не имею.
Посмотрев на бледного, измученного ранами и болезнью Никлауса, я неожиданно спрашиваю:
— Можно мне побыть с ним наедине какое-то время?
Кимми косится в сторону Корка, тот пожимает плечами и поворачивается к профессору Дейману, который переводит взгляд почему-то на Эмилию. По щечкам маленькой блондиночки бегут слезы, а в голубых глазах плещется отчаянье.
— Ты же поможешь ему? — с надеждой спрашивает она, сжимая мое плечо.
Мне не хочется давать ложных обещаний, которые вряд ли смогу выполнить. Не хочется потом видеть в ее добрых глазах укор, поэтому я говорю правду:
— Я попробую, Эми.
Помазанница Смерти кивает и, всхлипывая через каждый шаг, идет к дверям. Девушку нагоняет ее верный рыцарь — Шарги, а потом и все остальные Темные тянутся к выходу.
Едва мы остаемся одни, я наклоняюсь, осторожно целую сжатые в тонкую линию губы Никлауса.
— Светимость…
Как и раньше, чуждая мне сила повинуется моментально. Рой магических частичек света отделяется от бессознательного тела мужчины и поднимается вверх.
— Иди ко мне, — почему-то тихо прошу я, и этот маленький рой света послушно летит и прижимается к моей груди.
Словно надеется, что я смогу его согреть, словно могу заново вдохнуть потерянный свет. И неожиданно из глубин приходит понимание — а ведь действительно могу.
Прикрыв глаза, я тянусь к той части света, что подарил мне Доставала, черпаю ее со дна души и с благодарностью возвращаю обратно, и вместе с каждым покинутым светлячком, капля за каплей пропадает моя способность пользоваться магией…
И когда ко мне вновь возвращается такое знакомое, невольно уже подзабытое чувство пустоты, я открываю глаза.
Пускай мне опять перекрыт доступ к собственным возможностям, зато я вижу, как более тусклые огонечки Никлауса тянутся к моим все еще ярким светлячкам и постепенно окружают.
— Хочу, чтобы Темный жил, — хрипло шепчу я Светимости. — Возвращайся обратно и согрей его.
Мне до сих пор так и не стала понятна природа силы рефаимов. Как говорится, чужая душа — потемки. Но почему-то сейчас, наблюдая за тем, как постепенно в тело Никлауса возвращается отданная мне часть души, я точно знаю, что спасла его.
— Теперь все будет хорошо, — тихо шепчу, уже не сомневаясь в только что сказанном, а затем наклоняюсь и быстро целую Никлауса на прощанье в мокрый от испарины лоб.
— Люблю тебя…
Так и не приходя в сознание, Доставала едва заметно улыбается краешком губ, его дыхание становится ровным, а тело расслабляется.
Погладив по темным волосам, провожу пальцами по щеке и, словно смутившись своих действий, поспешно отдергиваю руку.
С трудом встав, заставляю себя выйти к ожидающим в гостиной Темным.
— Все будет хорошо, — опережая тысячи вопросов, говорю я, — но Никлауса надо срочно отправить в долину. Чем быстрее, тем лучше. Профессор, вы сможете среди ночи открыть портал на Темные земли?
Рене кивает и отходит в сторону, чтобы переговорить о чем-то с Кебилом и Гафсом, а Корк и Кимми идут проверить состояние Никлауса.
«Идут проверить, не добила ли ты нашего болезного», — устало смеется дракончик.
Грустно улыбнувшись, я, так ни с кем и не попрощавшись, покидаю секцию Темных и выхожу на улицу.
Глава 10НАМ НЕ НУЖЕН ПЛАН. МЫ СТРАШНЫ СВОЕЙ ИМПРОВИЗАЦИЕЙ!
Нелепая надежда, с которой я засыпала, что утром станет гораздо легче, разлетелась вдребезги, поверженная кулаком суровой реальности. Стоило отодрать себя от кровати и прийти на завтрак, как пошло-поехало…
Первым меня перехватил сердитый Юлик.
— Лина, в следующий раз думай полушариями, а не полупопиями, — накинулся приятель.
— И тебе доброго утра, — обиженно буркнула себе под нос, пристраиваясь в конец голодной очереди за едой.
— Учти, это я тебе кратко пересказал итог утреннего педагогического совета, где обсуждалась твоя вчерашняя выходка, — кипел от злости эльф.
И так как «кипел» он достаточно громко, то стоящие в очереди студенты навострили уши.
— Ты же едва его не убила! — громким шепотом продолжил наезжать на меня профессор Ратан. — Хорошо еще, что Темные не захотели предать это дело огласке, иначе… Боюсь даже представить, каким был бы резонанс в обществе.
Скептически оглянувшись по сторонам, я обреченно вздохнула. Будучи дипломатом города-королевства Гиз, Юлий серьезно ошибся, выбрав для разговора общественное место, полное любопытных студентов, имеющих хороший слух, бурную фантазию и неуемное желание поболтать.
Уже к концу второй пары все в Университете Магии и Ворожбы обсуждали главную сплетню дня: «Ангелина угрохала Темного».
Да-да! Не ранила, не избила, а именно убила.
И хотя я пыталась смыть со своих рук убийство, рассказывая, что ничего плохого с Хорстом не случилось, общественность категорически отказывалась верить. Для всех существовал неоспоримый факт: еще вчера Хорст своей двухметровой тушей мышц и кривой усмешкой внушал ужас студентам всех курсов и отделений, а сегодня его в универе нет. Кто последним видел Темного? Ангелина! Она на нем практиковалась.
Со всех сторон только и слышалось:
— А вы не в курсе, как проходят похороны на Темных землях?
— Ангелина? Та, которая с пятого курса? Это как же надо было довести ботаника, чтобы он всадил в тебя нож и перерезал глотку!
— Кто-нибудь видел, какого цвета кровь у Темных?
— Поговаривают, что теперь Темные разорвут дипломатические отношения и объявят войну…
Как ни странно, мои подопечные оказались словно в информационном вакууме — к Темным никто с расспросами не лез, зато меня не оставляли в покое ни на минуту.
В перерывах между занятиями вокруг ботаника, проклинающего чересчур громкий шепот Юлика, собирались любопытные сборища студентов, атакующих меня нелепыми вопросами типа «он что-нибудь прохрипел перед смертью?».
Окончательно добил Чиф.
Боевик разогнал своим авторитетом любознательную толпу вокруг меня, сел рядом и приобнял за плечи.
— Лина, — начал беседу звезда своего курса, — я, конечно, все понимаю, Хорст — он Темный, и в принципе так ему и надо было… Но ты сама подумай, где еще ты такого парня себе найдешь?
«Вот-вот!» — неожиданно поддержало боевика либидо.
— Он же любил тебя, — открыл мне Чиф глаза на очевидное и, подняв указательный палец вверх, подчеркнул: — Пойми, Лина, это не какая-то там сопливая влюбленность, которая проходит после парочки свиданий, у него к тебе все было по-настоящему. Короче, по-крупному он к тебе прикипел. Можно даже сказать, всей душой, а ты его прирезала…
Открыв рот от удивления, я медленно развернулась на стуле и внимательно посмотрела в глаза парня. Да нет, вроде не прикалывается. Вон какую серьезную моську сделал.
— Жаль, что у вас ничего не вышло, — искренне сказал Чиф. — Ну, удачи! — похлопав меня по плечу, так, что я едва не грохнулась со стула, боевик встал и ушел на свое место.
Оставшись одна, я даже не знала, плакать или смеяться. Хорошо, что рядом на освободившиеся места плюхнулись Натка и неразлучные Конни с Ролли.
— Ты как? — задабривая меня свежей булочкой с корицей, уточнила ведьмочка.
Схватив мягкую сдобу, я сжала ее пальцами и пообещала:
— Клянусь, что, если хоть кто-то при мне поднимет эту нелепую тему про смерть Крысеныша, я сорвусь, и вот тогда точно пойдут убийства. Массовые!
Друзья переглянулись.
— Лин, ты какая-то чересчур агрессивная, — пытаясь вызволить из моих пальцев булочку, заметил Конни.
— Согласен, — поддержал его лучший друг и предложил: — Может, тебе заняться йогой?
Язвительно фыркнув, я все-таки выпустила ни в чем не повинную выпечку и принялась салфеткой вытирать липкие от сиропа пальцы.
— Сомневаюсь, что стояние на голове под заунывные звуки флейты избавит меня от проблем.
«Конечно, лучше бегать от доберманов Крестного», — обиделась лень.
Но вопреки своей же клятве, убивать никого я не стала, хотя руки так и чесались. Посчитав, что это своеобразное искупление вины перед Никлаусом, я мужественно терпела любопытную общественность и молила светлую Богиню, чтобы случилось что-то более захватывающее и все, наконец, отстали от меня.
Увы, несмотря на возносимые молитвы, ситуация не менялась еще несколько дней по той простой причине, что новость о «гибели» Темного от рук теоретика-ботаника мало что могло переплюнуть.