– Так ты работал с ней? – спросила она.
– Очень даже плотно… Она была прекрасной медсестрой и хорошим человеком, каким сейчас и остается.
– А о каком Мишке она говорила? – почему-то стала смущаться под его взглядом Настя, теряя свою уверенность в том, что она ни за что не поддастся его чарам.
– Это ее сын, – неохотно ответил Петр.
– Ты что-то сделал ему? Ты оперировал его?
– Догадливая… раз я здесь работал хирургом, то, конечно, я оперировал ее сына. Заметь, успешно! Так что не бойся доверить мне свою коленку.
– Я уже сказала, что согласна… Мне кажется, что ты что-то сделал со мной.
– Легкий гипноз, – серьезно сказал Петр и рассмеялся, – шучу!
– Тоже мне «шутник»! Ты так и не ответил мне, что с твоей Светой?
– Ее выпустили под залог до суда, но я не хотел бы говорить о ней, – ответил Петр, маша рукой своей приятельнице Галине Петровне, приглашая ее подойти к ним.
Настя даже испугалась, что он сейчас потребует «продолжения банкета». Уж слишком разухабистым был его жест. Но Петр всего лишь спросил:
– А что у нас на сладенькое?
– Пирожное картошка и эклеры, Петр.
– Мне эклер с ванильным кремом, – заказала Настя, – и кофе с сахаром.
– Кофе только растворимый, – отозвалась Галина Петровна.
– Несите какой есть, – ответила Настя, – сахара одна ложка, теперь, на пенсии хочу перейти на нормальную человеческую пищу.
– Мне кофе без сахара, двойную порцию, – заказал Петр.
– Помню ваши пристрастия, доктор, – козырнула Галина Петровна.
– А кто внес залог? – гнула свою линию Настя, понимая, что выпила недостаточно для того, чтобы отключить мозги.
Петр с удивлением посмотрел на Настю.
– Ведешь себя как прокурор, а еще называешься балериной.
– Не называюсь, а была ею, а ты не увиливай от вопросов. Я тебе свою коленку доверяю, можно сказать, жизнь! А ты увиливаешь…
– Я! Я внес залог, успокойся! Мало того, я отозвал свое заявление, которое накатал сначала в порыве гнева. Я не хочу ей зла, честно говоря, я не испытываю к Свете плохих чувств, ни плохих, ни хороших… Ничего я к ней не чувствую, понимаешь? Причем уже давно… Сам виноват.
– Виноват, что не влюбился без памяти? За это, что, убивать надо? А потом добрый какой! В вашей любви-нелюбви я за что пострадала? Обо мне ты подумал?! – обиделась Анастасия.
– Только и думаю о тебе, а в гневе ты еще краше, – загляделся на нее Петр.
У Насти возникло острое желание запустить в него ну если не тарелкой, то хотя бы какой-нибудь едой, но на сегодня она уже перевыполнила свой план по избиению его красивого лица.
– Я серьезно! – воскликнула Настя.
– И я серьезно! Я жил с этой женщиной два года, и как бы я сейчас к ней ни относился, я ни за что не смогу прилагать усилия, чтобы засадить ее в тюрьму. Будет суд, пусть он все и решит, но, надеюсь, он примет во внимание, что я не настаиваю на жестком обвинении.
«Просто благородный рыцарь», – подумала про себя Настя, понимая, что и свою голову ей не удержать на плечах.
– А меня ведь тоже вызовут в суд…
– Ты думаешь, что я буду уговаривать тебя сильно не «топить» Свету? Плохо ты все-таки думаешь обо мне, можешь, говорить все, что сама считаешь нужным. Я отвечаю только за себя, – почесал затылок Петр. – И боюсь, что если я даже «починю» твою коленку, я все равно не реабилитируюсь полностью.
– А как ты себе все это представляешь? – спросила Настя. – Я имею в виду, где ты меня собираешься оперировать? По последним данным, ты и права-то этого лишен.
– Вот оно что… – задумался Петр. – Небось, Димка рассказал? Успел уже поведать об этой слезливой истории, как нерадивый ученик не спас жизнь своему учителю?
– Рассказал, заметь, я не спрашиваю у тебя, почему и как все это произошло. Я просто спрашиваю, как ты будешь оперировать, если ты лишен на это права?
– Я-то найду способ, а вот тебе огромное спасибо.
– За что? – удивилась Анастасия.
– За полное, даже, я бы сказал, безрассудное доверие. Ты все-таки храбрая женщина, я в тебе не ошибся. Ты уже подписалась на операцию к человеку, который лишен даже права этим заниматься. На войне ты бы первая выносила раненых с поля боя прямо с линии огня.
– Скорее, это безрассудство, а не храбрость. Просто не знаю другого способа отвязаться от тебя, – вздохнула Настя. – Да и про Свету свою не беспокойся, мне тоже по судам скакать не очень-то хочется, не буду я про нее ничего от себя лично добавлять. Расскажу, как было, а там пусть судья решает.
– Я о ней и не беспокоюсь, я о тебе беспокоюсь, – улыбнулся Петр. – А выписка сегодня из больницы отменяется.
– Это еще почему? – удивилась она.
– Оперироваться будем, не забыла?
– Что? Прямо здесь?! И прямо сейчас?! – Настя оказалась морально не готова к такому своему быстрому исцелению.
– У меня здесь несколько врачей знакомых, я оперировал здесь, и я все организую. Возвращайся в палату и жди. – Петр моментально стал серьезным и бескомпромиссным.
– Долго ждать? – спросила Надя, все еще не веря в происходящее.
– До завтра, больше не задержу. – Петр позвонил кому-то по телефону и, загадочно улыбаясь, принялся рассматривать Настю.
Вскоре к ним присоединился Дмитрий Игоревич в уже слегка помятом белом халате и с уставшим лицом.
– Вот вы где, парочка влюбленных с легкими ожогами, – прокомментировал он, садясь на третий стул верхом, – а я сегодня дежурный.
Петр вырвал из своей записной книжки листок, на котором он до этого расчертил какие-то схемы и предложения под пунктами.
– Дима, возьми вот эту девушку и организуй мне прямо сейчас в экстренном порядке все вот эти анализы и исследования.
Дмитрий Игоревич взял список и бегло прочитал.
– Ого!
– Денежную сторону я беру на себя, проведи как платного пациента, да и взятки давай любые, лишь бы вы все это сделали в кратчайшие сроки.
– Хорошо, постараюсь… – почесал затылок Дмитрий Игоревич и взял Настю за прохладную руку.
– Идем со мной, красавица.
– А ничего, что я после коньяка? – с круглыми глазами заговорщицы обратилась Настя к Петру.
– Это даже плюс, – успокоил он ее.
– Да?
– Ты от коньяка становишся лучше, – заверил он Настю, от чего и заслужил легкий подзатыльник.
Глава 12
В этот вечер Настя снова ощутила себя звездой паркета, только теперь не на сцене, а в больнице. Такая звезда больницы. Ее уложили на «каталку» и стали возить по всему отделению функциональной диагностики из одного кабинета в другой, из-под одного агрегата под другой агрегат, словно на карете. У нее взяли кровь из вены и пальца на какие-то экспресс-анализы, сделали рентген грудной клетки, в нескольких проекциях рентген ее коленного сустава, затем ультразвуковое исследование коленки и ее же исследование магнитным полем. Затем Насте ввели по вене на ноге какое-то вещество и снова сделали снимки, обследовав сосудистую систему у нее в ноге. Молоденькая медсестра с безупречным макияжем на лице, словно она работала в салоне красоты, сопровождающая Настю по всем процедурам, щебетала без умолку.
– Какая вы счастливая! Обследуетесь по настоянию самого Петра Соколова! Боже мой, я бы доверилась ему полностью! Такой хирург был! Его до сих пор у нас в больнице вспоминают.
Настя, в отличие от нее, совершенно не разделяла ее «щенячьей радости».
– Он вроде как головы оперировал, а тут нога…
– Вот именно! Что ему твоя коленка! – по своему перевернула эту информацию медсестра. – Словно аппендицит удалить тому, кто сердце умеет пересаживать. Петр не только головы оперировал, но и суставы и позвоночник, так что не волнуйся. К нему такие очереди из пациентов выстраивались. Каждый день был операционным. Вот и загнали врача. Он же тоже человек! Не выдержал такой нервной и физической трепки для своего организма. Вот и ошибся… Если бы просто ошибся на обычном человеке, уверена, что дело бы замяли. Хоть и не хорошо так говорить, у нас, как известно, все люди равны, но не всегда это так, и это тоже все понимают. Умер человек известный – его учитель, и виновного не найти нельзя было. А я хочу вот что сказать, – наклонилась к ее уху медсестра, – больший вред они причинили, отстранив такого хирурга от операций. Даже если он и загубил одну жизнь – тысячи жизней он бы спас, и поэтому Петр должен был бы работать.
Настя молча переваривала полученную информацию. Больше всего она не понимала, какого черта она с такой резвостью опять влезла в какую-то авантюру под действием этих темных чар, то есть глаз.
– Скажите, а вы его девушка? – поинтересовалась медсестра.
– Я?! – даже испугалась Настя. – Конечно нет! Как только такое в голову могло прийти! Его девушка сейчас в тюрьме будет сидеть, а впрочем, туда ей и дорога!
– Да ладно скрывать-то! Мы Петру все счастья хотим. У нас все девчонки в него влюблены были, а он был влюблен в свою работу. Некогда ему было по серьезному устраивать свою личную жизнь. Я всегда знала, что девушка, которую он полюбит, будет особенная.
– Что же во мне особенного? – удивилась Настя.
– Ну, как же… не скромничайте. Такая милая, такая изящная, балерина…
– В прошлом…
– Это не важно! Вон у вас как носочки-то на ногах вывернуты, это с вами на всю жизнь останется. В общем, личность весьма творческая, не тушуйтесь. Вон как покраснели-то, а говорите, что не любовь. А что тогда любовь в наше раскрепощенное время? Вот ко мне все время пристают какие-то типы и, узнав, что я медсестра, очень радуются. Мол, я чистенькая от половых инфекций, или даже если что и подхватим, то сама и вылечу потом. Что это? Любовь? Пошлость и гадость! А вот Петр себя бы так никогда не повел, он – романтический герой! Эх, везет тебе, Настя! Не пропадешь ты с ним! – гнула свою линию медсестра.
«Ой, подведет меня под монастырь ваш романтический герой», – про себя подумала Настя, но озвучивать не стала.
Наконец-таки все исследования закончились, и ее откатили обратно в палату. Она успела уже притомиться за такой период времени и даже собралась поспать, провалившись своим сознанием в небытие. Из сладкого сна ее грубо вытащили, тряся за плечо.