Натренированный мозг недолго искал решение.
Соседской дочери едва исполнилось восемнадцать. Немного старше Нины. Фигуры у них разные, рост и внешность тоже. Но главное отличие в том, что эта девушка без памяти в него влюблена, не подозревая, что кроется за обаятельной внешностью. Она будет только рада. А он сможет выпускать пар, буквально протянув руку. В любое удобное время. Формально даже не нарушая закон.
Да, есть риски, но это самый быстрый и, признаться начистоту, самый долгосрочный вариант. Всегда можно закрыть глаза и приказать ей молчать, чтобы не видеть лицо, которое не принадлежит Нине, и не слышать голос, который ей тоже не принадлежит.
Он будет осторожным и строгим. Она ничего никому не расскажет. Ее родители ни о чем не догадаются. Его репутация останется безупречна. Заподозрить офицера полиции? Безумие. Они сами себя разубедят, сами себе не поверят. А уж чтобы чадо не проболталось, он лично позаботится. Пригрозит расставанием, переездом, шантажом. Или наобещает золотые горы. Девушки обожают запретные отношения, тайные романы и прочее в этом роде. Главное, чтобы не болтнула кому-то из подружек, не удержавшись.
Лоуренс Клиффорд решился. Он поднялся с постели, оделся и вышел на задний двор. Там он без труда перелез через невысокий забор и оказался на чужой территории. Как раз сюда выходило со второго этажа окошко спальни Джессики, так, кажется, ее зовут (или Дженнифер?).
В том, что она не откажется, Ларс был уверен на девяносто семь процентов. Впечатление девственницы она не производила, поэтому и ломаться долго не должна. А если он ошибается, всегда можно немного надавить, соблазнить, увлечь. Сделать вид, что давно и безнадежно влюблен. Последнее раздвигает ноги быстрее всего. Позволь женщине почувствовать себя особенной, и она будет готова ради тебя на все.
Офицер стал подыскивать мелкие камешки под ногами, чтобы попасть по стеклу и разбудить девушку, если она спит. Сейчас он понял, что даже не взглянул на время. Но, судя по цвету неба, стояла глубокая ночь.
Единственное, о чем он думал на тот момент, так это о том, что придется зажимать ей рот, чтобы она не разбудила своих же родителей. Да и вообще, чтобы просто ее не слышать.
Episode 3
Засунув папку с документами под мышку, он обстоятельно закурил и стал осматриваться, обеими руками облокачиваясь на перила входной лестницы.
Здание огибало парковку буквой H с разной длины боковыми черточками, что выглядело очень знакомо. Вон и спортзал отдельной пристройкой. И вязы с клумбами, и стадион с разбитой дорожкой и стершейся краской. Точь-в-точь как в Саутбери. И учителя на тех же самых машинах приезжают на работу. Только здесь они почище.
В этом несуразном, словно бы бутафорском строении из белого кирпича и бетона в два этажа ему предстоит доучиваться еще полтора года. Новая жизнь, новый город, новая школа. Похожая на старую. Может, и с жизнью будет то же самое.
Он глубоко затянулся, затушил окурок о перила и выстрелил им на капот чьей-то серебристой «тойоты».
На первом этаже было тихо, шаги отзывались печальным эхом, как в огромном пустом доме. Охранник у входа молча проводил его взглядом по-над очками и продолжил заполнять какой-то журнал в своей будочке. Возможно, принял за нового учителя? Потому что на ученика он мало смахивал. Хотя и на учителя тоже мало. Разве что на учителя физкультуры.
Пока оставалось время, хотелось осмотреться. Он двинул по этажу в поисках чего-нибудь интересного. Например, неплохо было бы найти расписание. Но нашлось кое-что получше. Слева и справа от выхода во внутренний двор висели пробковые стенды с фотографиями. На одном было крупно выведено «ШКОЛА ГОРДИТСЯ ВАМИ», на другом – «ВАМ ДОЛЖНО БЫТЬ СТЫДНО».
«Должно быть, – подумал он, внутренне усмехаясь, – но стыдно ли? Видимо, нет, раз эта надпись существует».
Доска позора и доска почета немыми стражниками стояли у дверей. Чтобы каждый, кто заходит и выходит, так или иначе обращал внимание на самых лучших и самых худших учеников. Вот где вся соль этого заведения. Любопытно будет ознакомиться.
Он подошел ближе и начал с левой стороны. Здесь фотографии крепились в аккуратных белых уголках, каждая была подписана по схеме: имя, фамилия, заслуги. Три ряда по десять ячеек были заполнены всего наполовину, зато на правом стенде места явно не хватало.
Итан Гардинер, – прочитал он под снимком классического ботаника, но с каким-то злым, затравленным взглядом за полированными стеклами очков, – отличник по всем дисциплинам, призер окружных олимпиад по математике, географии, химии, литературе, победитель олимпиады штата по математике и информатике.
Ясно, вундеркинд местный. Тоска аж до тошноты. Он мельком просмотрел остальных, ни на ком особо не задерживаясь. Все тут были какие-то одинаковые, даже лица казались шаблонными – отличники, стобалльники, олимпиадники, победители, лучшие спортсмены, социально-активные и культурные деятели…
Он поймал себя на желании скорее перейти ко второму стенду.
И не ошибся. Во-первых, здесь было больше фотографий, в основном приколотых на кнопки за нехваткой места. Во-вторых, провинности оказались куда интереснее (и показательнее) самых впечатляющих заслуг. «Бросался едой в столовой, провоцируя остальных», «запер девочек в раздевалке», «курила марихуану в туалете во время урока», «украл из медпункта ампулы со спиртом» (и не вернул, – было приписано ручкой – явно кем-то из учащихся).
А весело у них здесь.
Со своим характером и способностью вляпываться в неприятности он в этот список тоже вскоре попадет, несмотря на то, что ему сказано не высовываться (хотя бы первое время). Эта мысль позабавила его, но тут же он нахмурился, заметив что-то странное.
Лица повторялись. Нет, точно. Пара учеников почему-то присутствовала на обоих стендах. И там и здесь их фотографии висели рядышком, словно закадычные друзья. Хотя, конечно, очень маловероятно, что парень и девчонка в старших классах могут приятельствовать. Слабо в такое верилось.
Еще более удивительным было то, что проступки у них оказались одинаковые. Кража тележки из супермаркета с целью сдачи на металлолом, неоднократное проникновение на частную территорию, участие в потасовках, срывы уроков. Целый список, за который легко можно исключить из школы. Но их почему-то не исключали. И кажется, он догадывался почему.
Он вернулся к первому стенду и проверил свою теорию. Ну, разумеется. Светлые умы – буйные головы. Таким все прощается. Девчонка – многократный призер олимпиад и участник научных симпозиумов по физике и естествознанию, паренек – ровно то же самое. Только у девочки значились еще и хоккейные достижения, да такие, что можно присвистнуть. Особенно если сам когда-то был в этом спорте.
Он стал разглядывать фотографии приятелей (в том, что эти двое кентуются, теперь не осталось сомнений). Юноша с жирной кожей и вьющимися болотно-русыми волосами такой формы, будто вдавлены головным убором, который не снимали годами и вдруг сняли ради снимка, в мешковатой одежде не по размеру, весело смотрел в камеру ясными голубыми глазами и криво улыбался. Он производил впечатление простоватого и в общем-то добродушного чувака, но со специфическим чувством юмора. Наверняка хороший друг.
Девчонка в камеру не смотрела. Она смотрела немного в сторону, с насмешливым выражением, и едва сдерживала улыбку, сжимая губы так, что на подбородке появилась рябь. Как будто кто-нибудь отплясывал сбоку от фотографа и корчил ей рожи, показывая средний палец на обеих руках. Вообще-то, если бы не имя, на девчонку она мало смахивала. Помятое заспанное лицо, ни следа косметики, растрепанные короткие волосы и неряшливая одежда.
Фото оказалось достаточно хорошего качества, чтобы разглядеть рубец от подушки на щеке. Как будто ее разбудили от двадцатичасового сна и тут же заставили сфотографироваться, не позволив ни умыться, ни причесаться. Впрочем, ее бомжеватый дружок выглядел не лучше. Стоят друг друга.
И все-таки в голове не укладывалось, что эта парочка висит на обоих стендах, и написано о каждом так, будто про разных людей. Диссонансное сочетание хулиганства и научных достижений. А у девчонки еще и фамилия такая странная. Как будто итальянская, что ли.
Его ленивые размышления прервал недалекий хлопок где-то в районе второго этажа, и тишина взорвалась водопадом битого стекла. Он даже вздрогнул от неожиданности и сразу посмотрел во внутренний двор. Сверху действительно осыпались кусочки бывшего окна, но у проема уже никого видно не было. Заразительный смех, сам по себе напоминающий звон стекла, зазвенел по коридорам, а следом за ним – сдавленный, задыхающийся, низкий. Этот второй как будто пытался успокоить первый, но они заходились в приступе удушья снова и снова.
Совершенно к этому непричастный, он спросил себя, почему ему не нравится происходящее, какое ему до этого дело? Во-первых, непонятно, что смешного в разбитом окне, чтобы так хохотать, во-вторых, это какое-то глупое детское хулиганство, в-третьих, и это раздражало больше всего, он не видел, кто смеется. Ярко выраженные эмоции обычно требовали идентификации, а источники звука прятались где-то на этаж выше.
Охранник, как он заметил, поднялся не сразу. Как будто уже знал, что происходит и кто в этом виноват, поэтому сначала дописал строчку в журнале, а затем пошел разбираться. Мужчина еще не успел дойти до лестницы на второй этаж, как вдруг все резко смолкло, и в воздух петардой взвился высокий женский голос, недовольный происходящим. Кажется, этих двух быстро увели, куда надо.
Он почувствовал удовлетворение от финала этой маленький трагикомедии.
Секунд через десять раздался звонок, везде пооткрывались двери, даже там, где их, как казалось, раньше не было, наружу потекли ученики. И школа загудела, заговорила, зажужжала на сотни разных голосов. Первые минуты на него не обращали внимания, а потом стали приглядываться, оборачиваться и шептаться. Очень ожидаемо при его внешности или, сказать точнее, комплекции.