Многие плакали, но сопротивления он не встречал, даже намека, иначе остановился бы. В этом его самоконтроль осечки не давал. Все было гораздо проще: ни одна девочка в здравом уме во всем Уотербери не стала бы кричать и звать на помощь, увидев, как кто-то вроде Ларса Клиффорда пробирается в ее комнату через окно с отчетливым намерением во взгляде. Это было равносильно визиту любимого актера, фотографиями которого завешиваешь комнату, а перед сном смотришь на них в надежде, что запечатленный в глянце человек приснится тебе в эротическом сне. Поэтому глупость в виде отказа даже не рассматривалась как возможный вариант событий, причем обеими сторонами.
Случалось, самые смелые из них сами намекали ему на посещение, зная, что он не откажется. Девочки определенного возраста средней школы Уотербери знали о необычном «хобби» Ларса, но никто из парней или взрослых не имел об этом представления, информация предназначалась исключительно для девичьих ушей, и по понятным причинам утечки быть не могло.
Клиффорд, пристрастившийся к подобному времяпровождению, словно к героину, не находил в себе сил игнорировать намеки на визит. Особенно это касалось тех, кто был чуть младше него, к ним юноша питал особую слабость, о природе которой не задумывался, и готов был простить любые ошибки (а чужая глупость обычно выводила его из себя).
У всех, кого он посещал, имелись свои комнаты с возможностью запереть дверь изнутри (это оговаривалось заранее), иначе было бы слишком рискованно. Если игра не стоит свеч, он за нее не берется. Правило простое, но никогда не подводит. Лоуренс Клиффорд не из тех, кто надеется на удачу и действует наугад. Он сам создает для себя благоприятные условия, используя точный расчет и теорию вероятности, и никогда не согласится на переменные, которые потенциально разрушат его план. Как бы привлекательны (и юны) они ни были.
Этот час в душной мокрой постели с тихоней-отличницей Энни Киз был самым сладким за последние месяцы. Сейчас Ларс вспоминал микрособытия этой близости с легкой дрожью в теле. Несмотря на удовлетворение, граничащее с новым возбуждением, он знал наперед, что не пройдет и получаса, как приятный осадок бесследно улетучится, оставив вместо себя гнилое опустошение, словно в старом склепе. Пристально глядя через зеркальный портал на мирно сопящую Энни, он не испытывал симпатии или умиления к той, что принесла ему временное наслаждение, предоставив доступ к своему субтильному телу.
Ларс был уверен, что гормональная химия внутри взрослеющего мужчины (и соответствующие ей потребности) не имеет ничего общего с настоящими чувствами, источник которых находится в голове. Однажды пережитые, эти эмоции больше не возвращались, а надежда вновь испытать эмоциональную привязанность из ничтожной превратилась в ненужную. Зато быстро удавалось забывать о посещаемых, что значительно упрощало ему жизнь, чего не скажешь о тех, кто принимал гостя. Ларсу в голову давно пришла аналогия: если бы человек помнил обо всех яблочных огрызках за свою жизнь и испытывал на этот счет муки совести, он бы сошел с ума.
Клиффорд-младший погашал естественную потребность, словно бы выплачивал еженедельную ренту за сущность человеческую, падкую на удовольствия и плотские страсти, и больше ничего, кроме этой выплаты, его с людьми не связывало, больше незачем ему было с ними взаимодействовать настолько близко. В остальном ему хватало собственной личности и исследования ее интеллектуальных границ. В этом была его правда, до того чистая, что даже горькая.
Преодолев поток ненужных, но навязчивых мыслей, Ларс оторвал взгляд от зеркала и обернулся через плечо. Реальность оказалась прозаичнее и скучнее отражения (так бывало всегда), его, как он заметил, довольно легко романтизировать и даже увлечься этим ввиду приятной иллюзорности зазеркалья. Лоуренс старался избегать сентиментальности, как и любой другой переменной, мешающей рационально жить.
Если говорить прямо, перед ним сейчас раскинула углы небольшая захламленная комната девочки-подростка, кричащая обо всех ее увлечениях и достижениях. Натренированный подмечать детали, пытливый взгляд ничего не упустил. Должно быть, он мог поведать об Энни даже больше, чем ее так удачно отсутствующие родители. В этой комнате жизнь девочки разделилась на до и после, а сама она безмятежно спала, натерпевшись боли, о которой вряд ли будет жалеть. Боли, которая открывает двери во взрослую жизнь, потому что за все приходится платить.
Есть ли во всей истории человечества более обыденный сюжет, чем только что свершившийся? Ларс готов был поручиться, что нет. Ощущать себя безотказно работающей шестеренкой вечного механизма движения «жизнесмерти» было смутно приятно. Как будто выполняешь то, что должен, находишься на своем месте в уравнении неизбежного взросления – в той самой роли, что никогда не устареет, покуда существуют люди и их потребность к размножению.
Осмотревшись, юноша приступил к привычному ритуалу: бесшумно передвигаясь по комнате, собрал свои вещи, натянул джинсы и коричневый свитер, затем методично уничтожил следы своего пребывания, стараясь не упустить ни одной мелочи – от сдвинутых вещей, к которым прикасался, до презервативов и надорванной упаковки из-под них. В ближайшем будущем ни одна улика не должна раскрыть, что он побывал в этой комнате и что в ней сделал. Разорванные трусики Энни с мультяшным рисунком, как будто повстречавшие когтистую лапу, тоже придется ликвидировать: у родителей от такой находки могут появиться вопросы, а пропавшая вещь вызывает меньше подозрений, чем испорченная.
Что еще? Ну, разумеется, самое основное, без чего редко обходится, и в этот раз не обошлось. Ларс неслышно распахнул лэптоп девочки и проклацал по маленьким и аккуратным, словно пластиковые зубки, клавишам. В строке поиска выстроилась фраза: вывести свежую кровь с одежды. Поиск. Готово. Если она не идиотка, то воспользуется подсказкой. Глупой Энни Киз точно не казалась, значит, все путем, и пора убираться отсюда.
Ларс подошел к окну, ведущему на внешнюю железную лестницу с тыльной стороны здания, и медленно приподнял раму на нужную высоту, стараясь шуметь как можно меньше. Энни не должна проснуться сейчас, когда он, не попрощавшись, покидает ее обитель тем же путем, каким и попал в нее. В идеале ей нужно проспать минимум полчаса, чтобы Ларс успел нарастить дистанцию.
Он ненавидел неловкие сцены, равно как и пустые разговоры, гарантированные в случае, если «обработанная» не спала, поэтому предпочитал удаляться таким образом, чтобы избежать бессмысленных действий. При появлении долгие беседы тоже не велись: юноша коротко озвучивал свои намерения и переходил от слов к действиям, а в процессе и подавно ничего не говорил.
Благодаря своей ловкости мальчик довольно быстро оказался снаружи. Повиснув на наружном подоконнике, он несколько секунд раздумывал, не оставить ли окно открытым. С одной стороны, стоило проветрить комнату: воздух там густо напитался интимными испарениями и его парфюмом. С другой стороны, на улице прохладно, и разгоряченная сейчас Энни может замерзнуть… нет, вовсе не здоровье девочки беспокоило его на самом деле! Если не закрыть окно, она может услышать, как он уходит, и проснуться. Нежелательный исход.
Предстоял опасный прыжок от окна на лестницу, практически спиной вперед, с оборотом на лету. Все-таки прикрыв окно, Ларс немедля оттолкнулся от него, перегруппировался в воздухе и с лязгом врезался в металлические перила. Благо сразу удалось зафиксироваться на них руками и ногами, как какой-нибудь жук. Цепко хватаясь за прутья, мальчик продолжил движение к сетчатому пролету.
Немного погодя юноша достиг земли обеими ногами и мельком глянул на уровень третьего этажа. Никакого движения ни в ее окне, ни в соседних. Он остался инкогнито, все по расчетам. Ларс глубоко вдохнул очищающий воздух ранней весны, оправил свитер, сунул руки в карманы и побрел прочь. Промозглый ветер взъерошивал белоснежную шевелюру, казавшуюся матовой при отсутствии прямых солнечных лучей. Ему было хорошо и спокойно.
С Лорой они встречались чуть более полугода, пока ее отец не решил переехать. Точнее, ему пришлось это сделать из-за финансовых проблем. Девушка была без ума от Ларса, ведь он красиво и галантно ухаживал, воплощая собой все, чего только посмеет желать юная мисс. Он мог бы честно назвать это время самым эмоционально насыщенным в своей жизни. Пусть оно закончилось без возврата, но о нем приятно вспоминать.
Возвращаясь мыслями к Лоре, мальчик нащупывал твердое убеждение в том, что обладание тем, чего долго и усердно добивался, реализует истинную сущность человека, делает его счастливым до умиротворения. Остальное – полумеры.
Несмотря на болезненное расставание, избежать его было невозможно, и Ларс запретил себе впадать в уныние. На удивление, его самоконтроль оказался столь высок, что внутренний запрет сработал с точностью физического закона. Мальчик пережил разрыв легче, чем ожидал, и точно легче, чем отчаявшаяся и непрерывно рыдающая Лора. Он подозревал, что задушить в себе чувство сильной привязанности удалось только благодаря тому, что его эмоции навсегда деформировались, если не сказать атрофировались.
Свою первую любовь он позабыл, но с тех пор активно интересовался девушками ее возраста и младше, словно пытался зашпаклевать ими кровоточащий где-то глубоко внутри гештальт. Лоуренс Клиффорд ни с кем не встречался и ни к кому не привыкал, у него физически не получалось влюбиться – даже при условии, что кто-то из кандидаток, возможно, достоин был его симпатии.
Заработав статус эгоистичного сердцееда, он осознавал, что не нуждается в чем-то ином, чувствует себя полноценным и уверенным без постоянной пары, а самое главное – в этом нет фальши или притворства перед самим собой. От переизбытка гормонов, побуждающих терять рассудок от «любви», юноша, в отличие от сверстников, не страдал: всегда удовлетворенный, его организм так же мало нуждался в интимной привязке к кому-то конкретному, как и в мастурбации. С самого начала вопрос решался естественным путем, и пока изменений не предвиделось.